Дональд Уэстлейк - Кто-то мне должен деньги
Жителей Нью-Йорка ничем не удивишь. В середине января, в пять часов вечера, два чудака без пальто и шапок мчатся как сумасшедшие по Девятой авеню, по тротуару, где прогуливаются толстые женщины, бегают дети, где люди, возвращающиеся под вечер домой, спокойно поджидают автобусов,— и, похоже, никто из них не обратил на нас никакого внимания. Может, какой-нибудь впечатлительный мальчишка сказал своему приятелю: «Эй, посмотри-ка на этих психов»,— и его интерес тут же угас.
Теперь я мчался просто по прямой и, оказавшись на углу Сорок седьмой улицы, отбросил всякую осторожность и рванул напрямик через проезжую часть. Я даже не взглянул на светофор, и поэтому мы сразу же чуть не угодили под колеса. Водитель дал по тормозам, я налетел на капот, а сзади на меня налетела Эбби.
Он опустил стекло, высунул голову и закричал:
— Ты что, ослеп? Не видишь, куда прешь?
Он, разумеется, был прав, но я вовсе не собирался признавать это. Только я хотел ответить ему как следует, как вдруг узнал машину. Не водителя, а машину. Я когда-то сам на ней ездил. Она принадлежала «В. С. Гот Сервис Корпорейшн».
Конечно! Такси!
— Отвези нас…— начал я.
— Ты что, не видишь, что я еду в парк? — Он протянул в окно руку, указывая на табличку.
— Твой парк на пересечении Одиннадцатой авеню и Шестьдесят пятой улицы,— сказал я ему,— а именно гуда нам и надо.
Обежав машину кругом, я открыл заднюю дверцу. В конце квартала показались бандиты, которые, отдуваясь на ходу, всей толпой бежали в нашу сторону. Это было настолько необычное зрелище, что кое-кто из прохожих даже посмотрел им вслед.
Эбби пулей влетела в машину, я последовал за ней.
— Это ваши друзья? — спросил водитель.
— Она решила сбежать со мной из дома,— объяснил я.— А это ее братья.
Он всмотрелся в бегущих гангстеров, удивленно поднял брови и наконец двинулся с места.
Полквартала мы ехали молча. Потом он вдруг сказал:
— Не делай этого.
Я посмотрел на его затылок.
— Чего не делать?
— Не женись,— пояснил он.— Вот я женился, и что из этого получилось?
— Смотря на ком жениться,— сказал я.
Он поймал в зеркальце мой взгляд.
— Ты пытаешься острить по поводу моей жены?
С такими идиотами лучше не объясняться. Я ответил:
— Нет.— И стал смотреть в окно.
Естественно, на Десятой авеню мы остановились на красный свет. Я уже шесть лет регулярно останавливаюсь здесь у светофора, и вообще четыре с половиной года из этих шести лет я провел на перекрестках, дожидаясь, пока загорится зеленый свет. В заднее окно я увидел, как бандиты выбежали из-за угла. Они задыхались, размахивали руками, их пальто были расстегнуты, а галстуки развевались на ветру.
Вспыхнул зеленый свет, мы пересекли Десятую авеню и добрались до Одиннадцатой, где, разумеется, опять застряли на перекрестке.
— Вы, ребята, без пальто едете,— отметил таксист.
Очевидно, он уже простил меня за неудачную реплику по поводу его женитьбы.
— Мы очень спешили,— объяснил я.
— Наверное, вы отправляетесь в Майами.
— Точно,— подтвердила Эбби и, улыбнувшись, сжала мою руку.
— Я бы тоже не отказался туда смотаться,— сказал таксист.
Дождавшись зеленого света, мы повернули направо и, миновав еще один квартал, выехали на Сорок восьмую улицу, где опять остановились на красный свет.
— Самолетом летите? — поинтересовался таксист.
— Конечно,— кивнула Эбби.
— А туда больше ничем и не доберешься,— сообразил он.— Правильно?
— Правильно.
Зажегся зеленый. Мы проехали восемь кварталов и на Пятьдесят шестой улице снова остановились перед светофором. Пока мы добрались до Шестьдесят пятой улицы, мы проехали, не останавливаясь, только три светофора, а водитель попался до ужаса болтливый. За это время он успел нам поведать, что и сам два раза летал на самолете, что тоже бывал в Майами и что его шурин открыл на Лонг-Айленде мойку машин, а он сдуру отказался войти в пай и теперь готов себя за это убить.
Я тоже был готов его убить. Когда ты ведешь такси, пассажир сам должен решить, поговорить ему с тобой или нет. Если кто-то начинает со мной разговор, конечно, я ему отвечаю. Но я не лезу со своей болтовней к людям, которые хотят помолчать.
Тем не менее в конце концов мы приехали в гараж, и тут он спросил:
— А чего это вы сюда приехали? Вам разве не в аэропорт?
