Екатерина Лесина - Поверженный демон Врубеля
Сидеть было мокро и холодно.
Куртенка, которую Людмиле пришлось надеть, была слабой защитой от промозглого мартовского ветра. И свитер почти не спасал.
– Они лечатся, чтобы избавиться от кошмаров… а потом, подлечившись, идут искать пропуск в рай. Нет, есть такие, которые держатся. И неделю, и месяц, и полгода… и гораздо дольше. Но срыв для наркомана – это почти неизбежно. Волевой человек способен выдержать эту пытку памятью, а вот остальные…
Стас кивнул, но как-то рассеянно.
– То есть, – он заговорил, не глядя на Людмилу. – Думаешь, что парень сам?
– Мог сам.
– А картина – совпадение?
– Нет.
– Тогда что?
Людмила пожала плечами и спрятала руки под мышки. Еще одна привычка, которую маме так и не удалось перебороть. Приличные женщины носят перчатки.
Где-то и у Людмилы были, красные, вязаные, но потом потерялись.
– Думаю, что если кто-то желал избавиться от парня, то сунуть ему дозу – это самый простой и эффективный способ… а вот дальше… прыгнул ли он с крыши сам, столкнули ли его… скорее всего, сам… галлюцинации – дело такое… но если бы не спрыгнул, то скончался бы от передозировки.
Она потерла кончик носа.
– Тебе его не жаль?
– Жаль, – Людмила поежилась. Вот какого лешего они здесь расселись? Стас явно ждет, но чего?
– Врешь, – он повернулся.
– Не вру.
– Когда жаль, то это слышно. Вот Мишку ты жалеешь, а тут…
– Мишка мне был знаком, – Людмиле стало обидно до невозможности, – а этого парня я не знала, что тоже интересно, потому что работа у меня такая – знать местных наркоманов. И значит, лечили его не здесь. А когда возвращались, то на учет не ставили. Стыдно было. А ведь, чтобы срыва не было, нужна работа, постоянная работа… поддержка психолога, группы…
– Ты зачерствела.
– Я никогда особой чувствительностью не отличалась.
– Дуешься, – с непонятным удовлетворением в голосе заметил Стас. – Сколько ты таких видела?
– Больше, чем хотела бы.
– И жалеешь не пациентов…
– Родственников.
Людмила оглянулась на дом. Мокрый. Мрачный. Пожалуй, в таком сойти с ума легко. Не сразу, исподволь, проникаясь местною тоской.
– Ты не представляешь, что такое – жить рядом с наркоманом. Особенно когда они утрачивают всякое сходство с человеком… это… это постоянное ожидание беды. Стыд, потому что твой близкий оказался таким вот… и страх, что он сделает сегодня? Украдет. Изобьет. Или сам наконец доколется до смерти. Они уродуют не только себя, но и всех, до кого дотянутся. И поэтому, ты прав, мне не жаль наркоманов. Мне жаль их родителей. И детей, если такие случаются. Дурочек, которые выходят замуж, уверенные, что их любовь поможет избавиться от зависимости…
– Тихо, – Стас сжал руку, и Людмила замолчала.
Она ведь не кричит. Или кричит? Тоже сошла с ума на своей работе, которую мама полагала блажью, бесполезною, а то и опасной. Где это видано, чтобы женщина с наркоманами возилась? Ни почета, ни уважения, ни, что куда актуальней, денег.
– Смотри. – Он указал на подъезд, из которого выскользнула женщина в черной куртке. С первого взгляда Людмила и не признала в ней Настасью.
– Что она…
– Мне вот тоже интересно, что она… – пробормотал Стас, поднимаясь.
Настасья шла быстро, и почему-то подумалось, что направляется она вовсе не в булочную.
– Не спеши, – придержал Людмилу Стас. – Не надо, чтобы она нас заметила…
Беспокоился он напрасно.
Настасья не замечала никого и ничего. Она шла широким мужским шагом. Явно торопилась, но вот куда?
Выбравшись со двора, Настасья двинулась вдоль по улице.
