Фридрих Незнанский - В состоянии необходимой обороны
Надо было, с запоздалым сожалением подумал Жуков, досье собрать – на прокурора. Как бы оно мне пригодилось! Хотя заметил, заметил бы, старый черт. Хитер, как лиса, не подкопаешься, – во всяком случае, не для Жукова эта задача, и кому она по зубам, одному Господу Богу известно. А все ж таки жалко, неплохое бы на суде было выступление… С разоблачением.
Такие судорожные мысли одолевали следователя. Еще в самом начале разговора с Бутусовым он сильно помрачнел, задумался и стал отвечать невпопад, а под конец сидел и вовсе как на иголках и вид имел обиженно-раздраженный. Бутусов смотрел на подчиненного из-под тяжелых век и понимал прекрасно, что сейчас происходит у того в душе. В который раз подумал Бутусов, что Жукова все же придется убирать, потому как человек больно нервный, может, и не предаст, да спокойнее подстраховаться. Во всем, считал Бутусов, должен быть точный расчет и ноль эмоций. В подчиненных и помощниках – все равно, шагал он рядом с ними по стезе закона или обделывал собственные дела, – он любил быть уверен. Конечно, уверенным на сто процентов ни в ком быть нельзя, даже в родной матери, – но насколько это возможно, необходимо, чтобы человек был надежен сам по себе. А тут уж дело Бутусова изыскать дополнительные средства и человека накрепко к себе привязать. Одного легче взять на благодарность и исполнительность, другого просто на деньги, третьего на мечту – якобы вот тебе возможность ее осуществить… Да много, много приемов за свою долгую жизнь наработал прокурор Бутусов. Ну и третий подстраховочный маневр – ни за кого долго не держаться.
Ибо наступает предел каждым отношениям, хотя бы и самым близким. Бутусов оставлял людей, когда более уже ничего ценного получить с них не мог, когда сил и средств на поддержание этих отношений начинало затрачиваться больше, чем стоили оказываемые человеком услуги. Короче, когда это становилось неэффективно и невыгодно. Это был простой математический расчет.
В данной ситуации Жуков вряд ли и далее мог быть полезен Бутусову. Тем более что речь шла о его собственном сыне и лишние свидетели были совершенно ни к чему. Жуков представлял для Бутусова интерес лишь с одной стороны: он должен был помочь ему спустить это дело на тормозах, незаметно, никак не вмешивая сюда Ивана. А потом… Так что все метания Жукова были суета сует. Что бы он ни решил, судьба его, в сущности, была уже предопределена. Бутусов испытал удовольствие, подумав об этом.
Ему нравилось наблюдать за поворотами судьбы со стороны – он был немного мистик.
Поговорив для приличия еще пару минут о том, о сем, о семье и детях, Бутусов встал и распрощался с Жуковым, стараясь в прощальное рукопожатие вложить заряд силы и твердости, дополнительно подчеркнуть свою власть, чтобы у Жукова и мысли бы не возникло рыпнуться каким-то образом в сторону, уклониться от намеченного плана.
Бутусов шел по коридору, ступая тяжело и размеренно, слегка кивая вспугнутым подчиненным, и мысленно сравнивал себя с прокуратором из известной книги. Для полной аналогии не хватало только белого плаща. Впрочем, Бутусов чувствовал себя гораздо более удачливым, чем сей исторический персонаж, и, что немаловажно, в гораздо большей безопасности.
Я весело рулил, и машина шла удивительно послушно. Ехал я аккуратно, держась в границах дозволенных правил: во-первых, я всегда езжу аккуратно, во-вторых, когда нет прав на машину… Дорога, конечно, была отвратительная. Нет, не то чтобы отвратительная, но все-таки вся в колдобинах. Эх, по скоростной бы трассе! Но грех жаловаться – в России, как известно, дорог нет, есть одни только направления. Меня со всех сторон обгоняли шикарные машины, в этом ощущалась какая-то высшая несправедливость. Интересно, вот откуда у людей деньги? А я, значит, честный и скромный труженик, должен возиться со старым горбатым «жигуленком»… Особенно популярны среди народа, как я заметил, были «ауди». Что ж, хорошо, что я не так называемый автолюбитель. Отнюдь. Я скорее гонщик. Мне лишь бы ехало. Я могу управлять практически любым видом транспорта и на всем этом я всегда буду передвигаться быстро. Однако и не нарушая. Таково основное противоречие моей натуры.
