Анна Князева - Ключ от проклятой комнаты
Маша бежала по скользкой брусчатке. В сумочке лежали пятьсот долларов, которые она собиралась выслать матери к празднику.
Из-за угла вышел угрюмый парень и с силой двинул ее плечом. Одновременно с этим Машу толкнули в спину и вырвали у нее сумку. Набрав в легкие воздуха, она заорала:
– Во-о-оры-ы-ы!
Грабители побежали в сторону Шмитовского проезда.
– Во-о-оры-ы-ы! – кричала Маша, чувствуя, что еще минута – и ее разорвет от натуги.
Мимо нее промелькнул крупный мужчина, он мгновенно преодолел сотню метров и у перекрестка тараном сшиб одного из грабителей. Маша тоже бежала туда, но высокие каблуки не давали набрать скорости.
Тем временем герой вернулся назад.
– Вот, – он протянул ей сумку. – Жаль, не успел набить гаду чавку. Сбежал.
– Я вас знаю? – спросила Маша.
– Михаил.
– Подожди, – она вгляделась в лицо избавителя. – Ты – охранник? Работаешь у Николая Ивановича?
– Узнала, – он улыбнулся. – Точно. Позапрошлой ночью вез тебя до дому.
– Ну, спасибо, – Маша обняла его. – Не знаю, как благодарить.
– Может, встретимся?
Она отступила назад.
– Знаешь, не могу отказать…
– Ну, так что? Послезавтра вечером я свободен.
– Хорошо. – Маша улыбнулась. – Послезавтра в шесть на этом же месте.
Глава 32
Свипер
«Во всем виноват я», – сказал итальянец, спасая Еву от неизбежного увольнения. Джакомо не подозревал, что его «вина» заключалась не в том, что Рюмина стала лысой, а в том, что Ева собралась его полюбить.
Еще неделю назад Ева Полонская еле-еле «дошаркивала» до работы. Теперь на смену ее меланхолии пришли прыгучесть и жизнелюбие.
Скандал с Рюминой удалось замять. Насте подарили парик из натуральных волос, которые были намного лучше ее собственных, и дали сертификат на бесплатное обслуживание в салонах «Саваста Фьоре».
Джакомо перешел на работу в центральный офис. В тот же день парикмахеры-стажеры уже шушукались на его счет. Любой маршрут, куда бы ни шел итальянец, заканчивался у стойки администратора. Вечером он предложил Еве свидание.
Сердце ее сладко заколотилось, внутри что-то оборвалось. Она поняла: пришло время истратить избыток чувств, образовавшийся после ухода Люсика.
Ровно в шесть Джакомо распахнул перед ней дверь. Они вышли на улицу. Ева спросила:
– Куда пойдем?
– Неподалеку есть галерея. Там выставляют рисунки Федерико Феллини.
«А Люсик бы позвал в ресторан», – подумала Ева и, словно испугавшись, что ее разочарование может передаться Джакомо, сказала:
– Отлично, значит, идем в галерею. – На самом деле она не знала, что для нее лучше.
Шагая рядом с ней, Джакомо чуть забегал вперед. Он походил на свипера, того игрока в керлинг, который бежит перед скользящим камнем и щеткой трет перед ним лед. Наконец у Евы появилась возможность повысить самооценку. Но чем больше она старалась, тем хуже у нее получалось.
Галерея располагалась в старинном доме, переходя из зала в зал, нужно было подниматься или спускаться на две-три ступени.
Джакомо замер у рисунка Феллини, на котором был изображен мужчина в лодке. Член этого «морячка» свисал за борт и доставал до самого дна.
– Здравствуй, Ева.
Она обернулась. К ней направлялась Лидия, администратор из продюсерской группы телевизионного сериала «Шелковое сердце».
– Мне так жаль, милая… Люсик – дурак. Рюмина все равно его бросит. Ей нужно делать карьеру.
– Здравствуй, Лида. Теперь это не имеет никакого значения. – Равнодушие в голосе Евы не было фальшивым. – Скажи, пожалуйста, кто мог знать, что будет в следующих сериях?
– В каком смысле? – Лидия посмотрела на Еву поверх очков, и та поняла, что слишком быстро сменила тему.
– Ну, например, кого и как убьют в сто десятой или в сто сорок восьмой серии?
– Об этом знают десятки людей… Сценаристы, продюсеры, члены съемочной группы, осветители, звукорежиссеры, актеры… – Лидия окончательно потеряла интерес к разговору. Она поправила пальцем очки и рассеянно огляделась. – Все, кто имеет хоть какое-то отношение к съемочному процессу или сценарию.
– Действительно… – Ева смутилась. – А кто пишет сценарий?
– Для этого существует целая группа. Главный человек – руководитель проекта. У него есть несколько разработчиков сюжетов. У них, в свою очередь, – сочинители диалогов. Но в нашем случае все несколько проще…
– Проще? Почему?
