Андрей Кузнецов - Смерть на Параде Победы
— Меня подгоняют, но я вас подгонять не стану, — сказал в заключение начальник отдела. — Вы и так работаете с полной отдачей, я же вижу. Но учтите, что времени у вас в обрез. До парада на Красной площади осталось восемь дней! — Ефремов посмотрел на висевшие над дверью часы, показывавшие половину первого ночи. — Да — восемь дней. И за это время мы должны поймать диверсантов. Суббота — крайний срок. Такое указание, товарищи, поступило свыше. Если подведем, то… Думаю, что нет смысла объяснять вам, что тогда будет.
«Суббота — крайний срок, потому что они или какие-то другие диверсанты готовят покушение на товарища Сталина во время парада, — подумал Алтунин. — Нет, это, наверное, все-таки другие диверсанты. Покушение такой сложности требует тщательной подготовки, а эти тратят время совсем на другие акции».
— Разрешите, товарищ майор?! — спросил Семенцов, поднимаясь и вытягиваясь по стойке смирно, хотя майор Ефремов этого от подчиненных никогда не требовал.
— Разрешаю!
— Надо проверять те улицы, которые начинаются на «ар» не только в Москве, но и в Подмосковье!
— Спасибо за подсказку, Семенцов! — съязвил начальник отдела. — А то бы мы не догадались! Конечно же, надо, и областная милиция это сделает. Еще какие ценные соображения есть?
Сконфуженный Семенцов сел.
— В понедельник, в восемнадцать ноль-ноль партсобрание! — напомнил начальник перед тем, как отпустить сотрудников. — Явка строго обязательна, никакие отговорки во внимание не принимаются.
15
Арбат, Арбатецкая, Первый и Второй Арбатецкие переулки, Арбузовский переулок, Аристарховский переулок, Армянский переулок, Первый Архивный…
Никто из почтальонов не признал надпись за свою, но на этом проверка не закончилась. Представляясь контролерами Управления связи, проверяющих работу почтовых отделений, сотрудники МУРа посетили пятые квартиры в домах номер три, поговорили с жильцами, выписывающими «Правду» (в каждой квартире хотя бы один такой человек находился). Везде обращали внимание на номер от тринадцатого июня, тот самый, который был оставлен в машине преступниками. В субботу, когда многие люди были дома, всех удалось застать на месте. Если дом номер три был нежилым, как, например, в Армянском переулке, то его вычеркивали, потому что трудно, почти невозможно было бы предположить, что преступники взяли газету в какой-нибудь конторе. Что им там делать? Кто бы им газету дал? Газеты — они ведь для сотрудников выписываются, а не для посетителей. Единственное исключение было сделано для автобазы, находившейся по адресу: Арбузовский переулок, дом три дробь пять. Во-первых, автобаза место бойкое, кого там только не бывает, во-вторых, газету мог взять почитать кто-то из водителей, а у того ее мог позаимствовать какой-нибудь пассажир. Ни один водитель при случае не упустит случая слевачить. В-третьих, почтальон, разносивший почту в Арбузовский переулок, был единственным, кто на предъявленную ему фотографию надписи на газете, сказал:
— Может, и моя рука, товарищи. Впопыхах пишем, один раз так выходит, другой раз — этак.
Дежурные диспетчера автобазы и начальник моторного цеха, бывший в субботу за старшего, по поводу газет ничего сказать не могли, потому что ими занималась секретарша директора. Секретаршу, пожилую, болезненного вида женщину, срочно вызвали на работу и попросили показать номер газеты «Правда» за тринадцатое июня. Секретарь язвительно осведомилась, стоило ли из-за газеты вызывать ее из дома, но достала подшивку «Правды», пролистала ее и сказала:
— Нету, наверное, директор взял или секретарь парткома для политинформации.
— Но вам этот номер доставляли? — спросил Алтунин, отрабатывавший Арбузовский переулок.
— Доставляли, — уверенно ответила секретарша. — Иначе бы я позвонила на почту. Я слежу за тем, чтобы нам приносили всю прессу.
Вызвали директора и секретаря парторганизации. Директор сказал, что в среду он, как обычно, прочел передовицы в «Правде» и «Известиях», а затем вернул обе газеты секретарше.
— Не помню только — в руки ли отдал или на стол положил, — добавил он.
Секретарь парторганизации в ответ на вопрос виновато развел руками и сказал:
— Со вторника, товарищи, по пятницу, комиссия из райкома у нас была, учет проверяли и все остальное. Поэтому на работе мне было не до газет, и «Правду» я читал дома. Я домой много газет выписываю, у нас семья читающая…
По просьбе Алтунина директор с секретарем парткома проверили свои кабинеты, секретарь заодно и в Красном уголке посмотрел, но номера за тринадцатое июня нигде не было.
Алтунин не знал, радоваться такой удаче или огорчаться. С одной стороны, вроде как удача, попадание, нить. С другой стороны, сейчас придется гадать, кто мог взять эту газету и в какой день — в среду, в четверг или же в пятницу. Да, и в пятницу утром, часов до двенадцати, преступник мог раздобыть газету, если не сделал этого накануне. Нападение-то случилось уже после полудня. Значит, надо проверять три смены, но не всех, а только тех, кто приходил в приемную директора.
Немного подумав, Алтунин поинтересовался у секретарши директора, когда именно она подшивает газеты и делает ли она это ежедневно.
— По-разному получается, — ответила женщина, — когда время есть, но непременно в тот же день. У меня привычка такая — уходить от пустого стола, чтобы ничего на нем не лежало. Вы же видели, когда пришли, что у меня кроме телефонов и письменного прибора ничего нет. Подшиваю и в шкаф кладу.
Можно было ограничиться одной средой.
— Вы меня простите великодушно, Прасковья Васильевна, — сказал секретарше Алтунин. — Вам, может, кажется, что я из-за какой-то блажи людей в выходной день на работу дергаю…
— Ну что вы… — вежливо возразила секретарша, хотя по выражению ее лица было заметно, что именно так она и думает.
— Но речь идет о деле особой важности, поверьте, — Алтунин положил правую ладонь на середину груди. — Газета — это ниточка к опасной банде. Я не могу вам всего рассказать, сами понимаете, но прошу понять меня и отнестись к моей просьбе очень серьезно. Давайте мы с вами, Прасковья Васильевна, постараемся вспомнить всех, кто побывал в приемной в среду. С утра, с момента доставки почты, и до того момента, как вы подшили газеты. Только поподробнее вспоминайте, не пропустите никого.
— С момента доставки вспоминать не надо, — возразила Прасковья Васильевна. — Утром газеты брал Евгений Владимирович. Надо с десяти часов, он раньше десяти газеты никогда не возвращает. Но, знайте, товарищ капитан, что я несколько раз за день отлучалась в туалет ненадолго и один раз по поручению Евгения Владимировича ходила на склад запасных частей за старшим кладовщиком Агейкиным, до которого нельзя было дозвониться, потому что он впопыхах плохо положил трубку на аппарат. Я примерно на четверть часа отлучилась, и все это время в приемной никого не было, а на телефонные звонки отвечал Евгений Владимирович.
— И обедать, наверное, ходили, — предположил Алтунин, думая о том, что стянуть газету из пустующей приемной проще простого.
— Я здесь обедаю, товарищ капитан, с собой приношу. У нас столовая, знаете ли, не из лучших, никакой сытости, одна изжога. Значит, записывайте — наша бухгалтер Вартик приходила, после нее кадровичка Пахотина, затем водители Феонова и Сироткина вместе пришли, но их можно в расчет не брать, потому что я их с порога развернула и отправила в кадры к Пахотиной, она по их поводу приходила к Евгению Владимировичу…
Последняя фамилия в списке оказалась тридцать восьмой по счету. «Они тут ничем больше не занимаются, кроме как к директору шастать», — с тоской подумал Алтунин и попросил Прасковью Васильевну вычеркнуть тех, кто никак не мог взять газету, иначе говоря, тех, про кого она точно помнила, что они не подходили к ее столу, как водители Феонова и Сироткина, или уходили без газеты в руках или, скажем, в кармане пиджака. Прасковья Васильевна наморщила лоб, погрызла кончик карандаша и вычеркнула из списка целых семнадцать фамилий. Из оставшихся сотрудников пятерых — трех ремонтников и двоих водителей — Алтунин нашел на территории автобазы. Все они наотрез отрицали, что брали газету, смотрели при этом прямо в глаза, не запинались и вроде как не врали. Во всяком случае, Алтунин не почувствовал, что ему врут.
Причину интереса он объяснил просто — дескать, засунула секретарша случайно в газету совершенно секретное письмо из горкома партии, настолько важное, что его поисками озаботилась милиция. Люди верили, жалели Прасковью Васильевну и, кажется, ничего не заподозрили. Секретное письмо — важная штука, почему бы милиции его не искать? Чтобы люди не пугались, что их могут обвинить в краже секретного документа (мало ли что?), Алтунин особо подчеркивал, что речь идет о помощи, ни о чем более, и говорил, что за помощь в поисках директор выпишет премию аж в размере двух месячных окладов. Если бы кто-то помог, навел бы на след бандитов, не будучи причастным к их делам, то премию ему Алтунин бы обеспечил. Вместе с благодарностью от Управления НКВД и каким-нибудь ценным подарком.