Валерий Макеев - Тайный монах
— По тибетским легендам, есть пещеры, в которых застывшие монахи «сидят» по тысяче лет. Они пребывают в САМАТХИ — мифическом состоянии, в которое, по буддистским поверьям, могут впадать некоторые монахи. При САМАТХИ тело монаха, принявшего позу лотоса, застывает, и все жизненные процессы замедляются в миллионы раз, сознание уходит, но оно может вернуться.
— Быть может, это просто красивая легенда?
Ни одна извилина не шевельнулась на застывшем лице Семёныча. Видно, слишком «приземлённым» показался ему мой вопрос.
— Для нашего шефа спецлаборатории пока что, как и для тебя, познанием ИСТИНЫ является практика. Так вот, и он знает о феномене нетленного Ламы Этигелова, умершего в 1927 году. Феномен заключается в том, что он и сегодня выглядит словно живой. Он умер, но смерть его никто не констатировал. Просто он принял позу Лотоса, начал медитировать и перестал подавать признаки жизни. Когда через 75 лет после этого события (которое я не спешил бы именовать смертью) тело далай-ламы перевезли в Иволгинский монастырь, то по просьбе учёных, подобных нашему Владимиру Ивановичу, им предоставили волосы, остриженные ногти и кусочки кожи нетленного ламы. Так вот, спектральный анализ не выявил в его органических тканях ничего такого, что бы отличало их от тканей живого! Внутренние органы тоже оказались целы! Только кровь из жидкой стала желеобразной. Но феноменально то, что она есть… Чего не должно быть у человека, так давно умершего. Потрясает ещё и то, что великий Этигелов, составляя своё завещание, знал о том, что спустя многие годы его тело останется нетленным!..
Больше слов у Семёныча не было. Он, молча, медитировал. Возможно, медитировал и я. Кто знает, быть может, мы давно уже общались телепатически.
* * *— Итак, поляки отпали. Но вопросов меньше не стало. И главный из них: почему и швейцарцев, и американцев так волнует проблема полускоростного вихря? Только ли исследование проблемы омоложения стоит на повестке дня? Насколько причастны к этому спецслужбы? — генерал Крикун, привычно расхаживая по кабинету, задавался вопросами, размышляя вслух в присутствии полковника Ефимова.
— Возможно, приблизиться к ответу на эти вопросы мы сможем и через Анисимова. Может, он припомнит если не формулы и схемы, то хотя бы некое смысловое позиционирование своей работы. Хотя это маловероятно. С ними, учёными, иногда так бывает. Разрабатывал, разрабатывал, а потом бац — понял, что у него бомба получилась, которая, того и гляди, может разнести в клочья всю планету. Поэтому осознание того, что же кроется за тройным частоколом интегралов — вещь довольно сложная.
— Может, пора задействовать агентурные возможности, прежде всего в направлении поиска причин интереса к тематике именно у американцев? — предложил полковник Ефимов.
Генерал об этом уже давно думал. Но выход на задействование агентуры такого уровня непременно должен был согласовываться и курироваться центром. А туда надо было с чем-то идти.
«Что ж, теперь, после визита поляков, многое прояснилось. Прежде всего, для меня самого. И в дальнейшем вуалирование от центра значимости дела Анисимова, пожалуй, недопустимо», — размышлял генерал.
— У вас есть какие-то конкретные идеи или предложения по задействованию агентуры?
— Да, я размышлял об этом, товарищ генерал. Думаю, значимость вопроса стоит на уровне агента ДИРГНИ.
Это была козырная карта. Три года назад успешное проведение операции «Сенатор» стало одной из составляющих его генеральской звезды. Хотя некоторые эпизоды осуществления операции могут показаться кому-то выходящими за рамки традиционной морали.
