Анна Данилова - Звезды-свидетели
«Дорогой Митя, не поминайте лихом, забудьте, забудьте все, что было! Я дурная, я гадкая, испорченная, я недостойна вас, но я безумно люблю искусство! Я решилась, жребий брошен, я уезжаю — вы знаете с кем… Вы чуткий, вы умный, вы поймете меня, умоляю, не мучь себя и меня! Не пиши мне ничего, это бесполезно!»
Дойдя до этого места, Митя комкал письмо и, уткнувшись лицом в мокрую солому, бешено стискивая зубы, захлебывался от рыданий».
Нет, он не такой, как Митя, он излечился от своих страхов, и внутренняя дрожь его исчезла вместе с желанием согреться. Он был силен, здоров, и ему хотелось куда-то идти, ехать, отправиться в далекое путешествие, ему хотелось каких-то новых встреч, женщин, новой жизни, к которой он уже был готов. И это счастье, думал он в который раз, что работу я закончил, что Митя остался в прошлом.
Еще он удивлялся, как ему удалось точно воспроизвести в своей музыке душевное состояние Мити перед самым выстрелом. Откуда ему было знать о той боли, какую испытывал Митя перед смертью? Ведь он-то сам так никогда и никого не любил! И как же хорошо, что он не такой уж чувствительный, «без кожи», как Митя. У него есть кожа, и он никогда бы не допустил, чтобы женщина довела его до подобного состояния, до смерти… лучше уж ненавидеть женщин и относиться к ним с презрением, ожидая от них предательства в любую минуту.
Однако музыку он написал, и она доводила слушателей до слез. Вероятно, сказал однажды Рубин, всем хочется научиться так любить, как Митя, но все боятся этого.
«Она, эта боль, была так сильна, так нестерпима, что, не думая, что он делает, не сознавая, что из всего этого выйдет, страстно желая только одного — хоть на минуту избавиться от нее и не попасть опять в тот ужасный мир, где он провел весь день и где он только что был в самом ужасном и отвратном из всех земных снов, он нашарил и отодвинул ящик ночного столика, поймал холодный и тяжелый ком револьвера и, глубоко и радостно вздохнув, раскрыл рот и с силой, с наслаждением выстрелил».
Все, довольно о Мите. Его больше нет! Работа завершена. Теперь осталось самое интересное — дождаться, когда закончатся съемки и его пригласят посмотреть результаты усилий огромного количества людей.
Сейчас же он спокоен, у него все хорошо, он пребывает в гармонии с самим собой, только Рубина нет. С ним можно было бы поделиться всем, что он узнал только что, оказавшись в доме Кедрова. И как же тяжело, когда не с кем поговорить! Нет, конечно, у него полно друзей-приятелей, с которыми можно поболтать ни о чем, так просто, потрепаться. Не постоянно ведь в жизни обычных людей происходит что-то такое, о чем нельзя говорить даже с друзьями. Разве что с близкими. Но у него такой человек только один — Рубин. И он и так все знает. Но ему, Герману, требуется все как-то осмыслить, разделить с кем-то свое удивление, потрясение! С кем?
Он позвонил Веронике. Человеку близкому и посвященному. На мобильный. Она сразу взяла трубку.
— Вероника, это я. Ты занята?
Он задал идиотский вопрос, если учесть, что уже почти наступила ночь, двое ее прелестных малышей спят в своей спальне, а она сама наверняка лежит в постели либо в объятиях мужа, либо просто засыпает, одним глазом досматривая какой-нибудь фильм по телевизору.
— Нет, не занята, — голос ее звучал вполне бодро. — Представляешь, только что думала о тебе! Вспомнила, как ты ко мне неожиданно пришел, и подумала — вот бы ты повторил свой эмоциональный подвиг сейчас, когда я дома совсем одна! Миша в Австрии. Детки мои у мамы. А я сижу в одиночестве, пью вино. Представляешь?
Герман почувствовал, как губы его растягиваются в блаженной улыбке. Неужели такое бывает? Неужели именно сейчас, когда ему просто необходимо выговориться, она дома и одна?
— Приезжай ко мне, а? — взмолился он. — Бери такси и приезжай. Я более уверенно чувствую себя только дома.
— Хорошо. Надеюсь, ты тоже один? — перестраховалась она.
— Абсолютно!
И она приехала. Он к тому времени успел накрыть на стол — салат из морепродуктов, сыр, дыня, вино. Он минуты считал в ожидании прибытия своей (брошенной им же) бывшей жены. И когда она пришла, прохладная от воздуха прохладного вечера, в черных брючках и белом свитерке, такая душистая, свежая и чужая, он чуть не лизнул ее в розовую щеку — так соскучился.
— Так хотел тебе все рассказать… Так много всего накопилось! Ты же помнишь эту историю… Ну, с той девушкой. Которая вроде бы была убийцей.
И он, как и в прошлый раз, скомканно, быстро, как ему казалось, пропуская какие-то детали и снова возвращаясь к ним, рассказал ей о том страшном дне, вернее, ночи, когда выяснилось, что он пригрел на своей груди убийцу своего лучшего друга.
