Валерий Ильичёв - Прощание с облаками (сборник рассказов)
Трунов не возражал, и Смелков начал разговор издалека:
- Вера Степановна, расскажите нам о своей подруге все, что хотите. Нам это важно, чтобы составить свое представление о погибшей и, может быть, это поможет нам выбрать правильное направление поиска.
И Вера Степановна начала свой рассказ сначала сдержанно, а потом все более увлекаясь. Она оказалась отличной рассказчицей. Ее воспоминания о давно ушедших людях - их общих с Ниной Ивановной знакомых были весьма занимательны. Чувствовалось, что Вера Степановна сама увлеклась и перед нею оживают яркие картины давно прошедших дней. Смелков лишь умело ставил ей наводящие вопросы, стараясь максимально приблизить рассказчицу к интересующей его теме. Но все пока было напрасно. Большинство из тех, о ком говорила Нина Ивановна, уже умерли, либо по состоянию здоровья были уже не в состоянии удушить кого-либо. Внезапно Вера Степановна прервала свой рассказ:
- Да что там говорить. Теперь все а прошлом. Мы, старики, никому не нужны. Живем воспоминаниями. Я давно уже не выхожу из дому: нога отказывает. Даже к телефону доковылять лишний раз не могу. Только спрошу у соседей, кто звонит. А узнав, говорю: "А. жива ещё подруга. Ну передайте ей привет и что я ещё жива". А больше и не о чем говорить, разве что о своих болячках. Правда, всегда поднималась, если звонила Нина. Любила я ее: независтливая, добрая была душа. Не могла отказать никому и ни в чем. Представьте себе, полгода назад объявился внук друга её покойного мужа...
Смелков насторожился и по лицу Трунова понял, что и тот почуял новый след. А Вера Семеновна продолжала:
Вы же знаете, когда появляется человек, напоминающий приятное для тебя прошлое, то встречаешь его как родного. Конечно, Нина его лично не знала, да и самого друга мужа - Платонова никогда живым не видела: репрессировали его в 30-е годы. Но муж Нины часто его вспоминал, говорил об его рано загубленном таланте исследователя и свято хранил бусы, привезенные ему в подарок этим другом из какой-то экзотической экспедиции ещё до революции. И вот вдруг объявился внук и стал просить у Нины фотографию деда: у них-то в семье все пропало во время войны и эвакуации. А он задался целью восстановить генеалогическое древо своей семьи, "Для детей и внуков, - говорит, это важно. А мне уже самому пятьдесят лет стукнуло и пора о себе память оставить". Конечно, Нина отказать не могла. У неё была единственная фотография, на которой муж и его друг сфотографированы вместе. Внук обещал переснять и вернуть. Ну Нина и согласилась на время расстаться с. фотографией. Он фото взял, а перед тем как уйти, сказал, что в семье помнят историю с бусами, подаренными мужу Нины Ивановны, и попросил в память о деде для домашнего музея ему эти бусы отдать. Но Нина ему отказала, сказав, что и ей тоже очень важна эта вещь в память о муже. А после его ухода позвонила мне расстроенная.
Я, - говорит, - отказала хорошему человеку в его просьбе. Но эта вещь уже столько лет хранится у меня. И муж ею очень дорожил. Мне просто невозможно расстаться с дорогой для меня реликвией". Видите, какая чудачка: не отдала своей собственной вещи и ещё казнила себя: человека обидела! Я её тогда еле успокоила: этому внуку, если деда помнит, и фотографии достаточно". Только не слушала она, переживала очень.
Вера Степановна немного помолчала, а потом продолжила:
А через месяц позвонила мне: не возвратил внук фотографию. Попросила вместе с нею к нему домой проехать, благо паспорт он ей свой показал при посещении, чтобы не думала, что он самозванец. Одна она стеснялась ехать, и я - калека вынуждена была с ней тащиться. Приехали, встретил нас радушно. Живет-то один: сын получил квартиру в другом конце Москвы. Извинился, сказал, что был в срочной командировке и поэтому не успел вернуть фото вовремя. Угостил нас чаем. Интересный оказался человек, историк, Да и Нина у нас - эрудит. Посидели, поговорили. Когда уже ехали обратно домой, Нина мне о нем сказала: высокообразованный человек - редкость для этого поколения.А Нина была скупа на похвалу. Вообще редкая была женщина по доброте и уму. А теперь её нет и я одна на этом свете осталась. - И Вера Степановна горько заплакала.
А Смелков, подождав, когда старушка успокоится, естественным тоном задал вопрос:
- А, может быть, этот Платонов что-нибудь знает? Вы нам не подскажете его адрес?