Сенатор, который стал объектом разработки наших спецслужб, после осуществления каких-то протокольных политических церемоний прибыл в крупный индустриальный и университетский центр на целых три дня с целью принятия участия в проведении конференции «Перспективы инвестиционных процессов стран СНГ после вступления ряда восточноевропейских стран в ЕС». Несмотря на замысловатость формулировки, в традиционном фуршете, приуроченном к проведению международной конференции, стремились принять участие не только директора заводов, банкиры, профессора, но и их соратники. Речь идет о жёнах и «близких подругах», для которых это был очередной повод выйти в «свет», ибо цедить Martini с апельсиновым соком в столь изысканной компании куда приятней, чем засыпать на этих непонятных премьерах опер. А для кого-то это был шанс установить новые, порой «многозначительные» контакты. Лена Клюева не относилась ни к тем, ни к другим. Она здесь была как на работе. Получить приглашение и на конференцию, и на фуршет для неё не составляло никакого труда. «Обширнейшие» связи с руководством региона это позволяли. Более того, она реально присутствовала на конференции, и не только чётко понимала предмет обсуждения, но и по многим вопросам имела своё собственное мнение. Два красных диплома о высшем образовании (филологическом и экономическом) свидетельствовали о её высоком интеллектуальном уровне. Ну а если к этому добавить несколько цифр — рост 176, вес 52, 90-60-88, плюс нежно ласкающие стройную спинку белокурые локоны, то, как в лёгкой арифметической задаче, получается самый приятный собеседник (разумеется, после губернатора) по вопросам, естественно, об инвестиционном климате и для директоров заводов, и для банкиров, и для профессоров. Вместе с тем, в определённых высоких кругах, Лена имела статус одной из самых высокооплачиваемых и изысканных шлюх не только в регионе, но, поговаривают, и в столице. Только избранные имели честь получить право на ночь общения с ней по тарифу, который, то ли в зависимости от сервиса, то ли от похотливого амурного настроения Леночки, варьировался от 700 до 1000 долларов. И сильные мира сего «выстаивали» в очереди на эту, порой несбыточную, голубоглазую мечту, словно на новый внедорожник, изготавливаемый по спецзаказу, в котором переделывали прямо в самой Японии и без того не хлипкое сиденье базовой модели, расширяя его под широкий славянский зад «начальника значимого эшелона власти».
Сенатор даже не осознавал величественности её жеста, заключавшегося в том, что она сама подошла к нему и осмелилась сделать некоторые критические замечания по поводу его выступления, которое зал принял дружными аплодисментами. Переводчик был не нужен. «Ellen» (как чуть позже шептал в беспамятстве её имя сенатор) прекрасно владела филологическим английским. Впрочем, незаурядные способности своего физического языка она вскоре также с блеском продемонстрировала во время бурной ночи, которую они провели вместе в номере некогда обкомовской московской гостиницы (ныне — отеле «Европа»). Сенатор даже не догадывался о гонорарах, которые за подобные услуги брала Лена Клюева. Он наивно полагал, что вот она — неподвластная ни одному иному народу мира русская (sorry, украинская — они нас всё ещё путают) страсть.
Но он несколько ошибался. Нет, не относительно страсти. Лена действительно безумно входила в образ и душой, и телом. Ошибался относительно гонорара. Действительно, услугу она оказала ему по-славянски — от души. Но в ведомстве перед проведением спецоперации «Сенатор» агент Ингрид затребовала и своевременно получила пополнение на счёте — 100000 зелёных. Сумма была неимоверная. Но и значимость вербовки столь высокооплачиваемого чиновника, имевшего непосредственное и очень серьёзное влияние в бюджетном комитете Конгресса, подкупала. Сомнений в том, что агент Ингрид безукоризненно выполнит свою задачу, у руководителей ведомства, по понятным только им причинам, не возникало.
Если бы сенатор, которого, в соответствии с неписаными правилами агентурной вербовки, нарекли агент сенатор Диргни (в обратном порядке записанное имя Ингрид), мог только предположить, какой высокой ценой, именуемой независимостью, ему придётся заплатить за эту страстную ночь. Тогда бы он, не сомневаюсь, быстрее падающей звезды летел бы прочь от этого отеля, притаптывая голыми пятками палубы тихоокеанских лайнеров. Но, увы, блаженство страсти умиротворяло разум. Единственное возвращение к реальности — выуженный из пустоты окружающего мира презерватив в руках Лены, впрочем, незамедлительно определённый этими же руками на жаждущее клокочущее место. Именно стоимость вскоре заполнившего презерватив содержимого агент Ингрид определила в половину причитающегося ей гонорара. Вторую половину стоимости составили любезно предоставленные ею собственные материнские яйцеклетки, а также услуги суррогатной матери, которая выносила чудненького малыша с материнскими генами агента Ингрид и с отцовскими — сенатора Диргни, который вскоре стал агентом.
Третий секретарь консульства, который пригласил на частную беседу в уютном вашингтонском ресторанчике сенатора через год после конференции, то бегавшими по сторонам глазками, безукоризненно играл обеспокоенность:
