Сергей Донской - В Россию с любовью
Принцип работы адского механизма Громову был приблизительно понятен. Взрыв в кабине самолета прозвучал не сразу после того, как термос открыли, значит, вызван он был не встряской и не свинчиванием колпачка. Версию о применении дистанционного управления Громов отбрасывал по той простой причине, что среди остатков мины присутствовали детали простенького датчика.
Обычно применяют три вида датчиков, реагирующих на механическое воздействие, на свет или на резкий звук. В данном случае преступники выбрали режим изменения температуры. Для этого достаточно было установить датчик противопожарной сигнализации, который можно отыскать в любой гостинице. Кофе в открытом термосе остыл до нужной кондиции, вот и все. Хватило каких-то двух-трех паршивых градусов, а остальное было делом техники. Особо мощного заряда в замкнутом пространстве не потребовалось: приборы вышли из строя, произошла разгерметизация, ослепленные и раненые пилоты потеряли управление самолетом. Они только-только набирали высоту, и успеть что-то сделать до столкновения с землей шансов у них не было.
Вообще-то, как предполагал Громов, взрыв должен был произойти где-нибудь над предгорьями Чечни, после чего улики оказались бы на дне труднодоступного ущелья. Ведь термос остыл бы до критической температуры и сам по себе, без постороннего вмешательства. Просто здоровое любопытство Северцева ускорило неизбежный конец. Не наткнись он на термос, у следствия еще долго не имелось бы ничего, кроме догадок и предположений. Почему же пилот избрал столь неподходящее время для ревизии своей сумки? И каким образом в ней оказался дьявольский сюрприз?
Вопросов, как в начале любого дела, было значительно больше, чем ответов. Но разрешить некоторые из них Громов намеревался уже сегодня. Пока душа рабы божьей Ларисы не отлетела слишком далеко от грешной земли.
* * *— Все-таки не сидится тебе дома, майор, как я погляжу, — откликнулся полковник Власов на приветствие Громова, выжидательно застывшего у порога. — Ну, коли так, то проходи, герой нашего времени. — Приглашающий жест завершился звучным шлепком ладони по крышке письменного стола. — Хвастайся своими достижениями.
— Да хвастаться пока вроде нечем, — осторожно признался Громов, занимая место напротив своего непосредственного начальника.
— Почему это нечем? — Удивление Власова можно было бы принять за совершенно искреннее, если бы не язвительные интонации в его голосе. — Преступника обезвредил, причем вооруженного и очень опасного. С ножичком. Мирным гражданам на радость. Потеха!
— Поскольку дело начинал я, то мне сам бог велел его завершить, — сухо заметил Громов.
— Бог? — изумился Власов. — Не знаю такого. Не числится он в нашем Управлении. Так что для тебя я всевышний, майор. Един в трех лицах.
— Между прочим, я в аэропорту очень даже кстати оказался, — напомнил Громов, мучаясь от необходимости оправдываться и что-то доказывать.
— Куда же без тебя! — радостно подтвердил Власов. — Ты ведь у нас главный специалист по портативным компьютерам! Кстати, — он заинтересованно склонил голову к плечу, — ты случайно не в курсе, что за беда с изъятым ноутбуком приключилась? Наши коллеги просто в отчаянии, понимаешь. Задержанный, правда, твердит, что чемоданчик сам по неосторожности раскокал, но особого доверия к его словам у меня нет. Может, ты прояснишь ситуацию?
Громов пожал плечами, давая полковнику возможность интерпретировать его жест как угодно. Тот, однако, гадать не стал, проворчал, сопроводив фразу рубящим жестом:
— Твоя работа, дело ясное. Только разве тебе было приказано свою страсть к знаниям удовлетворять, а, майор? Личная инициатива в общении с бабами хороша, а не на службе!
Намек на Ларису? Громов так и не сумел определить. Читая нотацию, Власов, как всегда, умудрился выбрать такой ракурс, что глаза его совершенно спрятались за посверкивающими стеклами очков. Голос его оставался преисполненным желчи, а вот взгляд… Шут его знает, что выражали в этот момент полковничьи глаза. Громову, во всяком случае, чудилось, что они глядели на него без особого укора.
— Каюсь. — Он слегка наклонил голову. Странное дело, но поза его сделалась при этом вовсе не виноватой, а очень даже упрямой.
