Диана Кирсанова - Созвездие Стрельца, или Слишком много женщин
И конечно, рядом целый сонм поклонников, богатых, красивых, они не сводят с нее глаз, и их восторженные лица теряются в тени языков костра, возле которого Рита-Земфира, звеня монистами и клацая кастаньетами, отплясывает зажигательный танец…
Или нет! Она не Земфира, которую в конце концов постигла печальная участь. Она – Кармен, женщина, которую можно убить, но нельзя заставить полюбить. Или цыганка Маша из тургеневского рассказа, которая жила с помещиком, пока он ей не наскучил, а потом ушла из богатого дома и отказалась возвращаться даже под дулом пистолета.
«Эх, голубчик, чего ты убиваешься? Али наших сестер цыганок не ведаешь? Нрав наш таков, обычай. Коли завелась тоска-разлучница, отзывает душеньку во чужу-дальню сторонушку – где уж тут оставаться? Ты Машу свою помни – другой такой подруги тебе не найти, – и я тебя не забуду, сокола моего; а жизнь наша с тобой кончена!» – говорит она, Рита, а не Маша, огорченному поклоннику…
Или, может быть, она – героиня горьковского «Макара Чудры», которая требует от жениха унизиться на глазах у всего табора?
«Никогда я никого не любила, Лойко, а тебя люблю. А еще я люблю волю! Волю-то, Лойко, я люблю больше, чем тебя… А еще вот что, Лойко: все равно, как ты ни вертись, я тебя одолею, моим будешь. Так не теряй же даром времени – впереди тебя ждут мои поцелуи, да ласки… крепко целовать я тебя буду, Лойко!»
Что там прыщавые одноклассники, не обращающие на некрасивую Риточку Мурашко никакого внимания! Вольный ветер странствий, и обязательно с цыганским табором, все чаще бил Риточке в лицо. Приходил папа, трепал дочкины волосы, в гостиной накрывался стол к ужину, за которым они собирались всей семьей… Хрустальные сосульки дорогой люстры над их головами звякали, напоминая звон монист, рассеянный вечерний свет казался отсветом костра… И девочка уплывала в мечтах дальше…
Возможно, эта глубоко запрятанная в девичьей душе полусказка-полусон-полумечта с течением времени отошла бы на задний план, или расплющилась бы под более значимыми событиями. Но в том-то и была беда, что никаких, даже мало-мальски значимых событий с Риточкой никогда не происходило. Она даже гриппом болела ровно раз в год и ровно по семь дней – не больше, не меньше…
За полгода до того как ей исполнилось четырнадцать лет, Риточку вызвали на школьный совет. Длинный, как жердь, секретарь – Пашка Кондратьев из 9-го «А», – постукивая карандашом по столу, строго спросил:
– Мурашко! Ты почему от общественной жизни отстраняешься? Хочешь, чтобы наша школа в областном смотре на лучшее образовательное учреждение проиграла соседней, сорок третьей?
Рита удивилась. Ей никогда не приходило в голову, что она может сыграть какую-то роль в этом соревновании, победой в котором была одержима вся школа. Победителям светила поездка на летние каникулы в Москву.
– Не, я не хочу, чтобы проиграла. Почему ты так решил?
– Потому что ты самоустраняешься, – внушительно сказал Кондратьев, напустив на себя преувеличенную строгость. – Мы теперь всем старшеклассникам задания раздаем, так на активе решили. Так что, Мурашко, ты тоже давай, не срывай нам мероприятия.
– Да пожалуйста, – пожала Рита плечами, – чего делать-то?
– Вот, – Пашка нарочито медленно пролистывал свою пухлую записную книжку и солидно морщил лоб, подражая какому-то молодому телевизионному политику. – Бери на выбор: выпустить стенгазету, поучаствовать в школьной самодеятельности или пойти выяснить, почему третьеклассники Чалэ уже полтора месяца школу пропускают…
– Кто это – Чалэ?
– Близнецы это, мальчишки из 3-го «В». Поступили в нашу школу этой осенью, а через два месяца перестали на уроки ходить. Вот ты возьми адрес и выясни, в чем там дело.
– Хорошо, – после короткого раздумья согласилась Рита.
Стенгазету она выпускать не хотела, потому что не умела рисовать, в роли певуньи-плясуньи школьного ансамбля себя вообще не представляла. Так что сходить на дом к двум сопливым третьеклассникам, родители которых наверняка не знают о том, что чада прогуливают уроки, показалось ей самым простым делом.
– Вот и славненько, – секретарь уже почти не обращал на Риту внимания, роясь в своих бумагах. – Так ты возьми в учебной части адрес и дуй…
Риточка последовала его указанию и с бумажкой в одной руке и портфелем в другой прямо после школы отправилась выполнять свое первое школьное поручение. Маму, которую она предупредила по телефону, девушка постаралась успокоить тем, что «это все» ненадолго и самое позднее через час она вернется домой.
