Мария Спасская - Кукла крымского мага
Лиля восхищалась душевной широтой друга, когда он как ни в чем не бывало шел с ней на «башню» послушать лекцию на тему эроса или размышления о дионисийстве, о котором Вячеслав Великолепный знал абсолютно все. Только настоящий маг может настолько широко смотреть на вещи, чтобы не улавливать их мерзкой гнусности. В отличие от Волошина Лиля не любила Иванова. Поэт ее пугал, ибо напоминал Того Человека, образ которого неотступно преследовал ее с отрочества. Но интерес к поэзии пересиливал страх, и Лиля снова шла на «башенные среды». Теперь же, когда в редакции «Аполлона» открылось «Общество ревнителей художественного слова», девушка вздохнула с облегчением и сделалась постоянным его членом. В состав общества входили самые яркие поэты, блиставшие в те годы на русском литературном Парнасе. В особняке на Мойке можно было встретить Блока, Мандельштама, Сологуба, Анненского. Ну и, конечно же, Волошина с Гумилевым. И все они были страстными поклонниками юной и загадочной поэтессы де Габриак. Лиле доставляло удовольствие наблюдать, как вокруг ее Черубины в редакции разворачиваются споры и интриги. Маковский продолжал регулярно получать «путевые заметки», из коих узнавал о буднях Черубины, остановившейся в католическом квартале. Под руководством Волошина Лиля прислала огромное количество описаний этого самого квартала, живописала даже несколько личных встреч. Описывала подробно, остроумно и красочно. Так, словно сама присутствовала при этом в Париже. Наблюдая за Папой Мако со стороны, Лиля видела, что редактору эти письма необходимы, как воздух. Это заметила не только Лиля, лицо, безусловно, заинтересованное и оттого обладающее повышенной наблюдательностью. Влюбленность издателя видели и сотрудники «Аполлона». В отсутствие Черубины Маковский так страдал, что коллеги не могли на него смотреть без сочувствия.
— Сергей Константинович, — как-то не выдержал Анненский. — Нельзя же так мучиться! Ну, поезжайте за ней. Истратьте сто-двести рублей, оставьте редакцию на меня. Отыщите ее в Париже…
Но Маковский в Париж не поехал, зато каждый вечер звонил кузине Черубины Дарье Владимировне и беседовал с ней об отсутствующей. А «кузина Дарья Владимировна», Лида Брюллова, сидела рядом с Лилей и с самым серьезным видом готовила издателя к мысли о пострижении Черубины в монастырь. Тот трепетал от отчаяния, и Лиля со сжимающимся от гордости сердцем видела, что ее стараниями нет в Петербурге человека несчастнее, чем редактор журнала «Аполлон», эстет и сноб Маковский, так больно обидевший ее в их первую встречу.
* * *Новая жизнь нравилась мне все больше и больше. Дни были заполнены презентациями наших книг, съемками ток-шоу, приемами, вечеринками и прочей мишурой светской жизни. Элла и Эдуард, впервые за несколько лет открытые для общения, вызывали неподдельный интерес у самых разных людей. Все относились к нам с почитанием и преклонением, и в какой-то момент я даже начала забывать, что не имею к замечательным книгам, которые все так превозносят, никакого отношения.
— Малыш, может, попробуешь что-нибудь написать? — как-то предложил отец.
Я попробовала. И написала небольшой рассказ.
— А что, очень даже недурно! — просматривая текст, с довольным видом говорил папа. — Сюжет вполне оригинальный, немного доработать, и может получиться занимательная история.
Польщенная и ободренная, я взяла себе за правило каждый день работать над текстом, доводя его до совершенства. Также регулярно я посещала тренажерный зал, доводя до совершенства фигуру, ибо та Элла Греф, которую я видела на экране телевизора, мне уже не очень-то и нравилась. На мой взгляд, у нее были слишком широкие бедра, невыразительная талия и плохо развитая грудь. Хотелось, чтобы новая я была так же идеальна, как те книги, которые тысячи читателей считали моими. Но в тренажерный зал жилого комплекса «Эдельвейс» я ходила не только потому, что мечтала накачать приличную грудь и убрать лишние сантиметры с талии. Там я ежедневно встречала обладателя красного дракона. Этот высокий крепкий брюнет с потрясающей татуировкой на руке, уходящей под футболку и ужасно меня интригующей, приходил заниматься с двумя охранниками, которые стояли за ним все то время, что он ворочал штанги и трусил по беговой дорожке. Инструктор держался от них в стороне, предпочитая не докучать указаниями знающим людям. Да и остальные посетители зала косились на него с заметным уважением. Несколько раз я была свидетелем, как у моего брюнета брали автографы, а однажды в раздевалке услышала, что две девицы с горящими глазами обсуждают его персону. Сделав вид, что мне и дела нет до их болтовни, я узнала, что зовут его Виталий, он известный боксер-супертяжеловес, живет в нашем комплексе, здесь же арендует для тренировок зал с боксерским рингом, а на тренажерах ходит заниматься туда же, куда и мы, простые смертные. Если, конечно, простыми смертными можно назвать банкиров, эстрадных певцов, актеров или вот как мы с папой, успешных писателей. Как-то раз я старательно качала пресс на блоке, когда увидела, что двухметровый великан, помахивая в такт шагам рукой с тем самым красным драконом, вытатуированным на бицепсе, направляется в мою сторону.
— Простите, барышня, — озадаченно проговорил он, — у меня такое чувство, что вы вот-вот переломитесь пополам. Такую талию беречь надо, а не нагружать работой. Нельзя так изводить себя тренировками. Хотя, конечно, нет предела совершенству…
— Да нет, я просто пресс качаю, — смутилась я.
— Отличный у вас пресс, милая…
— Элла, — подсказала я. Я уже привыкла к этому имени и не вспоминала, что не так давно была Женей.
— Так это, в самом деле, вы? — вскинул он брови. — Мне Сережа говорил, — он кивнул на одного из охранников, — но я не поверил. Эллочка, поужинаете завтра со мной?
— А почему бы и нет? — улыбнулась я. — Только с условием — за ужином вы рассказываете что-нибудь занимательное из своей жизни. У меня есть правило — истории друзей вплетать в сюжет. Идет?
— Ну что же, я буду рад, если моя жизнь получит отражение в ваших замечательных романах!
Остаток дня я провела, предвкушая завтрашнюю встречу с новым поклонником, и ночью долго ворочалась, не в силах заснуть. На следующее утро Сирин приехал раньше обычного и, набирая в шприц кровь, пробурчал:
— Ну, вот и все. Это последняя порция. Теперь твоя смерть будет выглядеть вполне правдоподобно.
Он спрятал пробирку в термосумку и подмигнул мне хмурым глазом. Отношения между нами установились довольно натянутые. Было заметно, что меня он только терпит, а вот к отцу привязан по-настоящему.
— Вчера весь вечер провел в Интернете на вашем форуме, — угрюмо сообщил Сирин, разглядывая профиль отца, самозабвенно барабанящего по клавишам ноутбука, разложенного на кухонном столе. — Меня позабавило, что визит Эллы на твои, Максим, похороны не остался незамеченным. Поклонники Грефов ломают головы, в каких отношениях были Максик и Элла. Я выступил в роли тролля и написал, что к Элле Максик был равнодушен, а любил он Эдуарда и от неразделенной любви покончил с собой, наевшись таблеток. Поверили, придурки.
— А ты, оказывается, шутник, мой друг Викентий, — отец, не прерывая работы, усмехнулся. — Давай, давай! Любая реклама нам на руку. Даже такая, как этот твой черный пиар. Главное, чтобы наши имена были на слуху! Чтобы люди обсуждали все, что касается Грефов!
Перестав печатать, папа обвел нас веселым взглядом.
— Есть хочу, просто умираю, — он потер руки. — А не сходить ли нам покушать?
И мы отправились в уютный итальянский ресторанчик в первом корпусе, где каждое утро завтракали. Усевшись за наш привычный столик, заказали услужливым официанткам пиццу, кофе и, тут же получив заказ, принялись за еду.
— Слушай, малыш, если так и дальше пойдет, я никогда не допишу роман, — задумчиво проговорил отец, жуя свой кусок теста с начинкой. — Что там у нас сегодня по плану?
Он вытер рот крахмальной салфеткой и вопросительно посмотрел на меня.
— Насколько я помню, сегодня встреча с читателями в книжном магазине «Петровский».
Я поставила пустую кофейную чашку на стол и протянула руку к блюду с пиццей.
— Давно взвешивалась? — осведомился Сирин, наблюдая, как я уписываю вторую порцию.
— А что? — насторожилась я.
— Толстеешь, мать, — отозвался он, окидывая меня критическим взглядом.
Я положила пиццу на место и отодвинула тарелку.
— Что ж ты стесняешься? Ты ешь, ешь, — издевательски проговорил папин друг.
— Спасибо, что-то не хочется. Я лучше еще кофе выпью.
— Кеш, ну что ты девочку запугиваешь? — осадил приятеля отец. — Она у меня стройняшка и красавица.
И, повернувшись ко мне, проговорил:
— А знаешь что, красавица? Сходи на встречу одна. Я страстно мечтаю поработать в тишине.
