Енё Рейтё - Остросюжетный детектив

— Я предлагаю вам, — хрипло проговорил голландец, — каждому по миллиону, если…

— Деньги вам не помогут, — ответил Ламетр. — Вы разыгрывали из себя добродушного, щедрого господина, одной рукою жертвуя на благотворительность, другой же лишая людей чести, обрекая их на смерть, готовя гибель тысячам ни в чем не повинных туземцев. Скажите, Ван дер Руфус, как поступили бы вы на моем месте?

Ответом было долгое молчание…

— Мне кажется, — негромко проговорил Альфонс, — что сейчас самое важное — вовремя сообщить военным властям обо всем случившемся.

— Правильно. Члены экспедиции останутся здесь, с нами пойдет только кто-нибудь один, — распорядился Ламетр. — Остальные вместе с туземцами присмотрят за алмазами и пленными.

Прежде чем отправиться в путь, мы допросили членов «исполнительного комитета». Они сразу же выложили все, что знали. Белый господин, который так громко кричал утром, (Ван дер Руфус), прибыл сюда совсем недавно, опустившись с неба в широком месте реки, где она разливается почти, как озеро.

— Гидроплан! — воскликнул Альфонс.

— Он был один? — спросил Ламетр.

— Нет, господин. С ним появилась красивая женщина. Они сразу же приказали, чтобы мы отправились на другой берег, схватили там четырех белых людей и привели их сюда. Но нам удалось захватить только одного — тебя, господин. Других троих с тобой уже не было.

— Где сейчас машина? Это важно.

— О чем ты говоришь, господин?

— О большом, ревущем духе!

— Он вернулся вместе с той женщиной в место, где она семь дней будет ждать белого господина.

— А где она будет его ждать? — сдавленным взволнованным голосом спросил Альфонс.

— В доме на берегу моря.

— В путь!.. Это дом миссии!

Мы отправились в сопровождении десяти воинов фонги. Вместе с нами пошел и Фрезер, геолог экспедиции.

Оставалось еще три дня. Господи, если бы нам удалось вовремя попасть в домик, где ждет графиня Ларошель. Но надежды на это было мало.

Три дня прошло, пока мы добрались до того племени, у которого отдыхали и получили проводника по дороге в Тамарагду. Мы с унылым видом уселись в одной из хижин.

— Не будем слишком ненасытными, — проговорил я очень разумно. — В последнюю минуту, как в картах, удача отвернулась от нас. Не могло же нам везти во всем.

— Это справедливо, — ответил Чурбан, — но все-таки, если мне не удастся вышибить мозги Турецкому Султану, я буду считать себя невезучим.

И он начал рассеянно протирать монокль Пивброка шелковым платком Ван дер Руфуса.

— Почему же это? Может, ты думаешь, что кто-то тебя боится? — спросил, вваливаясь в дверь, Турецкий Султан.

Мы подпрыгнули так, словно неожиданно обнаружили, что сидим в осином гнезде.

— Вот он!

— И что? Может, вы думаете, что это я от вас прятался? — вызывающе спросил Султан и вытащил из кармана кухонный нож.

Дело дошло бы до драки, но капитан и Альфонс стали между нами.

— Ребята, — сказал капитан, — надо выслушать каждого.

— Кроме этого типа! — рявкнул Хопкинс, вытаскивая длинный кривой нож вождя фонги.

Капитан, однако, схватил его за плечо.

— Audiatur et altera pars! (Пусть будет выслушана и другая сторона!) — проговорил он умиротворяюще и, похоже, эти несколько слов очень подействовали на Хопкинса.

— Что-то в этом и впрямь может быть, — ответил он задумчиво. — И вообще, я был ранен в голову, — добавил он неуверенно, похлопывая себя по затылку.

— Говори, Турок, — вмешался Альфонс — Все спокойно выслушают тебя — самое большее, свяжем, если нам не понравятся твои объяснения.

Турок немедленно толкнул Альфонса в грудь и снова схватился за свой кухонный нож.

— А что? Думаешь, я тебя боюсь? Думаешь, ты тут сильнее всех? Глядите, какой призовой борец нашелся… Еще и Альфонс будет мной командовать.

Капитан с трудом успокоил Турка, рвавшегося в драку со всеми нами.

— Да утихомирьтесь же, — вмешался наконец и Мазеа.

— И вы тоже командовать? Что? За кого вы меня принимаете? — Мы втроем схватили его, но он продолжал вовсю чертыхаться. — Руками размахивать не шутка! Для этого ума не надо… Выйдем-ка, поговорим…

Мы уже готовы были начать приносить ему торжественные извинения, когда он наконец сел и, все еще тяжело дыша, закурил.

— Я, конечно, прятался от вас и даже удирать приходилось, но не потому, что кого-то боюсь, а потому, что я был инкогнито.

— Ты бы поближе к делу, — мирно предложил я.