— Кается он! — недовольно буркнул Власов, апеллируя неизвестно к кому. Может быть, к портрету президента за своей спиной? Или к господу богу, не состоящему на службе в ФСБ?
Это не имело значения. Первоочередной задачей Громова было убедить начальника поручить ему дальнейшую раскрутку дела. Доводов у него хватало. Лишь главный мотив — желание поквитаться за Ларису — был загнан в самый дальний уголок сознания, чтобы ненароком не вырвался наружу.
— Исповедоваться дальше? — Громов смягчил жесткое выражение лица улыбкой, которая мало соответствовала его истинному настроению.
— Попробуй, — буркнул Власов. — Только на отпущение грехов особо не рассчитывай.
Обмен этими якобы шутливыми репликами немного разрядил обстановку. Можно было приступать к главному.
— При изучении мной материалов дела обнаружилось одно любопытное обстоятельство, — заговорил Громов, разглядывая сцепленные пальцы своих положенных на стол рук.
— Неужели? Выкладывай. — Власов резко повернулся в кресле направо и включил скрамблер, установленный на тумбе возле стола.
Громов лаконично поделился с ним своими соображениями насчет термоса, рассеянно наблюдая за ровным свечением изумрудного индикатора прибора по созданию электромагнитных помех. Это означало, что ни одно произнесенное в кабинете слово не достигнет посторонних ушей, но тот факт, что начальнику особого подразделения ФСБ приходится остерегаться возможного прослушивания, говорил о многом. Например, о том, что, заботясь о безопасности государственной, не грех памятовать и о своей собственной. По окончании доклада Власов вновь направил отблески своих хитрых очков прямо в глаза собеседнику и коротко спросил:
— Материалы расследования из памяти компьютера удалить догадался?
Громов покосился на аппарат, предназначенный для создания помех, делающих невозможной запись беседы, и подтвердил:
— Разумеется.
Дело было не в недоверии к современной технике. Она-то, может, и не подводит. А вот современные люди…
— Ты уверен, майор? — настойчиво поинтересовался Власов. — Думается мне, что у тебя остался какой-нибудь сувенир на память. Дискета, например. Ведь так?
Глаза Громова, отражавшие сверкание полковничьих очков, выглядели не более выразительными, чем направленные на них стеклышки. Он знал, что последует в случае утвердительного ответа. Дискету придется положить в требовательно протянутую руку Власова или отказаться сделать это и удалиться с гордо поднятой головой. Но это будет первый и последний его демарш в Главном Управлении Федеральной службы безопасности. Прямиком в отставку, и это еще не самый плохой вариант. Когда тебя посылают подальше в ФСБ, то никогда не знаешь, где окажешься в следующий момент. Что Макар туда телят не гонял, так это уж точно.
Не дождавшись ответа, Власов неожиданно снял очки. Взгляд у него оказался немного обиженным. С часто мигающими глазами и розовой полоской, оставленной на переносице дужкой очков, он походил на пожилого преподавателя, раздосадованного упрямством ученика.
— Зря ты так, — буркнул он, бесцельно перебирая бумаги перед собой.
Громов пожал плечами. Это могло означать как согласие, так и сомнение, и еще много всякого разного или вообще ничего.
Молчание, наступившее в кабинете, сделалось тягостным, как нехорошее предчувствие, которое порой накатывает без всякого повода. Тишина была столь пронзительной, что Громов отчетливо услышал, как хрустнули позвонки Власова, когда тот покачал головой, прежде чем бросить в пространство:
— Забыл ты, кому служишь, майор. Напомнить?
Громов слегка приподнял одну бровь: мол, любопытно.
— Президенту! — отчеканил Власов не то что по слогам, а по буквам. Для убедительности он наугад ткнул большим пальцем в стену за своей спиной, на которой красовался портрет первого руководителя государства.
— А президент? — буднично спросил Громов и сам же ответил: — Народу. В том числе и родственникам тех людей, которые в самолете ни за что ни про что погибли. Их там восемь душ было, наших, не говоря уже об иностранных. — «И не считая Ларисы, — добавил он мысленно. — Она погибла в другое время и в другом месте, но виноваты в ее смерти те же самые твари».
— Ну-ну. — Власов, недовольно морщась, повертел в руках очки, как бы решая про себя, не пора ли снова спрятать за ними глаза. Не спрятал. Обратил глаза на собеседника, преувеличенно щуря их, будто стремился разглядеть то, что прежде ускользало от его внимания. — И что из этого следует?
