Ольга Хмельницкая - 33 счастья
У Алены на глазах выступили слезы. Она опустилась перед аспирантом на колени и взяла в свои руки его ладонь.
– Он очень горячий, – сказала Защокина, – прямо-таки весь горит.
«Это я просто вспотел, пока держал полиэтилен», – подумал Дима.
За их спинами «ЗИЛ» взревел двигателем, но не двинулся с места. Колеса грузовика бешено вращались, расплескивая грязь, но он не только не продвигался вперед, но и, казалось, отъезжал назад.
– Он закапывается все глубже, – сказал Манусевич.
– Грузовик надо толкать, – добавил парень с усиками и замахал своими руками-палочками. – И подкладывать под колеса ветки, кирпичи и доски. Правда, – признался он, слегка сконфузившись, – в этом вопросе я глубокий теоретик.
В этот момент из кабины высунулась голова водителя.
– Молодежь, подтолкните! – закричала голова.
Бубнов с интересом наблюдал за этой картиной, не забывая время от времени закатывать глаза и стонать.
Алена, Леша и Миша кинулись толкать грузовик, по колено увязая в грязи. Упереться им было совершенно не во что, поэтому молодые люди скользили и падали в черно-рыжее месиво, а потом вновь поднимались и принимались подталкивать «ЗИЛ» вперед.
Машина при этом не продвигалась ни на сантиметр.
– Ну давайте, давайте! – подбадривал молодых людей шофер.
Вдруг из-под капота вновь вырвалась струя пара.
– Ах, чтоб ему, – выругался водитель, заглядывая под капот, – опять патрубок лопнул, не выдержал нагрузки. Но ничего, сейчас я его замотаю еще крепче.
– Нет, так не пойдет, – сказала Марьяна, глядя на аспиранта, – неизвестно, сколько времени займет повторный ремонт патрубка, а также непонятно, удастся ли вытолкнуть отсюда грузовик. А в случае аппендицита дорога каждая минута, у Димы может развиться перитонит. Поэтому, думаю, его надо нести. На носилках. До Краснодара.
Профессор Слюнько выступил вперед.
– Я готов, – сказал он.
– А как же барионикс? – спросила его Филимонова.
– Барионикс бариониксом, – сказал Игорь Георгиевич, – но тут на кону стоит человеческая жизнь. Поэтому ты иди с Защокиным и его сотрудниками, а я доставлю в больницу Бубнова. Это мой долг. Я несу за него ответственность.
Бубнов, притворно корчившийся на мокром асфальте, от удивления вытаращил глаза. Он никак не ожидал от своего научного руководителя такого благородства.
– Я тоже буду его нести, – сказала Алена, – мы подружились и даже поцеловались. Я теперь как бы его девушка. Поэтому я тоже не могу оставить его в беде.
– Вы вдвоем Диму не донесете, – произнес Манусевич. – Поэтому я тоже пойду с вами. Будем сменяться.
– И я тоже, – сказал Алексей, потирая свои длинные, худые и совершенно не тренированные руки, болевшие от напряжения. – Мы образуем две пары и будем нести носилки по очереди. Только так мы сможем доставить заболевшего Диму до больницы быстро. Наука наукой, но коллегу я в беде бросить не могу.
Миша вынул нож, вырезал две крепкие палки, привязал поперечины, обмотал их бесхозной мешковиной, найденной в кузове «ЗИЛа», и положил сделанные таким образом носилки на дорогу рядом с Димой.
Алена, Слюнько, Алексей и Миша подняли Бубнова и кое-как уложили его на получившееся средство транспортировки.
Александр Павлович вышел вперед.
– Я не буду вас задерживать, – сказал он Алене, Алексею и Мише, – вы совершаете благородный поступок. На вашем месте я поступил бы точно так же. Я горжусь вашим решением. Но больше всего, – сказал он, – я горжусь вами, Игорь Георгиевич. Все знают, что вы много лет пытались найти хорошо сохранившийся скелет барионикса. А сейчас, когда ответы на все вопросы близки, вы бросаете мечту всей своей жизни ради заболевшего аспиранта. И это правильно! Это благородно! И очень по-человечески.
Слюнько коротко кивнул и пожал Защокину руку.
– Жизнь человека важнее, чем вся наука мира, вместе взятая, – сказал он, стараясь, чтобы это прозвучало не слишком пафосно.
Тут только Дима понял, что он наделал. Фактически его нежелание держать, наравне со всеми, полиэтиленовую пленку над капотом привело экспедицию к срыву. Но признаться во лжи Бубнов уже никак не мог.
Шаги приближались. Ева замерла. Потом заметалась. С одной стороны, самым легким вариантом было – положить яйцо на место и спрятаться под стол. С другой – отверстие в стене неизбежно привлекло бы внимание похитителя, он бы принялся обыскивать комнату и нашел безоружную Еву. Еще немного подумав, Ершова приняла соломоново решение, положила тяжеленное яйцо обратно, нырнула под стол и затаилась в надежде, что в темной комнате дырка в стене не привлечет к себе внимания.