Значит, прокурорский сынок… Что ж. В семье не без урода. Наоборот, я бы заметил – почему-то именно в прокурорских семьях часто вырастают бандиты, в семьях рафинированных интеллигентов – подонки или карьеристы, у консервативных родителей дочери обычно… Гм, об этом не будем, тем более что последний вариант мне лично как раз вполне симпатичен. Что за игра природы такая? По контрасту, что ли? Или и в этом проявляется извечный конфликт отцов и детей, когда дети из духа противоречия стараются вырасти совершенно другими? Так сказать, диалектический материализм в действии, будь он совсем неладен, тезис – антитезис? В сущности, мне абсолютно наплевать, решил я, это загадочное явление природы. Не суть важно, как и откуда что появилось, моя проблема – решить теперь, что с этим делать. Я чистый практик.
По дороге мы сделали большой крюк – заехали на Таганку и оформили соглашение на защиту, без которого меня не будет слушать никто, включая следователя, который вел дело Шишкова.
Лихо съехав с дороги, я припарковал машину между двумя, уже стоящими у тротуара, вспомнив с перепугу расхожую шутку – «парковаться следует вплоть до характерного стука». Как бы мне ее тут не поцарапали – машина-то чужая, да еще такая, можно сказать, легендарная. Может неудобно получиться… А, ладно, постараюсь вернуться побыстрее.
Я торопливо вошел в прокуратуру, лишь слегка попрепиравшись на входе с осоловелым охранником за решеткой, и взбежал по выщербленным временем каменным ступеням на третий этаж. Стиль поведения на этот раз я решил избрать развязный – с этими казенными господами иногда бывает действенно.
– Простите, девушка, – спросил я у пробегавшей мимо очаровательной юной леди, прижимающей к груди несколько папок с надписями «Дело номер…». – Где я могу лицезреть в этом богоугодном заведении высокочтимого следователя Валентина Жукова?
Девушка, как я и ожидал, захихикала, отчего стала гораздо более симпатичной и менее официальной, и любезно проводила меня до самой двери его кабинета.
Следователь Жуков оказался довольно молодым, но уже плешивым человеком совершенно серого вида. У него был серый костюм, черно-серый свитер – словно поношенный или пропыленный, хотя, если приглядеться – вполне приличный. Возможно, ощущение потертости жизнью создавалось при взгляде на его лицо – бледное, невнятное, с голубыми глазами и с довольно-таки кислым выражением. Подбородок был скошен внутрь – абсолютно слабоволен, заключил я, кто ему дал эту должность? Хотя хитер, конечно. Но – на всякого мудреца…
– Чем могу быть полезен? – в лучших русских классических традициях не спросил, а именно осведомился он.
– Добрый день, Валентин… э-э, простите, не знаю, как вас по батюшке?
– Георгиевич, – поднял он свои светлые бровки.
– Вот именно… Я, собственно, адвокат господина Шишкова и официально занимаюсь его делом. Вот соглашение на его защиту, заявление супруги… Так как дело поручено вести вам, я поспешил сюда лично, чтобы на совершенно законных основаниях ознакомиться с имеющимися у вас материалами по делу Шишкова.
Выпалив эту тираду, я выпучил глаза и сцепил руки на колене. Мне весьма хотелось добавить ко всему вышесказанному шикарное «благоволите», но не стоило, наверное, с этого начинать знакомство со следствием. В крайнем случае, это мы всегда успеем.
Моложавый Жуков при этих словах весьма и как-то сразу поскучнел. Глядя в угол, он дурным голосом и немного в нос попросил у меня документы, затем долго куда-то звонил, что-то уточнял и вообще тянул время. В конце концов, потеряв интерес к сопротивлению, ушел ненадолго, затем вернулся и со вздохом выложил передо мной папку с материалами по делу Шишкова, а сам встал перед окном и вперил в туманные дали ищущий взор.
Я с интересом раскрыл папку. Всегда люблю я этот момент – начало дела, осмотр материалов, предварительное изучение, обнюхивание… На меня это действует возбуждающе, почище любого детективного романа, потому как там – сплошь выдумка, а здесь самая что ни на есть чистая правда, хоть, может, и не совсем приглядная. Зато наша! Я, в отличие от многих образованных и умных людей, от нашей действительности никогда нос не воротил – она мой хлеб насущный, она же моя среда обитания. Что поделаешь? Не всем же розы обонять. И так далее.
Я погрузился в изучение материалов, внимательно вчитываясь в каждую строчку, пытаясь высмотреть для начала огрехи в действиях должностных лиц – это всегда может помочь. Изучил я протокол допроса. Жуков все это время стоял и скучал у оконного стекла, с тоскливым выражением на лице, и, должно быть, все видевшие его мухи при этом мгновенно дохли.
И тут, перевернув страницу, я испытал настоящий шок. Кто-то вырвал из подшитого уже дела несколько страниц, причем поспешно и под корень. Соседняя страница была смята, осталось немного неровных бумажных краев у самого переплета – и все.
