Фридрих Незнанский - Провинциальный детектив
– А никому не пришло в голову сказать, что так нельзя?
– Нет. Если честно, я в эти дела никогда не вмешиваюсь. Все равно не послушают, только дурой выставят. Или, чего доброго, придумают какое-нибудь «наказание за принципиальность». Стыдно, конечно… А остальные даже не считают, будто тут что-то не так. У них – у Дэна и Ильи – есть какая-то удивительная способность убеждать окружающих в своей правоте.
У них есть дурацкая теория, и откуда она взялась, непонятно. Достоевского, может, перечитали? Вот только увидели там не то, что есть… Они уверены, что есть некие совершенные «сверхлюди», которым дано право судить окружающих. И разумеется, «сверхлюди» – это они. Никто, конечно, их совершенства не оспаривает, но все же это слишком…
– Кира, а как думаешь, могла эта твоя приятельница Вика рассказать Илье про твоего отца?
– Не знаю, может, и могла. Она сплетница. Но не думаю, на самом деле, потому что он никак не проявил, что знает про меня какую-то тайну.
С тайнами можно поступать по-разному. Можно кичиться своим особым знанием, а можно использовать его так, как тебе кажется нужным. Вот только какой интерес может быть у подростка, у которого в голове каша из бредовых вымороченных идей, к личной жизни взрослого высокопоставленного человека?
Кира устала. Ей уже не хотелось говорить ни об Илье, ни о себе самой.
– Все-таки уезжаете?
– Думаю, да. Посмотрим.
– То есть, вы не уверены?
– Здесь ни в чем нельзя быть уверенным. Если что, я тебе позвоню.
– Мне? Не маме?
– Ее сейчас лучше оставить в покое.На привокзальной площади девочка села в первый подъехавший автобус. Турецкий набрал номер Алевтины, которая уже минут сорок ждала его около железнодорожных касс.
Глава 31
Говорят, что это у женщин семь пятниц на неделе. В принципе, Алевтина всегда была с этим утверждением согласна, но в последнее время поведение любимого начальника заставило ее сомневаться в истинности этого наблюдения. Десять минут назад она была уверена, что они уже практически на всех парах двигают в сторону Москвы. А вот сейчас выясняется, что нет. Не все еще доделано. «Не иначе, как из следователей Сашенька решил переквалифицироваться в психиатры. А если так, то лучшей практики, чем здесь, уж точно нигде не найти!» Алевтина злилась.
– Да, ты же виделась сегодня с Сережей?
– Виделась. И даже попрощалась. И Подгурскому от тебя пламенный привет передала. Они уже уверены, что никогда нас больше не увидят.
– Они ошибаются. Мы тут все же задержимся еще чуть-чуть.
– Зачем? Ты же и Смородской сделал ручкой. Думаешь, она хоть копейку заплатит за лишние усилия?
– Если они будут результативными, то, разумеется, да. А они будут таковыми.
– Откуда твоя уверенность?
– Внутренний голос.
– Замечательный источник информации. Я в восторге. Я уже, между прочим, маме позвонила, что завтра буду.
Турецкий вскипел.
– Аля, я тебя не держу. Ты сама сюда явилась, по собственному почину. Неизвестно зачем. Я тебя не звал.
– Ах, неизвестно зачем? Я тебе помочь хотела, между прочим!
– Замечательно помогла. Просто слов нет. Пользуешься моим предвзятым к тебе отношением. Приезжаешь, кокетничаешь с Панюшкиным, нарываешься на конфликты с Подгурским, а толку?!
Это было уже слишком. Если последние два обвинения имели какую-то связь с действительностью, то инсинуации по поводу Панюшкина звучали просто обидно. И главное, повода-то нет никакого. Неужели он так ничего и не понял? Или наоборот понял, старый циник, и пытается ее уколоть побольнее? В общем, Алевтина не зря гордилась своим умением быстро обрабатывать информацию. Ей хватило секунд пятнадцать, чтобы прокрутить в голове весь диапазон от неконтролируемого негодования до попытки трезво оценить ситуацию. В результате было принято здравое решение не реагировать.
– Да, в общем, так и есть. Хотела помочь, но не получилось. Благими намерениями, знаешь ли…
– Знаю. Пойдем в кассу, возьмем тебе билет.
– Александр Борисович! Не надо. Можно я останусь? Я очень хочу остаться! – И дальше про то, как она будет стараться оказаться полезной, вести себя тише воды ниже травы, с Подгурским вообще разговаривать не станет – только «здравствуйте» и «до свидания». А про Сережу? Это ж вообще, можно сказать, глупость. О чем вообще речь-то? Если есть какие-то глобальные проблемы, то она сегодня же вечером в гостинице все стразы с кофточек отпорет, и все дни, что им осталось сидеть в этой дыре, краситься не будет. Только бы не уезжать!