«Надеюсь, он также не заметит, что яйцо трогали», – подумала девушка, стараясь не дышать.
Человек вошел в комнату. Он не спешил. Ева увидела ноги похитителя, приближавшиеся к столу, и замерла. Человек наклонился на яйцом и что-то поправил. Ершова боялась вздохнуть. В носу у нее зачесалось.
«Ну как всегда», – с неудовольствием подумала девушка, активно дергая носом и стараясь не чихнуть.
Ноги похитителя были у самого лица Евы. Ершова принюхалась, но запаха табака не уловила. Видимо, человек не курил.
– Моя прелесть, – прошелестел голос сверху.
«Чокнутый, – подумала девушка, – он просто маньяк! Похитил яйцо, чтобы им любоваться. Если бы его интересовали деньги, то он бы шептал что-то о выгоде».
В носу у Евы чесалось все сильнее. Столик был маленький, и Ершова едва-едва под ним помещалась. Она очень боялась, что у нее вылезет либо нога, либо рука, либо попа, и поэтому сжималась в комок. На ее счастье, похититель был полностью поглощен яйцом и не смотрел на стены.
– А-а-а, – бесшумно открыла рот Ева, намереваясь чихнуть, но тут же крепко прижала руку к губам.
Мелкая известковая пыль кружилась в воздухе, забивалась в нос и уши и щекотала все тело.
«Это просто ужас что такое, – подумала девушка, – последний раз такая проблема у меня была на концерте классической музыки. Все тело зудело и чесалось. Но тогда это хотя бы не угрожало моей жизни».
Ситуация осложнялась тем, что Ершова боялась шевелиться и старалась не дышать. Человек совсем близко. В пещере было тихо. Малейшее неловкое движение – и похититель Еву обнаружил бы. Чихнуть хотелось все сильнее. Ева зажала рот рукой и перестала дышать вообще. Щекотание в носу нарастало. Наконец девушка не выдержала и оглушительно чихнула. Но именно в этот момент по пещерам опять разнесся дикий вопль. Похититель коротко выругался, повернулся и вышел из комнаты.
Виктория лежала на полу туннеля в кромешной тьме. Во всем ее теле постепенно нарастали боль и оцепенение. Яд разносился по организму, проникая в самые дальние клеточки, и постепенно убивал девушку. Дышать становилось все труднее. В темноте вокруг беспомощной Сушко слышались какие-то шорохи, стук маленьких лапок, шелест.
«Или это мне все кажется? – подумала девушка. – Яд отравляет мозг».
Быстро нарастала дрожь. Тело начал бить озноб. Организм сопротивлялся, как мог, но доза была смертельной.
– Я не хочу умирать, не хочу, – плакала Сушко, – ни за что ни про что, из-за какой-то ядовитой букашки!
Девушка старалась дышать глубже, но верхнюю часть ее тела постепенно сковывало холодом. Шея в месте укуса болела, словно там ее прижигало раскаленное железо. Перед глазами Виктории плыли яркие пятна.
«Я хочу на свежий воздух, – думала девушка, – умереть на воле, а не в этих затхлых казематах, кишащих ядовитой дрянью. Хочу неба, солнца, свежего ветра, вкусных булочек и еще – поговорить с мамой, которую я не видела уже несколько лет. Как же я могу умереть, когда мир так прекрасен, когда я так молода и в моей жизни наконец-то появилась любовь?»
Из ее глаз катились слезы. Двигаться Сушко не могла. Она просто лежала, откинув голову, горько и беззвучно рыдая, и ожидала скорого мучительного конца.
Вдруг в темноте туннеля что-то шевельнулось.
Не паук, не букашка и не летучая мышь. Это что-то было размером с человека и приближалось к лежавшей навзничь Виктории.
– Юрий? – хрипло проговорила Сушко, едва-едва ворочая распухшим языком. – Это ты?
Тень не отвечала. Кто-то, скрытый тьмой, стоял над распластавшейся на полу туннеля девушкой.
– Кто вы? – попыталась спросить Виктория, но не смогла выдавить ни звука.
Человек наклонился. Сушко не чувствовала ни ужаса, ни паники, только удивление. Она все равно была обречена, ей оставалось жить всего несколько минут – до тех пор, пока яд не достигнет сердца.
Чья-то холодная рука коснулась предплечья девушки. Секунду спустя в ее тело вонзилась острая игла шприца.
Бубнова осторожно уложили на носилки.
– Не трогайте живот и не трясите его слишком сильно, – предупредила Марьяна, – если у него перитонит, то это может ему навредить.
– У нас есть градусник, мы можем измерить вашему коллеге температуру, – сказал Защокин, глядя на аспиранта с сочувствием.
