Аркадий Гендер - Проксима лжи
— Да, да! — с интонацией, как будто он только что узнал о крупном выигрыше в лотерею, радостно завопил трубку Федор. — Евгений Эдуардович?
— Да, это я! — тоже возвышенным тоном, словно хлебнув приличный глоток веселящего газа, подтвердил догадку Федора Дерябин. — Как насчет нашей встречи? Надеюсь, без изменений?
— Ну, что вы, как можно! — продолжил вовсю выкаблучиваться Федор, пользуясь тем, что собеседник его не видит. — Такую встречу разве можно отменить? Вот, еду, так сказать, надеюсь быть к сроку.
— Жду! — ответил Дерябин, и Федору показалось, что он увидел, как директор пылко прижал руку к сердцу.
Всякий, кто слышал бы этот разговор со стороны, однозначно сказал бы, что общаются люди, проникнутые глубочайшей симпатией друг к другу. Федору же, теперь знающему всю подноготную директорского расположения к нему, радушие Дерябина представлялось лицедейством, фирменная приветливая улыбка — кровожадным оскалом. «Жизнерадостный вампир!» — усмехнулся про себя Федор. Как же все-таки меняется представление о человеке, когда приоткрывается его истинное лицо! И как хорошо, что этот человек и не знает, что маски на нем уже нет. Хотя, не исключено, что догадывается… Ну, что ж, встреча подтверждена, и ее не отменить. Теперь — только вперед! Пришла пора узнать ответы на все вопросы.
***Когда Федор добрался до завода, стемнело уже окончательно. На проходной номер два, через которую обычно входил на завод Федор, когда был без машины, дежурил охранник Лукич — юморной, жизнерадостный дедок. Лукича на Конвейере знала каждая собака. Еще про него было известно, что в молодости он служил в войсках МВД, охранял зоны. Собственно, Лукич этого не только не скрывал, а и похвалялся, что, дескать, как тогда у него ни один зэк через колючку не ушел, так и сейчас никто мимо не прошмыгнет. Лукич у Федора, как у своего, пропуск требовать не стал, а только покосился на черный мешок в его руках:
— Динамит? — разухабисто подмигнул он Федору. — Таджики напортачили?
— Гексоген, — на полном серьезе поправил дедка Федор. — Совсем стройка не задалась, решили заново начать.
В глазах Лукича мелькнул испуг, и он закрутил головой, явно ища поддержки собратьев по охранному цеху. Но, как назло, в проходной больше никого не было, и дедок, сочтя за лучшее сделать мину при плохой игре, рассыпался трескучим стариковских смехом, загрозил кривым пальцем в воздух:
— А, да, шутите, я понимаю! Вам бы все шутить, молодым-то! Ну, ладно, проходи уж, коли так.
Федор пошел через турникет, искренне восхищаясь фирменной охранничьей логике. Всю короткую дорогу до угла корпуса он чувствовал затылком, что Лукич смотрит ему вслед и, казалось, слышал мысли ветерана пенитенциарной системы: «Эх, нет на вас, шутников, Иосифа Виссарионовича! Он бы показал вам тридцать седьмой год!»
В это время — пятница, конец дня — во всем Конвейере горело всего несколько окон, и только стройплощадка была залита огнями. Это яркое пятно словно делило всю анакондову длину корпуса на две части: впереди еще была старая двускатная крыша, а позади Конвейер топорщился свежим светло-серым бетонным скелетом новой надстройки. Первый участок уже был существенно короче надстроенного, а ведь по первоначальному плану половину пути предполагалось пройти только к концу марта. Федор поразился тому, что даже за последние два дня, что он не поднимался на площадку, таджики ушли далеко вперед от места, где технадзор последний раз проверял качество работ. «Салямспецстрой» пахал в полный рост, и с такими темпами сомнений в том, что они закончат надстройку еще в мае, не было никаких.
Было без десяти семь. Федор поднялся к себе в каморку, кинул мешок под стол и уже запер было снова дверь, но на втором обороте ключа его рука сама собой остановилась. Он подумал, что прятать деньги в месте, про которое всем известно, что это кабинет технадзора, было самой настоящей профанацией. И не из-за того, что за те полчаса-час, на которые мешок остается здесь, его могли украсть, — на всем корпусе сейчас не было ни души. Но если бы деньги вдруг принялись целенаправленно искать, в первую очередь, наверное, проверили бы здесь. На вопрос о том, при каких обстоятельствах кто-то в его отсутствие стал бы искать здесь мешок, Федору отвечать почему-то не хотелось. Просто оставить деньги здесь было бы неправильно, непрофессионально. Федор снова открыл дверь, схватил мешок, бегом припустил к лестнице, поднялся еще на один этаж и через узкий лаз выбрался на крышу. Вернее, крыша здесь была раньше, а теперь это был первый из трех надстроенных этажей. Здесь, в анфиладе из одинаковых бетонных квадратов-отсеков, как в аэродинамической трубе, гулял ветер, на перекрытии местами снега было нанесено по щиколотку. Федор по временной приставной лестнице вскарабкался еще на два этажа вверх. Отсюда, с самой верхотуры, во все стороны открывался совершенно потрясающий вид, но Федору некогда было им любоваться. Он давно приметил здесь забытую строителями растворную «банку» — большой железный ящик типа корыта, в котором к месту работ подавали краном раствор. «Банка» была перевернута вверх дном; Федор с трудом приподнял ее и засунул под нее мешок. Потом огляделся по сторонам, словно кто-то мог его здесь видеть, отряхнул руки и с чувством выполненного долга полез вниз. Вот теперь к встрече с директором он был полностью готов.
