Уильям Айриш - Женщина-призрак
— Я везу вас к месту казни, — ответил он. — Это ускорит дело.
— Значит, все же правда, что сегодня ночью…
— Конечно. Это должно случиться в ближайшие полтора часа. Мы должны успеть.
Теперь они уже ехали по окраине города. Вокруг было темно, и лишь фары автомобиля выхватывали из темноты деревья.
— Но, допустим, что-то нас задержит. Например, лопнет шина. Не лучше ли позвонить по телефону?
— Я знаю, что делаю. Вам нечего беспокоиться.
— Да, да, — вздохнула она. — Я ослепла. Я слепая. Теперь я вижу разницу между сновидением и жизнью.
— Полное исправление, — раздраженно сказал он. — За пять месяцев вы пальцем не шевельнули, чтобы помочь ему. А сейчас, за последние пятнадцать минут, вдруг начали испытывать беспокойство.
— Да, — покорно согласилась она. — Вам это трудно понять. Насчет моего мужа и его угрозы поместить меня в больницу для алкоголиков. Вы заставили меня взглянуть на это с другой стороны. — Она откинулась, на спинку сиденья и впервые немного расслабилась. — Мне тоже надоело быть трусихой, — сказала она с неожиданной силой. — Я хочу совершить хоть один храбрый поступок в жизни.
Далее они снова ехали молча.
— Будет ли достаточно моего клятвенного показания для его спасения? — вдруг спросила она с беспокойством.
— Для отсрочки казни этого будет достаточно. Остальное завершат адвокаты.
Неожиданно она заметила, что машина повернула на развилке налево и скорость уменьшилась.
— В чем дело? — удивилась она. — Я думала, что к Государственной тюрьме ведет северная дорога. А вы…
— Здесь короче, — кратко ответил он. — Я хочу выиграть время. — Он помолчал. — Я везу вас туда, где у вас будет много времени.
Теперь в машине их было не двое. В мрачном молчании появился третий и уселся между ними. Это был холодный отчаянный страх, невидимые руки которого охватили женщину и заставили ее похолодеть.
Вокруг было абсолютно темно. Дорогу освещали лишь фары их машины. Молчание длилось уже десять минут. Мрачной неопределенной массой по сторонам дороги возвышались деревья. Как-то странно завывал ветер: будто предупреждал их об опасности. Их отражения в ветровом стекле казались призрачными.
Он снова сбавил скорость, чтобы было удобнее лавировать между деревьями. Колеса скользили по мокрым листьям, ветви кустарников хлестали по стеклам. Деревья казались сверхъестественными существами.
— Что вы делаете? — прошептала она. Страх обручем сжал ее горло, и она едва могла пошевелить языком. — Я не понимаю, что вы делаете… Для чего все это?
Внезапно они остановились. Звук тормозов стих. Он выключил двигатель. Наступила тишина. Тихо было и внутри, и снаружи. Они сидели в. машине неподвижно. Он, она и страх. Двигались лишь пальцы его руки, все еще лежавшие на рулевом колесе, медленно двигались, как будто играли на пианино.
Она повернулась и вдруг набросилась на него с кулаками.
— Что это? — Да скажите же что-нибудь! Вы слышите! Скажите мне хоть что-нибудь! Вы слышите? Скажите мне хоть что-нибудь! Не сидите как истукан! Почему вы остановились?
— Выходите! — Он ударил ее в подбородок.
— Нет! Что вы делаете? Нет! — Она со страхом уставилась на него.
Он наклонился над ней и отпер дверь.
— Выходите.
— Нет! Что вы хотите сделать? Я вижу по вашему лицу…
Он толкнул ее, и через мгновение оба стояли возле машины на груде листьев. Он с грохотом захлопнул за собой дверцу машины. Они находились среди мокрых и мрачных деревьев.
— Идемте, — сказал он и схватил ее за локоть, чтобы быть уверенным, что она идет.
Они шли в темноте, скользя по листьям. Она повернула голову, вглядываясь в его лицо. Но оно было удивительно спокойным и ничего не выражало.
Они молчали, пока огни фар машины не сделались едва различимыми. На границе света и тьмы он отпустил ее руку. Она по инерции прошла вперед, и он резко остановил ее.
Он достал сигареты и предложил ей. Она пыталась отказаться, но он настоял, чтобы она закурила:
— Вам лучше закурить! — Он прикурил сам и дал ей. Во всех его жестах было что-то ритуальное: вместо того, чтобы успокоить, он все больше пугал ее. Она сделала затяжку, и сигарета выпала из ее руки. Он из предосторожности затоптал ее ногой, хотя сигарета упала на мокрые листья.
— Всё, — сказал он. — Теперь идите и садитесь в машину. Ждите меня. И не оглядывайтесь, идите прямо вперед!
Или она не поняла его, или ужас сковал все ее тело, но она не могла сдвинуться с места. Он повернул ее лицом к машине и слегка подтолкнул. Она сделала несколько неуверенных шагов.
— Идите вперед, прямо к машине, — сказал он. — Идите и не оглядывайтесь.
Она была женщиной, и женщиной крайне испуганной. Замечание, которое он сделал, возымело обратный эффект: она потеряла голову.
Он уже держал в руке пистолет, хотя еще не до конца продумал свои действия. Его молчание испугало ее, и она бросилась к нему.
Пронзительный крик, крик раненой птицы, нарушил тишину и замер где-то среди деревьев. Она старалась приблизиться к нему, как будто это могло стать гарантией ее безопасности.
— Стойте! — сурово приказал он. — Я хочу облегчить вашу участь, так что идите и не оборачивайтесь.
— Нет! Не надо! Зачем? — Она заплакала. — Я же вам сказала, что скажу им все, что вы хотите. Я же обещала! я…
— Нет, — перебил он с ужасающей холодностью. — Вы ничего никому не скажете, и я заставлю вас убедиться в этом. Вы скажете это ему самому, когда через полчаса встретитесь в другом мире. — Он поднял пистолет.
На фоне огней машины она представляла собою отличную мишень. Обезумев от страха, она не могла сдвинуться с места. Как кролик перед удавом, стояла она перед ним и не отрывала взгляда от медленно поднимавшегося пистолета.
Конец.
Грохот выстрела замер в кронах деревьев. Но она продолжала кричать.
Должно быть, он промахнулся, хотя они стояли очень близко друг от друга. Дымок из ствола не шел, но выяснить причину этого он не успел. В свете фар что-то блеснуло, и он был отброшен в сторону. Потом он осознал, что пистолет лежит у ее ног на мокрых листьях, а его самого кто-то прижал к дереву.
Из темноты возник мужской — силуэт. Человек с поднятым пистолетом подошел к Ломбару. В мертвой тишине голос его прозвучал громко и отчетливо:
— Вы арестованы за убийство Марселлы Гендерсон!
Он поднес что-то ко рту, и громкая трель свистка нарушила тишину, затем снова воцарилась тишина. Барчесс вернулся к ней поднял с колен.
— Я все знаю, — успокаивающе сказал он. — Теперь все уже позади. Вы сделали свое дело: спасли его. Остальное сделаю я, а вы поплачьте. Вам станет легче.
— Я ничего не хочу сейчас. Уже все прошло. Я только… я только не думала, что кто-то может быть здесь в такое время…
— За вами не следили, это было очень трудно. — К ним подъехала другая машина. — Но я все время был С вами. Знаете, где? Я сидел в багажнике. Влез туда, как только вы вошли в магазин.
Он повысил голос и крикнул в сторону группы людей, стоящих у деревьев:
— Грегори и остальные здесь? Поезжайте обратно, не стоит терять здесь время. По дороге подъедете к ближайшему телефону и позвоните окружному прокурору. Мы тоже через несколько минут двинемся. Передайте, что я задержал некоего Джона Ломбара, который признался в убийстве миссис Гендерсон, и что мне нужен ордер.
— У вас нет доказательств, — сказал Ломбар, морщась от боли.
— Нет? Зачем мне больше того, что вы сами дали? Я захватил вас в тот момент, когда вы собирались хладнокровно убить девушку, которую никогда в жизни не видели. Что вы могли иметь против нее, кроме того, что она могла спасти Гендерсона? Почему вы хотели ее убить и помешать ей спасти его? Потому, что это спасение было бы опасным для вас. Вот и доказательство.
— Вам нужна помощь? — спросил полицейский дорожной службы.
— Отведите девушку в машину. Она еще не вполне пришла в себя, за ней нужно присмотреть. А о парне я сам позабочусь.
— А кто она?
— О, настоящий человек, — ответил Барчесс. — Это Девушка Скотта Гендерсона. Она лучше всех нас.
Глава 21
Первый день после казни
Собрались в гостиной небольшой квартирки Барчесса на Джексон-Хейтс. Это была их первая встреча после его освобождения.
Они ждали здесь приезда Гендерсона.
— Не стоит встречать его у тюрьмы, — сказал он девушке. — Лучше подождите у меня.
Сейчас они сидели на диване. Гендерсон обнимал ее за плечи. Их счастливые лица вызывали у Барчесса странное чувство. К горлу подкатывал комок.
— Ну как? — грубовато спросил он.
— Приятно снова видеть человеческие вещи, — сказал Гендерсон. — Я почти забыл, как все это выглядит. Ковры на полу. Мягкий свет лампы. Диван. И все остальное… Как будто я заново родился.
