Фридрих Незнанский - Предчувствие беды
– Там и почта есть. Но вам без меня сложнее будет. Я ведь в роли живца, так?
– Люблю умных женщин, – вместо ответа проговорил Александр.
– Ну тогда будем действовать как намечено. Иначе вообще зачем было меня ждать, брать с собой?
– Спасибо, Надюша. – Турецкий слегка сжал ее запястье.
– Надеюсь, к началу смены, к трем часам дня, вы доставите меня на рабочее место?
– В крайнем случае выдадим официальный оправдательный документ, – пообещал Саша.
– Ну, мы выехали на Ярославское, – пробасил Голованов, – дальше как?
– После вешки тридцать восьмого километра второй поворот направо.
Сева молча кивнул. В машине воцарилось молчание. Саша чувствовал, что Надя испугалась. Старается не показывать виду, а пульс частит, он ощутил это пальцами.
– Скажи-ка мне, Надюша, а кто это научил тебя так виртуозно реагировать на мужские звонки? – чтобы разрядить обстановку, спросил Александр.
– Я назвала тебя женским именем, ты об этом? – рассмеялась Надежда.
– Об этом, об этом. Хорошо, что у меня все в порядке с реакцией, смог тебе подыграть. Другой бы растерялся…
– А у меня других нет, – искренне, не задумываясь, ответила Надя.
Голованов хмыкнул, внимательно глянул на нее в зеркальце.
– Кто научил? Да есть у нас один доктор, жуткий ловелас. Женат, разумеется. Так это его метода: дамы сердца записаны мужскими аналогами. Например, Леонтьева Мария Сергеевна превращена в Леонтьева Михаила Сергеевича. Татьяна Борисовна – в Тимура Борисовича, Ирина Ивановна – в Игоря Ивановича. И так далее. Вся записная книжка заполнена исключительно мужскими именами. Если встречаются женские, то это или родственницы, или общие с женой знакомые.
– Ловко! – оценил Филя.
– Так, через пять минут будем проезжать тридцать восьмой, – прикинул Сева. – Второй поворот направо, а потом?
– Проезжаем площадь поселка, затем первый поворот налево. Дом я покажу.
В машине опять воцарилось молчание. Джип миновал небольшую площадь, окаймленную двумя магазинчиками, зданием почты и аптеки. Чуть поодаль находилось отделение милиции.
Дом Каменевых представлял собой довольно обычное, одноэтажное строение, выделявшееся среди других разве что необычного цвета окраской – стены цвета маренго и бордовая черепица крыши.
На участке никого не было видно.
Первым из машины вылетел Филя. Он распахнул заднюю дверцу, из которой вышел Турецкий. Следом – Надежда Игоревна. Филя суетился перед нею, прикрывая женщину собой. С другой стороны джипа показался могучий Голованов.
Турецкий сделал легкий жест в сторону дома. Филя, держа руку возле поясного ремня, подошел к калитке. Она легко открылась.
– Когда дома никого нет, калитка прикручена проволочным обручем, – тихо заметила Надя, доставая сигареты.
Филя прошел к дому. Высокое крыльцо, обвитое густыми зарослями какого-то вьющегося растения, скрыло его из виду.
Турецкий щелкнул зажигалкой, Надя затянулась, выпрямилась, глядя на окна дома. Голованов также стоял рядом с нею, нагнувшись над колесом, что-то там проверяя.
– Кажется, занавеска шевельнулась, – проговорила Надежда и махнула рукой, приветливо улыбаясь. Дескать, здрасте, я ваша тетя, я приехала… и так далее.
Внезапно из дома донесся крик, даже вой.
Турецкий выхватил из Надиных рук сигарету, швырнул женщину на заднее сиденье, захлопнул дверцу. Сева Голованов уже бежал к дому, на ходу вытаскивая «макарова».
– Не уби-и-и-в-а-ай, – причитал голосок.
Сева подскочил к крыльцу и увидел тощего, в отрепьях мужика, кубарем скатившегося по ступенькам прямо под его ноги. Наверху, на фоне разбитого окна, возле входной двери маячил Филя во всю высоту своего росточка.
– Вставай, паскудник! – прорычал Филя, потрясая пистолетом.
– Не убивайте! – взвизгнул мужик, шустро поднимаясь.
Был он высок и запущен до невозможности.
Учиненный на месте допрос с пристрастием выявил, что мужик – обычный бомж, коих нынче пруд пруди. В поселок забрел случайно, дом выбрал тоже наугад. Разбив камнем окно и выяснив таким образом, что дача пустует, выбрал ее местом временного пристанища.
– Давно ты здесь? – спросил Голованов.
– Третий день.
– И что, никто не появлялся?
– Не, вы первые.
– И последние.