Вера Степановна кивнула:
- Будьте любезны, молодой человек, подойдите к буфету. Там под подносом лежат всякие бумажки, нужные и ненужные. На. обрывке листочка я на всякий случай записала адрес этого человека. Если, думаю, Нина преставится, то оповещу его. Все не одна я провожу её в последний путь, да все никак не собралась поехать: сил не осталось, а телефона у него нет.
Смелков, быстро перелистав пачку бумажек, нашел нужн"й адрес, переписал его и они с Труновым, попрощавшись, вышли.
- Вот что, Смелков. Ты не обижайся, но проверку этого человека я поручу нашим оперативным сотрудникам. У них все же и возможностей побольше, да и предоставленных законом прав. А тебя я буду держать в курсе дела. Чую, мы напали на верный след. В случае успеха с меня бутылка коньяка.
Смелков возражать не стал, тем более что формально это уже было не его дело.
Трунов позвонил через неделю:
- Зайди, Константин. Обещанная бутылка коньяка уже у меня в сейфе, ждет тебя.
Смелков не стал заставлять себя уговаривать: хорошие новости всегда приятно узнавать.
Трунов его встретил радушно:
Ну вот, браток, мы с тобою потрудились не зря. Наши сотрудники задержали Платонова прямо в аэропорту "Шереметьево". За рубеж он намеревался лететь в командировку. Бусы с собою вез. Все дело, как понимаешь, было в них. Серебро у убитой им Нины Ивановны взял только для отвода глаз. Да и фотоснимок деда, которого он и живым не видел, ему был не нужен. Под этим предлогом он охотился за бусами, которые по семейной легенде его дядя купил где-то в Азии на базаре. А они оказались из какого-то разграбленного могильника. Сами бусы сделаны из обычных отполированных морской водой камешков. Платонов на это и рассчитывал: таможня должна была пропустить их без проблем. Но все дело в том, что на каждом из этих камешков есть различимый лишь под увеличительным стеклом узор. Не то какая-то тайнопись, не то ритуальные знаки - специалисты нам ещё не дали заключения.
Платонов, зная, что бус с таким узором в музеях мира всего несколько, собравшись за границу, решил разбогатеть. Подвернулась заграничная командировка, и он не стал ждать другого случая, решившись на убийство. Серебряные изделия мы нашли у него дома. Их он не рискнул взять с собою. Письма, взятые у Нины Ивановны, сжег, боясь, что в них есть упоминание об истинной ценности бус. Ну вот и все. Считай, что твой Комое теперь оправдан полностью.
- Ему уже сообщили?
- Да, ещё вчера, когда арестовали Платонова. Рассказал ему и о твоем активном участии. Ну да ладно, давай займемся делом... и Трунов, открыв сейф, достал бутылку коньяка.
В тот вечер каждый раз. когда звонил телефон, Смелков, беря трубку, ожидал, что это Комов, хочет сказать простое человеческое "спасибо". Но каждый раз ошибался. Засыпая, он подумал: "От радости небось гуляет, ещё непременно позвонит".
Прошла неделя, вторая, но Комов так и не объявился. Да и чего на него обижаться: со странностями все-таки мужик.
Сентиментальная малява
Узнав о предстоящей покупке Журовым героина, Кондратов решил провести операцию по его задержанию. Ранее не судимый Журов пристрастился к наркотикам после автоаварии и многочисленных переломов. Но Кондратова интересовала не очередная поставка героина, а криминальные дела фирмы "Скарабей", где тот работал. Он надеялся, взяв Журова с наркотиком, выудить у него нужную ему информацию.
К автомастерской, где должна была состояться сделка, подъехали заранее. Расположив резервную машину подкрепления недалеко от ворот, сыщики въехали на территорию автомастерской на старых "Жигулях", требующих ремонта. Из них было удобно вести наблюдение за ожидающими осмотра машинами, Через десять минут на территорию автомастерской въехал "Мерседес", в котором рядом с водителем сидел Журов. Вопреки ожиданиям сыщиков к иномарке никто из работников автомастерской не приблизился. Но через минуту к "Мерседесу" подкатила сбоку "Нива". Сыщики увидели, как одновременно начали опускаться стекла припаркованных вплотную друг к другу машин. Журов быстро протянул конверт пассажиру "Нивы", а взамен взял завернутый в коричневую оберточную бумагу небольшой сверток. И тут же машина с сотрудниками уголовного розыска, взревев мотором, подлетела к месту сделки. Кондратов, резко открыв дверцу "Мерседеса", выдернул Журова наружу и сдавил ему кисть руки, в которой тот продолжал сжимать переданный ему сверток. Повернувшись к Петрову, Кондратов приказал: "Веди сюда понятых, оператор, фиксируй все подробнее!".
Потрясенный Журов не пытался сопротивляться. Рядом, широко расставив ноги и упершись головой в капот, стоял водитель Журова и жалобно-испуганной скороговоркой причитал:
