Наталья Андреева - Смерть по сценарию

— Он к дяде приходил.

— Но вы с ним общались?

— Только на почве литературы.

— Вам нравились его книги?

— Да, — твердо сказала она.

— Глядя на вас, никогда бы не подумал, что вы поклонница такого извращения жизни, описания таких темных ее закоулков.

— Вы читали? — оживилась она.

— Читал.

— Но не поняли, что тут дело не в извращении. — Надя менялась на глазах, обретала уверенность, твердость, когда начала говорить о литературе. — Талант может проявляться в самых разных формах, можно ненавидеть человека и не принимать все, что он пишет, но не признать, что он наделен даром слова, нельзя. У Павла был талант, несмотря на то что это очень своеобразный талант.

— Да, серьезный разговор, не для машины, — усмехнулся Леонидов. — Движение слишком оживленное. Не возражаете, если мы в понедельник об этом поговорим?

— О чем? — опять испугалась она.

— О вашем кумире.

— Он не кумир.

— Кто тогда?

Она не ответила, Алексей понял, что Клишин успел запустить когти и в эту чистую душу, возможно, даже вызвать к себе любовь, и перешел на более нейтральную тему:

— Надя, простите, но не могу не спросить: почему вы с дядей живете?

— Когда три года назад приехала поступать в университет, дядя предложил пожить у него. Я сдала экзамены, поступила, а потом привыкла и осталась жить, да и не гнал никто из дядиной квартиры. Он — мой научный руководитель, я помогаю ему искать в архивах материалы. В этом году был юбилей Пушкина, мы очень много работали.

— Да, это был, наверное, ваш год, вы тоже Гончарова. Родство-то установили?

— Откуда вы знаете?

— Вам знакома такая книга Клишина, как «Смерть на даче»?

Тут она совсем растерялась и заявила:

— Все это клевета. Мой дядя — самый лучший человек, и я никогда не послала бы…

— Значит, вы все-таки послали?

— Вы правда не из милиции?

— Чем он вас взял, Надя?

— Алла нам не нужна. Она — плохая.

— И вы решили помочь ее посадить?

— Вы ничего не знаете.

— Зато могу догадываться. Кому Алла больше мешала — вам или дяде? Или вы ее ревновали к Павлу?

— Мы приехали.

— Разве? — Они и на самом деле подъехали к площади трех вокзалов. — Надеюсь, вы не откажетесь в понедельник оценить вместе со мной возможности нового компьютера? Или не появитесь теперь?

— Скажите, вы прочитали те последние листки?

— А у вас еще есть? — настаивал Алексей, но она упорно продолжала о своем:

— И вы не считаете, что у Павла был талант?

— Вообще-то мне было интересно читать.

— Вот видите: неприятно, но интересно. Знаете, а я в понедельник приеду, — пообещала Надя.

Алексей припарковал машину на платной стоянке у Ленинградского вокзала, вылез из «Жигулей», достал огромные сумки.

— Как же вы собирались с таким грузом ехать в метро?

— Я привыкла.

— Давайте я вас до электрички провожу?

— Это не обязательно, я дойду.

Он без разговоров взял сумки и понес их в сторону касс Ленинградского направления. Надя послушно пошла за ним. У входа в здание Алексей сказал:

— Идите покупайте билет, я донесу вам сумки до электрички и пойду.

— Спасибо.

На пути к платформе народу было, как всегда, полно. Люди бежали к вагонам, толкались и не обращали друг на друга никакого внимания в этой суете; продавцы пирожков и хот-догов хрипло и монотонно выкрикивали призывы купить их товар; сумки, тела, ноги, руки, мороженое, пирожки и бутылки с пивом и водой крутились здесь, как кусочки цветного стекла в калейдоскопе, распадаясь временами на бессмысленные груды разного и тут же выстраиваясь в каком-то одном направлении. Алексей определил, куда перетекает основной поток, и стал проталкиваться туда, оглядываясь назад, где там Надя. Дойдя наконец до вагона, он еще раз посмотрел на девушку с недоумением:

— Как же вы дойдете? От станции пешком далеко до вашей дачи?

— Я привыкла, — снова сказала она. — Давайте вещи, спасибо.

Надя привычно взялась за ручки и потащила тяжелые сумки в вагон. Там еще были свободные места, но электричка быстро заполнялась народом.

«Она наверняка уступит кому-нибудь место, такой уж характер, и будет стоять часа полтора, потом выйдет одна на платформу и пойдет, быть может, через лес, несколько километров пешком. И сама понесет сумки. Такие девушки не любят принимать одолжений, а особенно о них просить», — подумал Алексей и опять вспомнил Соню, вздохнул и побрел назад, вразрез с потоком толпы, норовившей то и дело сбить его с курса и развернуть обратно, к зеленым вагонам.