Федор спустился на улицу и спорым шагом направился к дирекции. Когда он уже взялся за толстую витую латунную дверную ручку на дверях подъезда, наконец-то коротко прогудел его мобильный. По тону сигнала Федор безошибочно определил, что пришла эсэсмэска. Федору неоткуда было ждать мобильных вестей, кроме как от системы, отрапортовавшей, что это его сообщение Ирине, отправленное днем, наконец-то дошло до адресата. А это значило, что жена соблаговолила-таки включить свой мобильный. Федор просмотрел сообщение, убедился в том, что он прав, и хотел сразу же набрать Ирину, но подумал, что негоже метать бисер, пусть даже и перед собственной женой. Ведь, конечно же, это Ирина должна звонить ему, чтобы объяснить свое молчание, рассказать, где она. В конце концов, вообще объясниться! Хотя, не время сейчас меряться, кто кому чего должен, надо самому позвонить, убедиться, что с ней все в порядке. У него еще будет время высказать жене все, что он думает по этому поводу. Но не успел Федор нажать на клавишу посыла вызова, как дисплей его мобильного вспыхнул, и на нем определился номер абонента. Звонила Ирина. Федор самодовольно усмехнулся и, помедлив пару гудков, поднес трубку к уху.
— Да, — отрывисто и сухо, как будто просрочившему выплату должнику, ответил Федор. — Алло.
Секунду в трубке молчали, но этого короткого времени Федру хватило, чтобы вдруг и со всей очевидностью осознать, что что-то не так. Вернее, совсем не так. Ирина всегда начинала разговор задолго до того, как абонент поднесет трубку к уху. Кому Ирина звонила, по какому поводу, в каких она сама при этом находилась чувствах, значения не имело, — такая у нее была привычка, и исключений Федор не помнил. Объяснение, конечно, могло быть… Например, если на том конце провода не Ирина. Простые объяснения на поверку редко оказываются верными, но на этот раз Федор угадал.
— Баба твоя у меня, — неожиданно громко, так, что Федор вздрогнул, раздался из динамика низкий мужской голос со странным гортанным акцентом. — Я хочу за нее поллимона баксов. Я знаю, они у тебя есть. Поменяемся?
Федор так и остался стоять, вцепившись в дверную ручку, словно его пальцы приклеились к ней. Или, лучше сказать — примерзли, потому что за те доли мгновения, за которые суть сказанного доходила до сознания Федора, внутри его образовался совершенно чудовищный, антарктический, космический холод. Вот она, расплата за трусливенькое бегство, за то, что оставил — нет, бросил! — жену наедине со страшными и непредсказуемыми обстоятельствами! Да еще весь день сегодня убаюкивал себя рассуждениями о том, что с Ириной все в порядке, только потому, что иначе просто быть не может!
— Так как? — повторили в трубке вопрос, и в интонации Федор явственно уловил нотки нетерпения. — Ты согласен?
«Да не молчи ты! — подхлестнул сам себя Федор, с трудом преодолевая это оледенение внутри себя. — Говори же что-нибудь, с тобой ведь не о погоде треплются!»
— Да, да, конечно, — онемевшими, как после наркоза, губами, наконец, ответил Федор.
Он плохо понимал, что говорит. Хотя — а что нужно говорить в таких обстоятельствах? Как будто похитители звонят тебе каждый день! Но, в любом случае, надо взять себя в руки. И — надо говорить. Во всех американских боевиках с похитителями говорят. Вот только — о чем? Да о чем угодно, господи! Нельзя же ведь просто так взять, и отдать деньги! «Ни фига себе, просто так! — хмыкнул кто-то в голове Федора. — За жизнь жены — это тебе «просто так»?! Может, еще и поторгуешься?» Ха-ха, хорошая шутка! Поторговаться — дескать, а чо так дорого-то, брателло, в натуре? Как купец на базаре… Стоп! Что там было про купца? Купец торгуется на базаре, чтобы сбить цену на товар. Купец — товар. У нас — купец, у вас — товар. Товар — лицом… Вот оно! Товар нужно показать лицом. И — есть ли он вообще, товар-то? Вот о чем нужно говорить! Только как же это сформулировать-то?