Мужика отконвоировали в местное отделение милиции, где его встретили как родного. Это действительно был бродяга, правда уже посетивший пару других усадеб. Никакого особого ущерба, кроме съеденных припасов, после его визитов не наблюдалось, и местной милиции не очень-то хотелось связываться с беспризорником.
– Накостыляем ему пару раз и отпустим. Что с него возьмешь? – простодушно признался милиционер.
Конечно, дача Каменевых была тщательно осмотрена, конечно, они заколотили досками разбитое бродягой окно – вот и все оперативные мероприятия.
– Из пушки по воробьям, – кратко прокомментировал Голованов итог операции.
– Тогда уж из пушек по воробью, – уточнил Филя. – Я, главное, через окно разбитое заглядываю, смотрю – лежит, голубчик, на хозяйской постели и тушенку из банки наяривает. Во устроился!
Никто не засмеялся.
– Что же это получается, если Елизаветы Дмитриевны нет ни дома, ни на даче, где же она есть? – озабоченно спросила Надя, еще раз набрав номер квартиры Каменевых.
– Вернемся, будем выяснять. План такой. Вы, ребята, отвезете Надежду Игоревну на работу и под ее чутким руководством выпишете всех пациентов поликлиники, имеющих отношение к Каменеву.
Звонком мобильного напомнил о себе Грязнов.
– Как там у вас?
Турецкий вкратце поведал как.
– Ладно, отрицательный результат – тоже результат. Он сужает круг поиска, – утешил друга Вячеслав. – У нас новости такие: участковая врачиха выдала Каменеву бюллетень заочно, по звонку. Телефонное право, так сказать. Ни про какую больницу она ни сном ни духом. Никаких направлений на госпитализацию не выписывала. Лепечет, что он очень приличный человек и зубы ей сделал почти бесплатно. Нормально, да?
– Когда он ей звонил?
– В прошлую пятницу, на следующий день после исчезновения Небережной. Кстати, накануне, когда она пропала, его на работе не было, это мы пробили.
– Что с машиной?
– Номер выяснили, ищем. Теперь о возможности автомобильной аварии. Автомобиль Глеба за прошедшие семь дней в ДТП не попадал. Лица, похожие на Небережную или Каменева, в аварии, судя о всему, тоже не попадали. Обзвонили все травмы.
– Я, Слава, еду к себе. Ты где сейчас?
– Я в «Глории».
– Подходи и ты на Дмитровку.
– Идет, – лаконично бросил Грязнов и отключился.
– Так вы, Александр Борисович, нас бросаете? – явно огорчилась Надежда.
– Дела, Надюша, дела. Нужно же выяснить, что с твоим приятелем приключилось… – машинально ответил Турецкий, думая о своем.
А думал он о том, что нужно немедленно брать санкцию прокурора на обыск в квартире Каменевых. Вернувшись в Генпрокуратуру, он срочным порядком пишет соответствующее постановление. Если Кости не будет на месте или он занят и недоступен, они с Грязновым едут на место без санкции. Это законом допускается.
– Вот, товарищ генерал, это здесь. – Капитан из отделения милиции остановился возле обитой вагонкой металлической двери.
Он обращался не к Турецкому, а к Грязнову, чувствуя, видимо, в том родственную милицейскую душу.
– Старший здесь Александр Борисович Турецкий, – кивнул в сторону друга щепетильный Слава.
– Найдите понятых, – распорядился Турецкий.
Капитан принялся обзванивать соседние квартиры. Пожилая супружеская пара опасливо вышла на лестничную площадку. Там помимо Турецкого и обоих Грязновых – Вячеслав прихватил с собой Дениса – находились представительница ЖЭКа и слесарь того же ведомства.
– Вот постановление на проведение обыска, ознакомьтесь.
Когда формальности были соблюдены, слесарь начал колдовать над дверью.
– Придется автогеном. Не, так отойдет. Не, придется автогеном… – бормотал он, обдавая присутствующих запахом перегара.
Наконец, не выдержав, в работу вступил Денис Грязнов, после чего совместными усилиями удалось вырубить косяк и отжать дверь.
В прихожей включили свет. В глаза прежде всего бросилась большая дорожная сумка, стоявшая у стены. По направлению к сумке из кухни тянулась застывшая темно-красная нить. Она заканчивалась в ложбинке линолеума, где собралась в виде лужицы в форме какой-то ушастой звериной мордочки.
«Жираф, – определил Турецкий. – Длинная шея, ушастая голова».
Эти мысли были абсолютно машинальны, не связаны с тем, что делало его тело. А тело его, осторожно ступая, прошло на кухню, где кровавая лужа растеклась целым озером. В ней, в этой луже, лежало другое тело – тело седой женщины, лицом вниз. Руки женщины были стянуты сзади бельевой веревкой.
– Вызывай бригаду, – бросил Турецкий куда-то назад.
И, обернувшись к Грязнову, горько произнес:
