Наталья Корнилова - Пантера: время делать ставки
Босс хитро прищурился:
— Ну да, так. Скажу тебе по секрету, Мария… только обещай мне, что после того, что я тебе сообщу, ты не будешь задавать дополнительных вопросов. Все вопросы — завтра. А сегодня… Идет?
Я кивнула.
— Так вот, — размеренно начал Шульгин, садясь за свой стол с какой-то особой торжественностью, — дело практически завершено. Оно — раскрыто, но еще нужно накрыть сетью всех участников этого чудовищного сговора.
— Сговора?
— Вот именно. Сговора. Накрыть сетью, как ретиарий накрывал мирмиллона на древнеримских ристалищах и аренах и как будет завтра в «Бункере». А теперь иди на свою съемную квартиру. Тебе предстоит последняя ночевка там. И — повторяю — будь осторожна.
Мы распрощались, и я вышла из кабинета. Я еще успела услышать, что босс снял телефонную трубку, набрал номер и, помедлив, сказал кому-то:
— Василий? Это Родион. Все в силе. Она подтвердила… Да. Позже. Ну, до завтра. Будь здоров.
16
В ту ночь я долго не могла заснуть, как ни убеждала себя, что сон требуется мне как никогда. Я даже выпила снотворного, чего со мной давно не бывало. Из комнаты Ольги доносился размеренный храп, что раздражало меня еще больше. Корова! И что это босс так ухмылялся, когда речь заходила об Ольге?
Эх, Родион Потапович… Меня никогда не приводила в восторг его приверженность к почти театральным эффектам. Какой смысл держать меня в напряжении целые сутки, хотя назавтра он все равно скажет мне имена виновников этой серии смертей? Но с другой стороны, его театральные эффекты в подавляющем большинстве случаев были и эффективными.
Всегда, когда бессонница томила до тошноты, а потолок тоскливо плыл перед глазами, не желая распускаться многоликим соцветием сна, вспоминался Акира. Он вырос перед мысленным взглядом, чуть огрузневший с годами, но все равно ладный, статный. Я предпочитала не помнить о том, что он давно умер, потому что всякий раз, когда его дочь Мария чувствовала себя маленькой, одинокой, слабой девочкой, как тогда, у холодной приютской батареи, он приходил и давал мне силу пантеры.
Он поможет и завтра.
Эта мысль неожиданно согрела меня, и победительный сон наконец смежил мои глаза.
Весь следующий день, до самого вечера, мне предстояло провести в квартире, потому что звонил сначала Каморин, а потом Геннадий, и нам строго-настрого было запрещено покидать пределы нашей съемной жилплощади. И нам с Ольгой, никуда не денешься, пришлось контактировать, хотя мы и пытались ограничить общение косыми взглядами в коридорчике. Ни слова, ни полслова. Я чувствовала исходящие от нее флюиды напряженности, но враждебности… враждебности не было. Наверное, она начала понимать, что мы в некотором роде сестры по несчастью. И то, что одна из нас сегодня ночью могла умереть, не подогревало злобы. Понятно, что она не могла чувствовать ко мне приязни, равно как и я к ней, но, по крайней мере, тех фейерверков эмоций, которые заставляли нас едва ли не кидаться друг на друга с кулаками и подручными средствами, не было и в помине.
Примерно в половине девятого вечера раздался звонок, и голос Гены Благовещенского дал нам знать, что ровно через полчаса он будет ждать нас в машине на углу нашего дома.
— Чтобы без опозданий, — сухо сказал он, и меня продрало по коже колючим морозцем. В голосе Геннадия не было и намека на постоянные его мурлычущие нотки.
Я передала слова Благовещенского Ольге. Она кивнула, дав понять, что приняла к сведению. Я отвернулась; в этот момент она положила руку мне на плечо и сказала:
— Ладно. Не будем напоследок дуться. Как знать, может… впрочем, нет. Все будет нормально.
— А как же коэффициенты в скобочках? — спросила я. — Ставки на тебя, на меня?
— Не будем, — отрезала она. — А ты вообще молодец. Думаю, что мне сложно будет с тобой справиться. Может, и не придется даже.
Я не поняла смысла этого «может, и не придется». Она имела в виду, что не выйдет на сцену… то есть на арену? «Сцена», «арена» — эти понятия неразрывно переплелись у меня в мозгу за эти дни так, что я не чувствовала разницы, а точнее, пропасти между ними.
— Ладно, — бросила я, — там видно будет.
— А на тебя все-таки больше ставят, — отозвалась она и ушла в свою комнату.
После этого мы не сказали больше друг другу ни слова. Вплоть до того момента, когда мы спустились вниз и на углу дома обнаружили автомобиль с Геннадием и еще двумя девушками, те также должны были принимать участие в сегодняшнем шоу. Обряженные в шиншилловые шубы, стоящие астрономических денег, они смеялись, плоско шутили и вообще вели себя так, словно ехали на светский раут — ну прямо-таки первые леди, а не «мясо» в жестоком и непредсказуемом действе…
Развлекательный центр «Бункер» снаружи казался куда меньше, чем это было на самом деле. Видна была только вершина айсберга — два этажа с круглыми, как иллюминаторы, окнами первого и затянутыми в фигурные металлические решетки окнами второго этажа. В клуб вели прозрачные пуленепробиваемые двери на фотоэлементах, автоматически открывающиеся при приближении посетителя. После этого следовало преодолеть тройной контроль: рамка-металлоискатель, затем вежливые охранник и охранница, почти неуловимыми движениями, выдающими в них профессионалов, досматривали лиц (каждый — своего пола); и наконец, следовали бронированные двери, в прорезь которых следовало окунуть свою членскую карточку и пригласительный билет с водяными знаками и системой защиты не худшей, чем у иных дензнаков. Гости могли провести время в одном из баров, ресторанов или игровых секциях с бильярдом, боулингом и казино, мы же с Геннадием спустились на лифте на три этажа вниз и отправились в гримерки.
Здесь мне еще бывать не приходилось. В прошлый раз нас привезли в «Бункер» уже экипированными и сразу «бросили» на сцену.
Гримерка представляла собой две длинные и узкие, коридорного типа, смежные комнаты с зеркалами по одну сторону и вешалками и навесными шкафчиками по другую. Помимо меня и Ольги, тут оказалось еще около двух десятков девушек. Правда, в «гладиатор-шоу» должны были участвовать не все, примерно человек пять были дублершами. Из мужчин тут находился один Гена Благовещенский. Он равнодушно взирал на обнажавшиеся прелести гладиаторш, которые облачались в свои костюмы, ведь женщинами, как известно, он не интересовался.
Девицы обладали соответствующей физической подготовкой, зачастую очень высокой — спортсменки различного профиля, несколько каскадерш, две или три из них даже засветились в фильмах, но не пробились дальше… Была даже призерка Олимпиады в командных выступлениях по фехтованию на рапирах, а также бывшая дублерша кинозвезды, о которой нынешняя гладиаторша высказывалась до удивления однообразно:
— И ничего особенного! Я у нее мужика даже отбила. Обычная баба. Нет в ней ничего такого, чтоб прям ах — и не встать. У нее я, кстати, му-жи-ка…
Все эти КМСки, мастера спорта, каскадерши плюс две-три бывшие девицы-пожарники, которые принципиально презирали «киношниц», ругались между собой, судачили, сплетничали и весело и цинично прорицали друг другу скорый конец. Самой гуманной формой прогноза на будущий матч была фраза «Я тебе, Анюта, так уж и быть, постараюсь сиськи не отвинтить, а то тебя твой тепловоз бросит».
Ольга Кротова быстро переоделась в тунику, надела шлем и получила в смежной комнате меч и щит. На меня она посматривала диковато. Потом глянула на суетящегося Гену и решительно направилась к выходу из гримерки.
— Ты куда? — окликнул ее Благовещенский. — И сколько собираешься отсутствовать?
— В туалет, — хмуро ответила та. — А тебе-то чего?
— А ты давай не груби, кобыла, — беззлобно отозвался Геннадий, глянув на часы. — Через сорок минут начало, и никуда я вас не выпущу, там любой форс-мажор может приключиться. Ладно… вали, отливай!
Ольга вышла. Геннадий посмотрел на меня и произнес:
— Ну-ка глянь, куда она с такой решительной рожей пошла. Говорит, в туалет.
— А ты-то чего боишься?
— А я того боюсь, что не дай бог с ней что случится, тогда придется и тебя снимать с шоу. А это, сама понимаешь, не в твоих интересах. — Он резко наклонился, почти коснувшись губами моего уха, и прошептал: — Аванс-то уже получила небось, уже и перевела? Так что пойди, Леночка, попаси подругу.
Я не стала спорить, тем более что я уже переоделась и была совершенно готова к участию в «гладиатор-шоу». Я встала и направилась к выходу из гримерок.
Гримерки находились на предпоследнем, третьем, подземном этаже бывшего элитного бункера, бомбоубежища социалистических времен. Ниже уровня гримерок оставался еще только один уровень, наиболее разветвленный, именно там находились туалеты для работников клуба, наряду с инвентарными, кладовыми, холодильными камерами, а также множеством помещений, ни под что не занятых.