– Потому что фильм снимается по опубликованному роману Алана Барсова «Шелковое сердце».
– И что, сценарий в точности повторяет роман?
– Добавили несколько сюжетных линий, а так – все как в романе.
– Значит, книгу мог прочитать кто угодно?
К ним подошел Джакомо:
– Добрый вечер… Очень приятно.
Лидия тихо спросила:
– Иностранец?
Неожиданно для себя Ева представила его:
– Джакомо, мой жених. У нас скоро свадьба.
Лидия восхищенно застыла:
– Ты не теряла времени даром.
– Так вышло, – ответила Ева и, попрощавшись, оттащила Джакомо в сторону: – Прости… Прости… – торопливо зашептала она.
– За что?
– За то, что я соврала. Ляпнула сдуру.
– Ты не серьезно?
– Конечно же нет.
– Жаль, – сказал Джакомо, и Еве показалось, что он говорит правду.
Глава 33
Прощание с прошлым
Дверь захлопнулась с такой силой, что могла бы разрушить здание бизнес-центра. Из кабинета вышел Гриньков и сразу схватился за сигареты.
– Здесь не кури, – велела Лера, но знала, что Гриньков все равно закурит.
Впрочем, теперь ей было все равно. Это ее последний рабочий день в юридической конторе Шостока.
– Гадина… – Гриньков закурил сигарету.
– Что там?
– Развод Кузьмичевых. Через неделю судебное заседание. Это убьет ее…
– Кого?
– Кузьмичеву, – он затянулся. – После такого некоторые кончают с собой.
– Да ну…
– Ты не знаешь и половины всего.
Сказанное привело Леру в замешательство. Если то, о чем она знала, «тянет» только на половину, тогда все действительно скверно.
– А Леночка наша – умница, – Гриньков усмехнулся. – По-моему, она спуталась с Кузьмичевым.
– Они сейчас в кабинете?
– Тебя не было, когда он пришел. – Гриньков смерил ее взглядом. – Отлично выглядишь. Всегда хотел об этом сказать. Кстати, тебе очень идут очки. В них ты похожа на красавицу-адвокатшу из голливудского фильма.
– Не люблю очки. Чувствую себя в них неуверенно.
– Вижу, ты навострила лыжи.
– Нашла другую работу, – сказала Лера. – С завтрашнего дня увольняюсь.
– Поздравляю! – Гриньков потушил сигарету. – Наконец избавишься от этого беспредела. Скоро и я уволюсь.
– Детей еще прячут?
– Детей Евгении Кузьмичевой не видать до конца ее жизни. Саму жизнь дай бог сохранить.
– Жесть, – сказала Лера и вытряхнула из пепельницы окурок в урну. – Неужели ничего нельзя предпринять?
– Мне – нереально. Если я хоть как-то вмешаюсь – меня попрут из коллегии адвокатов.
Гриньков ушел. Из кабинета выплыла Леночка в сопровождении солидного господина. Лера и раньше видела Кузьмичева, но ей не удавалось как следует его разглядеть. Теперь терять ей нечего, и она уставилась на него, не стесняясь.
Жидкие волосы, выпуклые глаза, тонкогубый, как щель, рот. Его живот смахивал на переброшенный со спины рюкзак.
«Водяной из мультика про Забаву», – подумала Лера и улыбнулась.
Одной рукой Леночка вцепилась в рукав Кузьмичева, другой держала портфель Шостока.
– Я видела твое заявление, но не подписала его, – сказала она Лере.
– Завтра меня ждут на новой работе.
Леночка швырнула на стол портфель:
– Разберешь, тогда подпишу.
Лера открыла портфель и заглянула в него.
– Да здесь работы на несколько дней. Просмотреть бумаги, зарегистрировать, разнести по делам.
– А ты постарайся.
Парочка удалилась. Лера взглянула на часы: рабочий день кончился, но только не для нее. Вывалив из портфеля все документы, она углубилась в работу.
Закончила Лера в одиннадцать. Каждая бумага нашла свое место. Опустошенный портфель улегся на полку шкафа.
Лера надела пальто. От того, что эти минуты ее пребывания в конторе были последними, стало немного грустно. Оглядев с порога приемную, она вздохнула и, выключив свет, заперла за собой дверь.
Лера не торопясь пошла к месту, где утром припарковала машину, на этот раз достаточно далеко – во дворе жилого квартала.
Вдыхая морозный воздух, она подняла голову. Где-то в западной части Москвы устроили салют. В темном небе над крышами рассыпались искристые хризантемы. Лера взгрустнула. Ради нее никогда не устраивали салютов.
Только теперь, шагая по безлюдной дороге, она ощутила, как сильно устала за день. В груди шевельнулась жалость к себе. Такое случалось и раньше, однако Лера научилась владеть собой. На людях старалась казаться сильной, в одиночестве плакала, понимая, что и слезам иногда нужно давать волю.