— Тогда дайте сигарет, — ответил он агрессивно, — я только что последнюю выкурил.

Хопкинс презрительно кинул ему несколько русских папирос с длинным мундштуком, позаимствованных у Мусовского.

— Началось, все, — повернулся Турок ко мне, — когда ты и Хопкинс пришли на баржу, а я сидел там, завернувшись в скатерть.

— Да, началось все тогда, — кивнул Хопкинс, нервно перекатывая из угла в угол рта окурок сигары.

— Терпение, Хопкинс, — С ошеломляющей наглостью Турок добавил: — Выше голову…

Хопкинс устало опустил глаза, но промолчал.

— Когда я сидел на барже, — снова закурив, начал Турок, — на палубу неожиданно поднялся неизвестный молодой человек. Он спросил у меня, кто хозяин баржи. Я ответил, что хозяин уехал в Гибралтар, а я оставлен здесь сторожить судно. Тогда он спрашивает — нельзя ли оставить здесь на несколько дней один ящик. Я говорю, что можно, но придется заплатить. Он предложил пятьсот франков, и я согласился. Через час он привез ящик, и мы убрали его в трюм. Я получил задаток — двести пятьдесят франков. Вечером ко мне зашел один дружок, и я все спустил ему в карты. После этого мы основательно выпили, и утром, проснувшись, я обнаружил, что кто-то украл у меня и одежду, так что пришлось завернуться в скатерть. Я ждал, что придет владелец ящика с остальными деньгами, но он все не появлялся. Тогда я спустился в трюм и заглянул в ящик. Там не было ничего, кроме трупа.

— Как выглядел труп? — спросил капитан.

— Невысокий, плотный мужчина, лысоватый, с широким, немного вздернутым носом.

— Капитан Мандер, — пробормотал Ламетр.

— Да, это был он. У него была прострелена голова. Я понимал, что, если меня найдут в обществе трупа, быть беде, но не мог уйти без одежды. Положение было отчаянным, оставалось только ждать — а вдруг появится идиот, у которого мне удастся выманить хоть какую-нибудь одежку. Так оно и случилось. Пришли Хопкинс и Копыто. Не один даже, а двое. Ну, я ушел в костюме Хопкинса. И тут, через каких-нибудь пару минут, я увидел того парня, который оставил мне ящик. Он сидел на террасе ресторана с женщиной. С графиней.

— Кем был этот человек?

— Один морской офицер по фамилии Хиггинс.

— Хиггинс… — удивленно прошептал капитан.

— Да… Но тогда он был в штатском. Я подошел к нему и попросил объясниться. Он заговорил со мной очень ласково, а графиня, внимательно посмотрев на меня, сказала, что ей нужен храбрый человек и предложила работать для нее. В результате я очутился у нее на вилле, отлично поел и попил, и графиня сказала, что я буду получать по две тысячи франков в месяц, пока буду на службе. Потом она попрощалась со мной, потому что ее позвали в другую комнату к телефону. Я, однако, не вышел, а решил подслушать ее разговор. Беседовала она с тем офицером, Хиггинсом. Среди прочего я услышал: «Ночью отправитесь на баржу и ликвидируете содержимое ящика… Если там кто-то будет, позаботьтесь, чтобы он не смог ничего разболтать…» Не задерживаясь больше на вилле, я поспешил на баржу. На палубе никого не было. В трюме я обнаружил форму капитана, а в ящике — Хопкинса, мертвого, судя по всему. В этот момент пришли Копыто и Альфонс. Сначала они хотели убить меня, а потом мы вместе отправились за Квастичем. Мне было ужасно неприятно, что из-за меня с Хопкинсом стряслась такая беда, и по дороге я, чуть поразмыслив, отстал, вернулся на баржу, надел на Чурбана валявшуюся в углу форму капитана и оттащил его в один из соседних переулков. Потом позвонил по телефону в военный госпиталь и сообщил, что там-то и там-то лежит раненый капитан. Это был единственный способ обеспечить Чурбану быструю и, к тому же, первоклассную помощь.

— Исключительно разумно, — сказал Мазеа. Капитан тоже кивнул.

Чурбан молча грыз ногти.

— После этого я вернулся к графине. Ничего не поделаешь, служба есть служба. Тем более, что должность меня устраивала. Водить машину, размахивать револьвером и давать в зубы я умею неплохо. Я постоянно следовал за графиней в большом закрытом автомобиле, чтобы в любой момент быть под рукой. Я был ее телохранителем, получал много денег, роскошно жил и вращался в хорошем обществе — вот только вас приходилось побаиваться. Графиня была уверена, что я переметнулся на ее сторону и предал вас, тем более, что она видела, как Копыто гнался за мною. Но она не знала, что каждый раз, когда грозила беда, я письменно предупреждал вас. Этот остолоп, — Турок выразительно посмотрел на меня, — может благодарить меня за то, что до сих пор еще жив. Я предупредил его, что графиня использует его глупую доверчивость…