Как можно сердиться на человека, который умеет тебя рассмешить? У Алевтины определенно был талант изрекать обезоруживающие глупости. Талант, спасительный для нее.
– Аля, да разве дело в кофточках?
Выпили на вокзале кофе, созвонились с Панюшкиным. Договорились встретиться. Где? В кабинете Подгурского, разумеется. Они все еще на работе.
Сережа прибежал вечером, высунув язык, и стал выкладывать столько сбивчивых и бестолковых соображений, будто у них до сих пор «летучка» продолжалась. Но если все так бестолково, то о чем вообще можно говорить? Да, кажется, есть о чем. Есть такое ощущение…
Опять ощущение! Здесь везде и всегда ощущения! Факты будут когда-нибудь или нет? Следователь злился не на зеленого Сережу, – что толку-то? – а на себя. Ведь у него была та же история. В очередной раз за эту феерическую командировку придется делиться с коллегами ощущениями, подозрениями, предчувствиями! Когда же этому конец-то наступит!
– Александр Борисович! Решили все-таки повременить с отъездом? – Подгурский улыбался с видом человека, который знает тайну Бермудского треугольника – ни больше, ни меньше. – Что же вас задержало?
Турецкий решил не поддерживать эту интонацию и вокруг да около не ходить.
– Хотите мое мнение? Надо организовать «хвост» за этими двумя героями – младшим Кравцовым и его приятелем. Там что-то нечисто.
Панюшкин буквально подпрыгнул на стуле.
– А я что говорил? Я именно это и говорил! А вы меня не слушаете!
– Нет, вы все с ума посходили! А кто разгребать последствия этих инициатив будет? Я! Кто ж еще! Утром у меня был наиприятнейший разговор с мэрией. После этого Сережа опять отличился. Я уже предчувствую, что мне светит дальше, а вы предлагаете увязнуть в этом болоте по самую макушку!
Легко убеждать, когда у тебя на руках неоспоримые факты. Но как настаивать на своем, когда единственный аргумент – это то, что буквально «набередила» пятнадцатилетняя девчонка в расстроенных чувствах? В сухом остатке информация, полученная от Киры и заставившая его отложить отъезд, сводилась к тому, что Илья Кравцов – парень со странностями. Даже как-то стыдно о таких вещах всерьез говорить.
История Панюшкина была не лучше. Был у этой Кати мальчик, которого звали то ли Игорь, то ли Илья. Ну и что? Мало ли в городе парней с таким именем? И дальше – не лучше. Два подростка играют в таинственность, шатаются по городскому парку, обсуждая свои мальчишеские секреты. Ну, в тир зашли… Это не криминал, опять-таки!
И все же… Одна деталь его встревожила уже тогда, во время разговора с Кирой. «Стрелялки». Они все время присутствуют в том или ином виде. Не может быть, чтобы это было просто так.
– Почему же не может? Очень даже может. – Подгурский продолжал отстаивать свою «примиренческую» позицию, но видно было, что он вот-вот уступит под натиском общественности, как-то хором уверовавшей в шестое чувство. А что, собственно, им еще оставалось делать? – Так вы, Александр Борисович, предлагаете проследить за другим мальчиком, не младшим Кравцовым? – Было видно, что он нервничает именно по поводу возможных конфликтов с влиятельным папашей.
– За ним. У меня у самого такая мысль возникла, и только укрепилась после Сережиного рассказа.
– Хорошо. Приладим ему «хвост» на денек-другой. А что вы там увидеть-то рассчитываете?
Опять двадцать пять! Как объяснить человеку, что ничего конкретного от этой затеи не ожидается и что это в принципе невозможно. Давно пора это понять.
Панюшкин молчал. Он, видимо, уже растратил весь свой запал еще раньше. Алевтина обещала держать рот на замке и стойко держала слово.
– Один день этого мальчика позволит понять некоторые закономерности, – спокойно произнес Турецкий. – На самом деле, мы знаем уже очень много, просто это надо сложить в определенную картину. Некоторые детали – и я думаю, весьма незначительные, – выпадают. Нам нужно их восполнить. Вот и все.
Он рассказал практически все, что вынес из разговора с Кирой. Все – да не все. Как они в принципе тогда вышли на Кравцова? Через его подружку, которой Кира рассказала про инцидент с отцом. Вот такая цепочка. Что это значит? Пока не ясно, но что-то значит определенно. В этой истории нет бессмысленных совпадений. Картина складывалась в голове – логичная, чудовищная, нереальная в принципе, но в данной ситуации единственно возможная. Полностью делиться своими соображениями по этому поводу Турецкий не счел возможным.