Когда Леонидов приехал домой, ему захотелось просто полежать на диване, посмотреть хороший старый фильм, в котором нет ничего о мафии, больших деньгах, наездах, трупах, наркотиках, а есть просто любовь, пусть нисколько не похожая на то, что происходит в жизни, но зато полная нежности, надежды и тихой веры в понятные и обыденные чудеса.

Он так и сделал и уже почти успокоился, и душа его размягчилась, плавно перетекла в область горла и сердца, обволакивая их сладкой грустью, тело воспарило вверх, откуда его сбросил в один момент неожиданный телефонный звонок. Леонидов подумал было, что снова звонит настырный Михин, но это был не Игорь.

— Алексей Леонидов? — Нежный голос сладко завис на последней ноте в телефонной трубке в ответ на леонидовское сухое «алло».

— Да. Кто это?

— У тебя так много женщин, верный муж? Угадай!

— Соня, кто тебя научил этим пошлым репликам из текста водевилей?

— Не ты.

— А я уж подумал, что ты соврала про свою хорошую память и номер моего телефона не запомнила.

— Ты один?

— Нет, — соврал Леонидов.

Соня засмеялась:

— У тебя что, тот мужик, который на вашу дачу через дырку в заборе лазает?

— Ты подсматриваешь все-таки? — растерялся Леонидов.

— Ну, ходить возле вашего забора мне пока никто не запретил, а если кто-то лезет на чужую дачу через дыру в штакетнике, мимо такого зрелища пройти трудно. Вдруг я могу задержать злоумышленника и получить хотя бы «мерси» от господина коммерческого директора?

— Не можешь, этот мужчина не тот типаж. Просто я алкаш, а жена ругается, вот и соображаем на троих, пока она не видит.

— Я так и поняла, — засмеялась Соня. — А был еще и третий? Хорошо, что не напросилась, а такая мысль возникала.

— Ты пьешь?

— А есть другой способ быть своей в мужской компании?

— Слушай, чего тебе надо? По-моему, у тебя период полового созревания затянулся, проявляешь нездоровый интерес к мужчинам. — Алексей решил нахамить, чтобы избежать соблазнов. В данном случае лучшим способом защиты была вынужденная агрессия.

— У меня здоровый интерес, — возразила Соня. — Можно, я сейчас приеду?

— Я на работе устал.

— А ты трус, Алексей Леонидов. — Он порадовался только тому, что Соня не дошла еще до фамильярных «Лешиков» и «Лешечек» в обращении с ним, от остального просто в дрожь бросало.

— Соня, я тебе не подхожу. Вот тот мужик, что вылезал из моего забора…

— Он мне не понравился, — оборвала Соня.

— Почему?

— Я люблю блондинов.

— А я просто выгорел, на самом деле у меня бабушка армянка, дед грузин, на глазах голубые контактные линзы, а нос вообще с горбинкой, просто я ее не ношу.

— Сойдет. Пока не восстановишь свой природный цвет, я от тебя не отстану. Ну, не хочешь сразу, давай постепенно, шаг за шагом приближаться к великой тайне природы.

— Я для тебя староват. А не попытаться ли тебе найти кого-нибудь помоложе?

— Ничего, антиквариат ценится дороже. Подвези меня завтра на дачу, я экзамен сдала.

— На пять?

— Ага, пополам за два сразу. Я выйду на краю поселка и сделаю вид, что сошла с электрички. Идет?

— Во что ты меня втягиваешь? — тоскливо спросил Алексей.

— В отношения. Ты во сколько заканчиваешь рабочий день?

— Сам не знаю. У меня он ненормированный. — Леонидов еще надеялся, что Соня оставит его в покое.

— Тогда я тебе часов в шесть на работу позвоню. Ну?

— Хорошо, — сдался он.

— Давай номер телефона.

Он покорно назвал, Соня уточнила:

— Кого спросить? Господина коммерческого директора?

— Просто меня.

— Все, договорились. Опять пожелаешь спокойной ночи?

«Пожелаю, чтобы тебе завтра еще один экзамен назначили», — мысленно ответил он и сказал вслух:

— Ты пойди, Соня, погуляй, может, кто-нибудь на джипе подвернется.

Она засмеялась опять и положила трубку.

Услышав гудки, Леонидов понял, что нежный лирический фильм интереса больше не вызывает, вся чистая любовь кажется сплошными соплями, женщины — шлюхами, мужчины — ослами, а плавная музыка — похоронным маршем по его собственной нравственности.

Он со злости переключил канал на какие-то очередные новости и погрузился в мысленную борьбу с уважаемой гражданкой Совестью.