Алан Глинн - Корпорации «Винтерленд»
— Всю жизнь, — вступает Гриффин снова шепотом и снова глядя в сторону, — с детства и до сегодняшнего дня, я каждую секунду сгорал от стыда и сжимался от ужаса, потому что считал своего отца виновным в смерти четверых людей… в том числе моих сестры и матери. — Теперь он смотрит прямо на Джину: — Это было мое личное чистилище. Я никогда ни с кем не говорил об этом, не обсуждал… но всегда помнил.
Джине дурно. Ей хочется забрать свои слова назад, извиниться. Хочется встать и уйти. Хочется повернуть время вспять.
— И вот теперь, — продолжает Гриффин, — после стольких лет мне вдруг сообщают, что, может, он и не был виноват. Что, может, виноватым был другой. Что даже… в то время этот вопрос считался спорным. Сильно!
Его тон лишает Джину последних остатков решимости. Ведь это всего лишь теория. Надо постараться утихомирить его.
— Марк, — мягко начинает она, — у меня ведь нет никаких доказательств.
Но он, похоже, больше ее не слушает. Она пытается развить мысль, но он резко встает и отпихивает стул.
— Марк, выслушайте меня, прошу…
Он поднимает руку, жестом просит, чтобы она замолчала. В глазах у него слезы.
Он удаляется.
Джина видит, как он проходит мимо окна и исчезает из поля зрения. Ей горько.
3
Нортон смотрит на часы. Скоро двенадцать. Берет со стола пульт, включает телевизор.
Оставляет «Скай-ньюз».
Выключает звук. Проваливается обратно в крутящийся эргономичный стул, оглядывается. Все, этот офис его достал. Он выделил в новом здании целый этаж под «Винтерленд пропертиз». Осталось немного потерпеть, зато потом…
Конечно, если все пойдет по плану. Вокруг полно людей, жаждущих его провала, — людей, твердивших с самого начала, что проект убыточный, что Ричмонд-Плаза будет годами стоять пустая.
Осталось недолго ждать. Посмотрим, чья возьмет.
Нортон опять берет пульт и переключает на Ар-ти-и. В двенадцатичасовых новостях должно быть о пресс-конференции в «Карлтоне».
Пока суд да дело, он просматривает бумаги, связанные с контрактом одного небольшого арендатора Ричмонд-Плазы. У них возникли вопросы по чистой сдаваемой площади: они пока не понимают, что будут, а что не будут арендовать. В два придет их агент — к этому моменту он должен быть во всеоружии.
Через некоторое время он бросает взгляд на экран: начинаются новости. Он включает звук. Первым идет репортаж с пресс-конференции Болджера.
Нортон качает головой.
Неужто в мире не происходит ничего поинтереснее? Где наводнения, где кризисы с заложниками? Где бурное строительство на Ближнем Востоке? Что там со стремительным падением рынка жилья или повышением процентной ставки ЕЦБ?[44] Черт возьми, может хоть что-нибудь отвлечь внимание от этого гребаного Ларри Болджера?
Нортон глазам своим не поверил, читая вчерашние газеты. С какой беззастенчивой первобытной жестокостью они накатали некролог живому человеку! Ему, конечно, на Болджера насрать. Просто если так дальше пойдет, если они действительно прикончат Ларри, в могилу тот может сойти не один.
Репортаж переходит из студии в зал пресс-конференции. Министр сидит за столом. Перед ним ряд микрофонов.
— …И я хочу заверить людей, — произносит он, — что моя семья, мои друзья и коллеги полностью принимают мою точку зрения и поддерживают меня. — Он подается вперед, — Видите ли, хочется, чтобы люди понимали, что им скармливают. Ведь это чистой воды охота на ведьм… зловещая попытка подорвать…
В этот момент у Нортона звонит мобильный. Он хватает трубку, смотрит на экран. Номер не определяется. Медлит, потом отвечает:
— Алло.
— Пэдди, это Рэй Салливан.
Нортон прикрывает глаза, издает слабый стон. Потом говорит в трубку:
— Рэй, можешь секунду повисеть?
— Мм… без проблем.
Рука с телефоном опускается и повисает в воздухе. Нортон опять включается в пресс-конференцию.
— …А с другой стороны, результаты, чтобы я, народный избранник, двигаясь вперед, мог бы и дальше продолжать ту работу, на которую меня, еще молодым и честолюбивым юношей, выбрали более двадцати пяти лет назад.
Материал неожиданно обрывается, и картинка возвращается в студию. Нортон выключает звук и прижимает телефон к уху:
— Рэй?
Он боялся этого звонка уже с пятницы.
