Валерий Меньшиков - Цветы на асфальте
— Не будет этого, Рахметжанов, и вообще уже светлого ничего у тебя не будет. И одно облегченье твоей судьбе вижу — рассказать все по-честному о встречах с Крестом.
— Ничего не выйдет, начальник, зря время тратишь. Не был Юсуп никогда шестеркой.
— Что ж, была бы честь оказана. Сам себя к яме подталкиваешь. Только и то запомни, что не будет тебе трех спокойных дней в ожидании прокурорского вызволения, и извинений не будет, уж лучше я рапорт подам о переводе меня на гражданку.
Прикрыл на миг Коротков глаза. Вспомнил Петю Синцова, опрятного и доверчиво-доброго. И не было в кабинете этой мрази в оранжевой рубашке, с шоколадного цвета лицом и залитыми черной тушью глазами.
Без скрипа отворилась дверь. Молодой старший сержант вопросительно смотрел на Алексея. А Юсуп весь напрягся. Знал, что будут «раскручивать на всю катушку». А что им известно — вот вопрос. Пока приоткрылось ему немного. О Кресте разговор, намеки серьезные. Чудак опер, на испуг берет. Такая профилактика не про него. Не из тех он, кто добровольно, взахлеб исповедуется следователю. Потребуется, без признания на зону уйдет. Но никому не поверит, что задержали Креста, пока сам его не увидит.
И Алексей окончательно убедился, что перед ним опытный, изворотливый преступник, которому вину надо доказывать обстоятельно и надежно, чтобы нельзя было отвергнуть представленные факты. И потому не стоит зря тратить время. Знакомство состоялось, вся борьба еще впереди.
— Товарищ старший сержант, — обратился он к вошедшему, — отведите подозреваемого Рахметжанова в девятый кабинет, на допрос к следователю Фирсовой.
— Слушаюсь.
Поднялся Юсуп, последний раз сверкнул глазами, привычно скрестил руки на пояснице. Шагнул к порогу. Понял, что хорошего ожидать нечего, а потому приготовился все отрицать. Все, даже неопровержимые улики.
РЫСЬ
Рысь была стара, а потому осторожна. Раньше она в один бросок брала зайца, глухаря, косулю и даже хитрую лисицу и, опьяненная запахом крови и парных потрохов, подолгу стояла над добычей, победно топорща черные кисточки ушей. Никто не смел в этих местах посягнуть на добытое ею.
В последние годы одрябли мускулы, и все чаще ее броски оканчивались неудачей. И все-таки она не могла есть падаль, обоняние не выносило тошнотворного запаха. Судьба благоволила к хозяйке большого лесного угла, изредка посылая ей дряхлеющих или подраненных птиц и зверей. Но это лишь оттягивало развязку.
Однажды она увидела, как, попирая лесные законы, через ее владения, гордо подняв головы, иногда потираясь боками, не спеша идут два рыжих ее сородича. Впервые она не приняла боевой позы, а, расстилаясь над землей, тайком вышла на сдвоенный след, долго принюхивалась к меткам пришельцев.
Это были молодые, сильные звери, и старая рысь поняла: ее изгоняют с этих мест. И, следуя инстинкту, она вразвалку пошла на закат солнца, к выгоревшим падям, на которых давно не слышалось птичьих песен. Пошла умирать, как ей велел закон природы. Слабым нет места на земле.
Что-то черное, медленно движущееся она увидела еще издали. Зрение пока не подводило зверя, и рысь быстро вжалась в траву, потом, забирая вправо, поползла...
Болезнь сжигала Креста. Сказались студеные осенние ночи, ночевки на стылой земле. Покраснели глаза, губы подернуло коркой проступившей простуды. Из озноба его бросало в жар, казалось, что болел каждый сустав, и он думал о глотке спирта, чтобы наполнить тело теплой истомой, прогнать изнутри болезнь.
Иногда он на ходу срывал кисти темно-красной костянки, выплевывал белые дробинки-косточки. Попадались дымчато-голубые поляны черники. Крест посиневшими ладонями сдаивал с кустиков сморщенную переспелую ягоду, горстями бросал в рот, но сытость не наступала. От резей в желудке рождалась боль в голове. Боялся одного — упасть в забытьи и не подняться, ладонями крепко сжимал ремни рюкзака, не забывал про дорогую ношу. Только рюкзак и давал ему силы, гнал и гнал вперед, на поиски злополучного, находящегося где-то в этих местах кордона.
Сосна-вековуха, усеявшая беломшистый пригорок шишкой-падалицей, сразу же привлекла его внимание, едва он выбрался из соснового подроста на затравеневшую старую порубку. Стояла она в метрах тридцати на отшибе от темной стены леса, где в случае нужды можно было скрыться.