— Прежде всего мы хотим обвенчаться,— объяснил я.
— А,— сказал он.
С такими умственными способностями он осознает не раньше чем через три-четыре дня, что здесь поблизости нет ни одной церкви.
Я дал ему хорошие чаевые, потому что сам люблю, когда мне дают хорошие чаевые — только не советы, на какую лошадь поставить! — и мы вылезли из машины. Он загнал такси в гараж, а я сказал Эбби:
— Видишь ту бензоколонку? Подожди меня там. Я заберу тебя через пару минут.
— Что ты собираешься делать? — спросила она, стуча зубами.
— Взять машину.
— Ты собираешься украсть такси?
— Зачем мне его красть? Я здесь работаю. Просто распишусь и возьму.
— А…— Она улыбнулась.— Конечно. Как просто.
— Отправляйся туда и зайди пока в помещение,— сказал я.— Ты уже вся посинела от холода.
— Слава Богу, что я хотя бы в сапогах,— вздохнула она и, повернувшись, заспешила к бензоколонке.
Я посмотрел ей вслед и тоже порадовался за нее. Было просто здорово, что сапоги доходят ей почти до талии, потому что ее мини-юбка едва достигала ног.
Я зашел в гараж. Диспетчер сделал мне замечание за то, что я не выходил на работу несколько дней, но, в общем, я был не самым нерадивым работником, так что он не слишком ко мне придирался. Я расписался в табеле и, когда шел за машиной, встретился с парнем, который нас привез. Он нес диспетчеру свой путевой лист. Парень удивленно уставился на меня:
— А где твоя девушка?
— Я послал ее к черту,— ответил я.— Мне не понравилась ее семья.
Выходя из гаража, я чувствовал спиной, как он смотрит мне вслед.
28
Парень, работающий на заправочной станции, многозначительно ухмыльнулся, когда Эбби запрыгнула в машину, и я тут же дал газу. Она хотела сесть на переднее сиденье, но я указал ей на заднее и, как только мы тронулись, сразу включил счетчик. Я не хотел, чтобы именно сейчас меня остановил какой-нибудь легавый.
— Тебе не нужно заправиться? — спросила Эбби.
— Эта заправочная — не «Суноко».— Я посмотрел на прибор.— К тому же у меня полный бак.
— Тут холодно.
— Через пару минут станет тепло.
— А куда мы сейчас едем?
— Понятия не имею,— ответил я.— Ни малейшего представления. Тут недалеко есть одна забегаловка, где я обычно обедаю, давай заскочим туда и немного перекусим. А заодно обсудим наши планы.
— Отлично,— согласилась Эбби.
Так мы и сделали. Оказавшись в толпе, мы немного расслабились. Я заказал кофе и гамбургеры. Когда их принесли, Эбби сказала:
— От этого жутко толстеют, Чет.
— Когда за тобой охотятся вооруженные бандиты,— заметил я,— о диете можно не думать.— И я впился зубами в свой гамбургер.— Очень вкусно.
— Ладно. Но когда это все закончится, тебе все-таки придется сесть на диету.
— К тому времени, когда все это закончится,— ответил я,— я без всякой диеты стану ужасно худым. Если, конечно, я все еще буду жив. Хватит об этом, Эбби. Давай лучше поговорим о том, что нам делать дальше. Как ты думаешь?
Она отпила кофе.
— Не знаю, Чет. Кажется, я уже больше ни о чем не могу думать.
— Что, если мы найдем убийцу? — спросил я.— Что, если мы распутаем это дело и как-нибудь дадим бандитам понять, что мы не собираемся никому рассказывать о том, что мы услышали…
— Я ничего не слышала,— перебила Эбби.
— Хочешь вернуться обратно и сказать им об этом?
— Нет,— отказалась она.
— Нам просто чертовски повезло, что мы до сих пор еще живы,— сказал я.— И Наполи, и Уолтер Дробл хотели сначала разобраться, в чем дело, а потом уже принимать решения, но с самого начала было ясно, что мы для них — досадная помеха, избавившись от которой они почувствуют себя гораздо спокойнее.
— Одного я до сих пор не могу понять: зачем ты впустил в квартиру вторую банду, Наполи и его людей, когда Дробл и все остальные были уже там?
— Я мог только догадываться, что произойдет, если я их впущу,— объяснил я,— но я точно знал, что произойдет, если я их не впущу. Они бы выломали дверь и, вероятно, начали бы стрельбу. Люди Дробла, разумеется, ответили бы тем же, а мы бы оказались в самом центре небольшого сражения. Открыв дверь, я выиграл время, а значит, получил шанс. К тому же ничего другого мне не оставалось делать.
— Ладно,— сказала она,— а что теперь? У тебя есть какие-нибудь идеи?
— Есть одна, но я не очень-то уверен, что она мне нравится.