Лин Гамильтон - Воин мочика
11
Я все еще никак не избавлюсь от наваждения. Порой мне снится, как я стою на какой-то далекой планете — быть может, на необитаемой луне или на мчащемся через космос затерянном астероиде. Пыльная поверхность испещрена следами падений тысяч метеоритов. Предо мной возвышается одинокий холм, склоны его изрыты и изъедены давно отгремевшими бурями. Кругом ни души. Некогда в этом пустынном месте жили люди, я знаю это, знаю наверняка. Кости их белеют повсюду. Есть и иные следы: обрывок истлевшей ткани невдалеке, под ногами — клок черных волос. Марево встающего в дымке далекого солнца окрашивает их в красный цвет. Во сне я слышу призрачный шепот давно ушедшего народа, чувствую прикосновения рук в пыльных ветрах, что жалят лицо. Серро-де-лас-Руинас.
Мои планы поговорить со Стивом были нарушены неким небольшим происшествием на рынке, которое отметило прибытие в Кампина-Вьеха одного из самых беспринципных людей, каких я только встречала на своем веку. Мировая грязь — называл его Стив. Случайное столкновение с ошеломляющей скоростью понесло нас прямиком к катастрофе. Тогда я никак не могла понять: уводят ли меня все эти события все дальше от цели, или же, наоборот, вплетают новую нить в запутанный клубок, который я так отчаянно пытаюсь распутать. Впрочем, совершенно неважно, что я думала, — меня, как и всех остальных, с головой захлестнул бушующий поток.
Мы со Стивом и Трейси как раз были на рынке — пробирались среди высоких, в человеческий рост банановых груд в поисках авокадо. Инес взяла выходной, так что мы поехали в город запастись провизией. Трейси присоединилась к нам, чтобы в очередной раз позвонить домой (мне эти ее звонки уже начинали казаться настоящей манией, но, вероятно, я просто слегка ревновала). Мы мило болтали, как вдруг Стив остановился — да так резко, что Трейси едва не налетела на него.
— Черт! — пробормотал он, вглядываясь куда-то вдаль. — Только не говорите, что мне померещилось. Черт! Черт! Черт!
Мы с Трейси изумленно уставились на него, а он сорвался с места и потрусил прочь, бросив нам через плечо:
— Встретимся в «Эль Мо» через час.
Мы следили за тем, как он проталкивается через толпу и спускается по лестнице на нижний уровень рынка. Наконец Стив поднырнул под болтающийся за одной из палаток брезент и скрылся из виду.
— Что все это значит? — спросила я Трейси.
— Понятия не имею, — безмятежно отозвалась она.
Похоже, вывести Трейси из себя было очень непросто. Наверное, когда ты с детства наделен красотой, умом и богатством, поневоле начинаешь чувствовать себя неуязвимым.
— И что теперь будем делать? — спросила она.
— Наверное, закончим с покупками, а потом купим себе по пиву и будем ждать, — пожала плечами я. Если Трейси не волнуется, то мне-то с какой стати нервничать?
Однако в баре при ресторане «Эль Мочика», более известном под сокращением «Эль Мо», мы оказались позже, чем рассчитывали. Оставалось сделать еще довольно много покупок, а кроме того, мы несколько раз сталкивались со студентами — сегодня у всех был выходной, а потом встретили Ягуара с Пачамамой и тоже остановились поболтать. Когда мы вошли в бар, Стив уже сидел там — поник в кресле и даже головы не поднял.
Он ничего не сказал и после того, как мы заказали пиво. Трейси не выдержала:
— Стив, ну поговори же с нами! В чем дело? За чем или за кем ты гнался?
Стив устало поморщился.
— Одним словом, точнее, двумя словами: el Hombre. Тип, которого местные величают только el Hombre.
El Hombre? Человек. Неужели кто-то вздумал величать себя просто Человеком? Я чуть было не рассмеялась вслух, но что-то в выражении лица Стива меня остановило. Но не Трейси.
— Какое дурацкое прозвище! — воскликнула она. — А кто это такой на самом деле и почему решил назваться таким именем?
Стив вздохнул.
— El Hombre? Убей бог, понятия не имею. Может, не хочет, чтобы местные знали его настоящее имя, хотя с какой стати ему скрытничать, когда он делает все абсолютно у всех на виду, ума не приложу. Не знаю. Может, ему кажется, что так оно величественнее звучит. Его зовут Этьен Лафорет. Француз. Из Парижа. Он торгует произведениями искусства, держит шикарную галерею в Париже, на Левом Берегу. Мошенник первостатейный. Мировая грязь. Я не видел его здесь уже пару лет, но раньше он приезжал сюда каждый год, а иногда и по нескольку раз. Действует всегда по одному шаблону. Въезжает в город на дорогущей машине, заходит в пару баров и выставляется, швыряя деньги направо и налево. А как продемонстрирует всем и каждому, что кошелек у него набит до отказа, находит себе подходящее жилье, паркует свою пижонскую машину — в этом году золотистый «мерседес» — прямо перед входом, чтобы сразу было видно, где он живет, а сам садится, как паук в засаде, и ждет.