Добрую четверть часа Крест шел вырубом, обходя огромные срезы пней и рыжие кучи сучьев, с трудом выдирая ноги из цепкого разнотравья. Солнце уверенно скатывалось в закатную сторону, наливая легким золотистым жаром перышки облаков, ощутимо наступала прохлада, влажнела пересохшая днем трава. Не примечал Крест броской красоты увядающей осени, серая пелена застилала ярко-сочные краски, окружающее теряло свою реальность.
Наконец, сосна оказалась рядом. Разношенными туфлями он расчистил от шишек небольшую площадку, устало припал на колени и сдернул с плеч рюкзак. Ему казалось, что он никогда не найдет этот чертов кордон. И ни у кого не спросишь без риска. Зло на всех людей без разбора калило его, он давно приблизился к той черте, за которой не существует запретов, нет никакой морали, а есть лишь одна его безрассудная воля. Леха с ненавистью смотрел на брезентовый мешок. Там лежали деньги, много денег, которые прошли через десятки рук, пока их в последний раз не спеленала плотная банковская обертка. В этих пачках скрывалась беззаботная жизнь Креста, мягкий шум морского прибоя, шелест пальм, прекрасные вина и фрукты, бесконечная нега. Как часто в тайге он мечтал об этом. И вот сейчас кусок этой «райской» жизни был заключен в обтрепавшийся мешок. Может, и будет время, когда он вспомнит или совсем позабудет свои скитания...
С легким шорохом упала на землю опустошенная шишка. Крест невольно вскинул голову, стремясь уловить в густой игольчатой кроне пламень беличьего хвоста, и внезапно на высоте нескольких метров, на толстом суку, увидел приготовившуюся к прыжку огромную кошку. Яростным зеленым огнем светились ее глаза, седые кисточки ушей медленно приближались к взъерошенной шерсти.
Спазмы в горле Лехи погасили уже почти родившийся крик. Будто под гипнозом этих огненных глаз затих, затаился Крест, потом резко кинул руку за отворот фуфайки, где покоился пистолет. В тот же миг пушистый палевый ком стремительно упал на него, и в первые мгновения Крест видел лишь ослепительно красную разверзнутую пасть, подбитые нездоровой желтизной клыки.
А зверь пьянел от крови, его длинные когти легко полосовали одежду, а вместе с нею податливое человеческое тело. Шелестел листвой безучастный лес, и лишь поодаль испуганно стрекотали сороки, потревоженные разыгравшейся трагедией.
«НАМ ОТДЫХАТЬ НЕКОГДА...»
Алексей глянул на запястье: электронные часы показывали двадцать один час три минуты. Усталость подкралась незаметно. И последний не то вопрос, не то утверждение он произнес по инерции, без особого внутреннего смысла.
— А ты боишься Креста?!
И по тому, как дрогнули у Юсупа брови и ладони поползли к коленям, Коротков отчетливо понял: попал в больное место. Интересовала непонятная дружба Юсупа с Крестом, было в ней нечто большее, чем пресловутая воровская этика. И это предстоит еще понять. Крест пока где-то скитается, время торопит, и любой ценой надо узнать, где он.
Почти незаметное замешательство Рахметжанова оживило Алексея, как будто выпил он бодрящего крепкого чая. Нет, нельзя отправлять Юсупа в камеру, дарить ему ночь на раздумья, никак нельзя.
Коротков нажал одну из клавиш телефонного аппарата, отключив его на время. Сейчас нельзя отвлекаться, любая передышка пойдет на пользу Юсупу. И, бросив ему в лицо столь неожиданную фразу, догадался: вот оно, зацепил. Впустую бьется с ним второй день, вроде бы все продумал, а вот поправку на характер Рахметжанова не сделал, как бы не учел вовсе. Самолюбивый, обидчивый Юсуп, видимо, не признавал чьего-либо приоритета. А если и признавал, то к тому должны быть очень веские причины. Без сомнения, Крест — часть его биографии, одна из линий жизни.
Юсуп же пытался понять, через кого вышли на него работники уголовного розыска. В Кресте он был беспредельно уверен, остальные соучастники его не знали. И он решился заговорить, взять частично инициативу на себя, чтобы прощупать сидевшего за столом человека, по всем статьям не простого оперативника.
— А что, Крест? Он ведь на зоне, приветец шлет или еще что?
— Да ты что, Рахметжанов, девица красная, чтобы перед тобой Леха Крест в любезностях рассыпался. Обойдешься и без того. А вот встреча вас ожидает и очень скоро. Только до той минуты требуется подумать, так с собой посоветоваться, чтоб без запинки один серьезный вопрос высветить. До того серьезный, что может он жизнь твою с ног на голову поставить.
Стянуло презрительной ниткой губы Юсупа. Но, решившись на «игру в поддавки», когда надо сознаваться лишь в том, чего уже и скрывать нет смысла, он теперь уже не стал менять намеченной линии поведения, слишком дорогой могла быть расплата.