Братья с такой непривычной для русского уха фамилией Чалэ жили, как оказалось, на самой городской окраине, в одном из деревянных бараков, особняком выстроившихся на небольшом возвышении. Стоял грязный, липкий март, дорогие Риточкины полусапожки уже через полчаса были безнадежно испорчены слякотью, в которой девушка увязала, взбираясь на холмик. Волосы под вязаной шапочкой взмокли от пота, тугие щеки порозовели, светлый плащ покрылся грязными разводами – словом, Рита выглядела очень несолидно, когда достигла наконец нужного домика и решительно откинула закрывавшую вход дерюжку.
– Чего тебе? – недружелюбно обернувшись, выстрелила в нее вопросом высокая смуглая женщина в газовой косынке.
Прозрачная ткань прикрывала две черных косы, которые были уложены вокруг женской головы в виде ручек амфоры. Подбоченясь, женщина стояла у маленькой электрической плитки и равномерно помешивала в закоптелой кастрюльке какую-то кашу.
– Я… я из школы, по поручению. Миша и Руслан Чалэ из 3-го «В» здесь живут?
– А ты какое дело имеешь до моих сыновей? – Незнакомка сверкнула на Риту белоснежной улыбкой и вновь отвернулась к плитке. Крупные круглые серьги, звякнув, на миг ослепили Риту вспыхнувшими золотыми искорками.
– Мне узнать поручили, почему они в школу не ходят…
– Много будешь знать – скоро состаришься.
– Что же это за ответ? – возмутилась Рита и, прижав к себе портфель, даже сделала два шага к матери прогульщиков Чалэ.
– Каков спрос – таков и ответ! А ты в чужой дом пришла, юбкой метешь, контроль наводишь – власть, что ли?
– Ну и власть, – буркнула Рита. – Мне в школе такое поручение дали.
– Ах, вона что, – женщина залилась смехом, золотые кольца в ее ушах снова зазвенели и засверкали, – ну так ты поди к своим школярам сопливым и скажи: нечего мальчишкам моим в школе делать. Грамоте умеют, счету научились – чего еще надо?
Женщина уже наступала на Риту, уперев руки в бока, в одной из них по-прежнему был половник. С каждым шагом многочисленные слоеные юбки вздымались и вновь обвивались вокруг ее стройного стана, тонкие браслеты на смуглых руках блестели серебром, темные глаза сверкали вызовом пополам с насмешкой.
Она еще продолжала что-то говорить, напирая на Риту и тесня ее к выходу, но девушка стояла как замороженная. Не шевелясь и даже не моргая, она смотрела на цыганку – настоящую цыганку, настоящую Земфиру, она даже и не подозревала, что таких еще можно встретить в их маленьком городе…
– У нас в стране вообще-то обязательно десятилетнее образование иметь, – все-таки выдавила из себя Рита.
Вместо ответа Чалэ так расхохоталась, что ее небрежно подколотые косы, как шелковые канаты, развернулись и упали почти до колен. Она ловко подхватила их и, запрокинув голову, стала при помощи длинных шпилек пристраивать прическу на место.
В это время груда тряпья, в беспорядке сваленная на кровати с никелированной спинкой, вдруг зашевелилась и оттуда послышался некий писк, переходящий в поскуливание. Хозяйка отнюдь не спешила выяснять, в чем дело, – до тех пор, пока скулеж не перерос в громкий трубный рев. Только тогда молодая женщина, не торопясь, подошла к кровати, разворошила лоскуты и выдернула из-под цветных одеял чумазого, черноглазого полугодовалого мальчишку с голым пузом, одетого только в одну рубашонку.
Не обращая больше внимания на Риту, Чалэ присела на кровать и ловко вынула грудь, от чего ревущий бутуз сразу пришел в хорошее настроение и зачмокал.
– Ты иди себе, – уже спокойно сказала женщина Рите. – Передай там своим начальникам: придут мальчишки в школу, как освободятся. Поработают и придут.
– Вы их что, работать заставляете? – возмутилась Рита, тем не менее зачарованно наблюдая за женщиной.
– Мужчина сам понимает, когда ему работать идти. Бедно у нас, не видишь? Это четвертый у меня уже, – сказала Чалэ, тряхнув малыша, который, впрочем, не обратил на это внимания и только усилил чмоканье. – Мальчишка четвертый, а еще дочери две.
– У вас шестеро детей? У вас? – удивилась Рита. Молодая женщина выглядела лет на двадцать пять, не больше.
– Ага, – не без гордости ответила Чалэ.
Девочка окинула быстрым взглядом комнату.
Если бы Рита росла точно так же, как другие нормальные дети, она бы быстро поняла, что семья Чалэ живет в ужасающей бедности и грязи, несмотря на золотые и серебряные украшения, надетые на хозяйке. Но Рита смотрела на обстановку дома сквозь призму своих книжных познаний о быте цыган и поэтому видела только то, что хотела видеть. Низкая кровать, цветные засаленные одеяла, ситцевая занавеска, делящая комнату на две половины, глиняная посуда, земляной пол и печка-«буржуйка» – весь этот аскетизм казался ей до ужаса романтичным и оттого завлекательно-прекрасным… Почти как в декорациях к фильму «Табор уходит в небо»! Вот она, кочевая жизнь, которую Рита так хотела, так мечтала увидеть!