— Чего ждет? — удивилась я. — И не рискует ли он, так открыто демонстрируя свое богатство в этих краях? Не означает ли это самому напрашиваться на неприятности?
Стив поглядел на меня, как на наивную дурочку.
— Он не напрашивается на неприятности. Он и есть самая настоящая неприятность. С ним никто не связывается. А ждет он, разумеется, чтобы ему несли краденые древности. Так все в городе знают, что он здесь, что он готов покупать и где он живет.
— Под крадеными древностями вы подразумеваете… — начала я.
— Всевозможные предметы доколумбова периода. Он специализируется на мочика.
— Вы говорите, что он просто-напросто сидит и ждет, чтобы ему несли краденное? И даже не прячется? Сидит прямо в холле отеля?
— В доме. Как правило, он снимает себе целый дом. В этот раз — тоже. Маленький белый домик с круглым окошком на втором этаже на улице Калле, номер семь, рядом со скобяной лавкой. Я проследил за ним. Дом окружен высокой стеной, во дворе растет дерево, а с противоположной стороны улицы никаких окон — так что никто не увидит, чем он занимается во дворике или у дверей. Однако перед домом есть парковка, так что все знают, где он живет. Идеальная диспозиция.
— А куда смотрит полиция? Неужели они ничего не могут поделать?
— Наверное, могут. Но не станут. У него репутация человека безжалостного, так что все боятся с ним связываться.
— Зато продавать ему не боятся!
— Да, — вздохнул Стив. — Это точно.
— Но ведь предметы культуры мочика нельзя вывозить из страны, — продолжала горячиться я.
Стив одарил меня еще одним взглядом в стиле «ты что, с Луны свалилась?».
— Судя по всему, какие-то способы все же есть. Уверяю вас, этого типа еще ни разу ни с чем таким не поймали, когда он летит обратно в Париж.
Мы все ненадолго умолкли, задумавшись. Стив мрачно глядел в пивную кружку.
— Я-то думал, он здесь уже не объявится, — наконец произнес он. — Последние пару лет он орудовал дальше к югу, а в наших краях, насколько я слышал, ничего интересного не обнаруживали. Что же означает его появление? Пожалуй, надо будет навести справки.
Я не совсем поняла, что он подразумевает под «наведением справок», однако времени задумываться сейчас не представилось. У входа в «Эль Мочика» возникла какая-то суматоха, и Стив обернулся взглянуть.
— Давайте уйдем, — сказал он, швыряя деньги по счету на стол и так и не притронувшись к пиву. — Это место потеряло былое очарование.
Я сидела спиной ко входу и, в свою очередь, повернулась взглянуть, что так вывело Стива из себя. Краем глаза я успела заметить вырисовывающийся на фоне яркого солнца темный силуэт. El Hombre? Я повернулась к Стиву, чтобы задать вопрос, но в том не было никакой необходимости: лицо его говорило само за себя. К тому времени, как мы добрались до выхода, el Hombre уже скрылся в холле направо от бара.
Ужин в тот вечер прошел куда тише обычного. Мрачное настроение Стива перекинулось и на всех остальных. В выходные Инес, которые совпадали с перерывом в раскопках, вся компания — за исключением Пабло, проводившего эти дни с семьей в городе, и Хильды, которая весь день просиживала у себя в комнате, наверняка напиваясь там в лежку, — набивалась в кухню, чтобы вместе готовить ужин. Иногда к нам присоединялся кто-нибудь из студентов и процесс получался довольно-таки шумным.
Ральф, холостяк, любил готовить и делал это более или менее сносно. Ему поручалось главное блюдо, polio, курица, которую он запекал в пропановой печке. За способность вырубаться в самый ответственный момент Ральф эту печку иначе чем «чертовой перечницей» не величал. Мне доверяли закуску, и я пыталась воспроизвести инесову papas a la Huancaina, картошку с сыром, луком и перцем в том самом соусе, который так понравился мне в первый вечер. Трейси специализировалась на десерте и готовила пирог или крем-карамель. Стив осуществлял общее руководство, что, помимо всего прочего, подразумевало следить, чтобы стаканы поваров не пустели. И хотя произведенные нами блюда ни в какое сравнение идти не могли со стряпней Инес, мы неизменно объявляли их кулинарными шедеврами — и, в некотором смысле, так оно и было. Иногда по ходу дела выключалось электричество, а уж печка гасла почти всегда, словом, препятствий хватало, но мы браво их преодолевали. Трейси, как всегда, просила кого-нибудь из нас отнести поднос к Хильде и оставить его под дверьми спальни, однако поутру он чаще всего оставался нетронутым.