— Пэдди, что у вас там за чертовщина? Я думал, ты сам позвонишь.
Нортон корчит гримасу:
— Я собирался. Просто решил дождаться, пока все стихнет.
— Но… похоже, не стихло.
— Пока нет.
— Пока нет. — Салливан откашливается. — Тогда позволь задать тебе вопрос: как дела у твоего мальчика?
У Нортона сводит скулы от такой формулировки.
— Дела у него нормально. Держит оборону. Он в этом дока — политик все-таки.
— Это хорошо. Понимаешь, я бы не парился, просто история только что попала в поле зрения старика и, откровенно говоря, разозлила его. Я не собирался ему сообщать, во всяком случае до поры до времени, но выяснилось, что в интернете он чувствует себя как дома.
— Да ладно?!
— Представь себе, в его-то возрасте. — Салливан цокает языком. — Одним словом, мистер В. расстроен. Он считает, раз «Оберон» так мощно вложился в проект, о любом скандале или неприятности нас должны предупреждать заблаговременно.
— Рэй, поверь, — вступает Нортон, — все уляжется. Это просто… остановка в пути. Ларри шагает в гору семимильными шагами… разумеется, это не всех устраивает. Ты же не станешь отрицать, что у вас на Капитолийском холме такого дерьма тоже хватает?
— Хватает-то хватает, да только некоторых по итогу прижучивают, судят и сажают, блин, в тюрягу.
Нортон молчит.
— Пойми, все элементарно. Мистеру В. не хочется, чтобы тот, с кем он вчера ручкался, завтра угодил на скамью подсудимых.
— Понимаю.
— Это было бы крайне нежелательно.
— Конечно, я понимаю.
Нортон пожевывает нижнюю губу.
Без сомнения, как потенциальный будущий премьер-министр единственного англоговорящего государства Еврозоны, а также как потенциальный президент Евросовета, избираемый на шесть месяцев, Ларри Болджер может пригодиться «Оберон кэпитал груп». Через него будет легче решать вопросы законодательного регулирования и заключения контрактов.
— И главное, ведь Ларри ему понравился, — продолжает Салливан. — Понимаешь? Ох, остается только надеяться, что ты прав. Будем уповать на то, что все действительно уляжется.
— Я ни секунды в этом не сомневаюсь, Рэй, будь уверен.
— Хорошо, — говорит тогда Рэй. — Что у нас там с правами на название?
— А, точно, — отвечает Нортон. Хитрый шаг, однако. — Хорошо, что ты напомнил.
— Итак?
Если вообще существуют неточные науки, то права на название — в первой десятке. Ошибка может очень дорого стоить. Будущая конкурентоспособность объекта часто зависит от того, какой отклик в душах людей находит его название. Комиссия по возрождению доков согласилась, что в общем контексте обновления города название Ричмонд-Плаза подходит больше всего. Оно звучит нейтрально и отражает местную специфику. Рэй Салливан со своей стороны всегда настаивал, что эксклюзивное право на название их нового звездного европейского генштаба должно принадлежать «Амкану» — якорному арендатору.
Итак… Амкан-билдинг?
М-да, не так Нортон все это себе рисовал. Уже не говоря о блестящей перспективе очередного разбирательства с Комиссией по возрождению доков. Только этого ему сейчас не хватало! Но в данных обстоятельствах, наверное, будет правильнее уступить Салливану и завершить переговоры.
А с учетом нынешней ситуации, может, не так и глупо, если они попадутся на собственную удочку.
— Отлично, — отзывается Нортон. — Давай тогда сведем все цифры и поговорим попозже. Идет?
— Договорились, Пэдди, супер.
После разговора Нортон сидит в тишине, пялится в телик: там идет прогноз погоды.
Покачивает головой. Он не понимает: в какой момент и каким макаром Ларри Болджер вдруг стал центральной фигурой в этой истории? Как и когда он со скамейки запасных перескочил на поле и стал центральным нападающим?
Начинается реклама. Нортон щелкает пультом, выключает телевизор.
Похоже, за Болджером придется присмотреть. На пресс-конференции он держался молодцом, но на него сейчас давят со всех сторон. Ожидать можно чего угодно. Нортон знает, как происходят такие вещи. Переломный момент подкрадывается незаметно, а потом — пиши пропало.
Он опять берется за мобильник. А параллельно лезет в карман, пытается нашарить серебряную таблетницу.
4
— Марк, ты кошмарно выглядишь. Что-то… стряслось?
— Ничего.
Он видит: тетя Лилли начинает нервничать. Он подходит к ней — она у раковины, — но, вопреки обычаю, не чмокает в щеку.