— Представляешь, я готов был ее убить! Я приставил дуло пистолета прямо ей к спине. Я вывел ее в снег, на мороз…
Сначала его речи свидетельствовали о том, что он как бы гордится своим поведением и бесстрашием, своей решимостью наказать убийцу друга, но потом, постепенно, тон его стал меняться и превратился в униженно-извиняющийся. Конечно, он уже много раз успел пожалеть о своем поступке.
— Что, что думаешь ты? Я негодяй, каких мало? Или ты понимаешь меня, мои чувства?
Он смотрел на Веронику и никак не мог распознать, что именно выражает ее лицо. Вроде она удивлена или даже шокирована?
— Бедная Лена! — вдруг сказала она. — А ты, Герман… Ты выяснил, с кем она была в том санатории?
— Нет, — растерялся он.
— Разве ты пригласил меня не для того, чтобы рассказать всю правду, которую ты узнал… позже всех?
— Не понимаю. О чем ты?
— Эх, вы, мужчины! А касательно всех этих якобы совершенных ею убийств, о которых она тебе рассказала? Что тебе об этом известно?
— Да говорю же, — вновь оживился он, — она все это придумала, чтобы позлить меня, заставить меня понервничать, а потом заявила, что она все это придумала! Вернее, все эти убийства на самом деле произошли, и люди, вовлеченные в эти истории, какие-то ее знакомые, но она сама не имеет к тем смертям никакого отношения. Она просто хотела меня напугать!
— Так зачем ты пригласил меня, Гера? Чтобы рассказать о том, что было полгода тому назад? — протянула она разочарованным тоном.
— Нет… Ну, и об этом тоже, конечно… но вообще-то я хотел рассказать тебе, что Лена Исаева теперь — жена Рубина! И у них скоро будет ребенок! Ты об этом знала?
— Нет, не знала. Меня мало интересует личная жизнь твоих друзей, — сказала она и как-то загадочно посмотрела на Германа. — Но вот Лена Исаева — это другое дело!
— В смысле?
— Да в том смысле, что человеку вообще свойственно ошибаться, и она, эта бедная девочка… Хочешь, я расскажу тебе, как все было на самом деле?
— А тебе откуда что-либо известно про Лену Исаеву?!
— Ниоткуда. Просто я долго думала над тем, что ты мне о ней рассказал, и решила, что ты так ничего и не понял. И, оказывается, так и есть. Тебя потряс факт, что Рубин женился на Лене, и для тебя это стало колоссальной новостью, а то обстоятельство, что Лена до сих пор живет в лесу, тебя почему-то не удивило.
— Так о чем ты хочешь мне рассказать?
— Просто я хочу, чтобы ты немного пораскинул мозгами, вот и все. Смотри! История двух влюбленных — Димы и Лены. Им так хорошо друг с другом, что они решают построить для себя дом в лесу, потому что им больше никто не нужен. Дмитрий Кедров был очень талантливым сценаристом, сейчас многие это понимают (как обычно и бывает). Но он не обладал достаточно сильным характером, чтобы предложить себя кому-то или продать свои наработки, как они того стоили. Он переживал, страдал оттого, что деньги его на исходе и девушка, решившая посвятить ему свою жизнь, скоро ощутит острую нужду в средствах. Он ищет выход — и не находит. Лена же, понимая его состояние и пытаясь как-то успокоить его, решается на отчаянный шаг. Она просит Рубина принять ее. Она собирается поговорить с ним о Диме, хочет принести ему сценарии Кедрова, чтобы тот помог продвинуть их. Но Рубин, увидев красивую девушку, вообще не думает о сценариях. Судя по всему, Рубин влюбился в Лену. С первого взгляда. Он, человек, вращающийся постоянно в таких кругах, где измена уже давно стала нормой отношений, обещает ей принять участие в Кедрове — на определенных условиях. Она должна стать любовницей Рубина. Думаю, реакция Лены была однозначной — она отказала ему. Больше того, она перепугалась, что ее визит и отказ (возможно, она отшила Рубина в грубой форме) скажется на дальнейшей творческой судьбе Кедрова самым ужасным образом — Рубин вполне способен настроить всех своих знакомых продюсеров и режиссеров против Димы. Словом, она, обычный человек, не очень-то хорошо разбиравшийся во всех этих хитросплетениях в отношениях между творческими людьми, между киношниками, испугалась. Это сказалось на ее нервах. И она отправилась в санаторий. Вернее, ее определил туда Кедров. Чтобы она прошла обследование и подлечила нервы. Рубин же, каким-то невероятным образом выяснив, где она скрывается, поехал туда и там, возможно, с помощью угроз, заставил ее лечь с ним в постель. Если учесть, в каком подавленном состоянии она тогда находилась, ее можно понять. И надо же было такому случиться, что как раз в этот момент Дима, изнемогая из-за разлуки, бросил все свои дела и поехал проведать свою возлюбленную! Он входит в номер и застает там свою невесту в объятиях какого-то мужчины. Он, как я думаю, возможно, даже и не понял, кто это был. Хотя, может, и понял. Этого мы уже никогда не узнаем. Он находился в таком состоянии, что теперь ему мало кто помог бы… Все его идеалы оказались разрушены, его девушка, невеста, которую он боготворил и с которой его связывали идеальные любовные отношения, предала его! Изменила! Словом, он принял роковое решение — уйти из жизни. Думаю, что для этого он изобрел какой-нибудь оригинальный способ, но, может, я и ошибаюсь.