Остановилась на перекрестке.
В темной витрине отражалось некрасивое ее лицо. Губы Настасьи шевелились, будто она говорила сама с собой. Пальцы сжимали дерматиновую сумку, еще более уродливую, чем куртка.
– Она явно подслушивала, – Стас отступил в тень арки.
– С чего ты…
– Когда вышли, она крутилась у дверей. А выпроваживала нас со всею любезностью.
– Это повод?
– Почему нет?
Признавать правоту Стаса совершенно не хотелось. Но Людмила готова была согласиться, что такое поведение домработницы выглядело по меньшей мере подозрительным.
– А если она просто на свидание собралась?
– В таком виде? – фыркнул Стас.
Меж тем Настасья перебежала дорогу и, оказавшись на той стороне, огляделась. Убедившись, что за ней не следят – во всяком случае, Людмиле показалось, что именно это беспокоило Настасью, – она тем же решительным шагом направилась к автобусной остановке.
На остановке было людно.
Время к полудню уже. А транспорт в этой части города ходит нерегулярно. И люди прибывали, теснились, толкались.
Ругались наверняка.
Людмила поежилась. Она ненавидела поездки в автобусе, и не столько сами поездки, сколько ожидание автобуса, когда время ползет медленно, изматывая нервы всей толпе, которая превращается в один сонный раздраженный организм. И кто-то курит, кто-то дышит перегаром, кто-то матерится… толкается… и в тот миг, когда темный силуэт автобуса показывается-таки на горизонте, вся толпа в едином порыве бросается к бордюру.
Кто-то может не влезть.
Не успеть.
Страх этот подстегивает, заставляя растопырить локти, проталкиваясь сквозь плотное человеческое море. И забыть о скромности, о вежливости, вообще обо всем, кроме желания всенепременно попасть именно в этот автобус.
Настасья, впрочем, уезжать явно не собиралась. Она отступила в сторонку, брезгливо скривившись, словно сам факт нахождения в этом месте бросал тень на ее репутацию. Настасья бросила взгляд на часы, и по лицу ее пробежала гримаса раздражения.
– Жених запаздывает? – Стас не упустил случая уколоть.
– Возможно…
Настасья меж тем достала мобильный.
– Жаль, подслушать не выйдет, – Стас не позволил Людмиле покинуть убежище в тени арки.
А ведь и вправду жаль.
И не на свидание Настасья собралась, во всяком случае, не на то, которое устраивают в надежде на серьезные отношения.
Настасья была зла.
Она говорила, судя по губам, резко, отрывисто. И рукой свободной взмахивала, точно рубила фразу на слова. На руке этой моталась огромная уродливая сумка…
– Когда мы подойдем? – поинтересовалась Людмила, которую не отпускало предчувствие, что вот-вот произойдет беда.
Какая?
И с кем?
– Не знаю, – Стас вглядывался в дорогу.
Снова дождь зарядил, мелкий, мутный. Серая мгла легла на дорогу, стирая лица людей, размывая сами очертания города. И сквозь эту мглу проступали влажные столбы с мертвыми по полуденному времени фонарями. Блестел водой асфальт.
Ползли редкие машины…
И автобус показался: древний короб о четырех колесах. Он полз неспешно, дразня людей, всем видом своим показывая, что физически не способен уместить всех… и толпа пришла в волнение, засуетилась, хлынула к краю…
Людмила позже пыталась понять, как же получилось все.
Она ведь видела.
Автобус, который еле-еле двигался, верно, водитель его боялся, что, стоит прибавить скорости, автобус просто-напросто рассыплется.
Людей, истомившихся ожиданием.
Настасью с сумкой ее и телефоном. Она отошла в сторону, явно не собираясь никуда уезжать.
Маршрутное такси, вынырнувшее из-за автобуса. Водитель спешил, а дорога была мокрой… прямой участок, с хорошей видимостью. Но куда он спешил?
К остановке, чтобы забрать счастливчиков, бюджет которых позволяет этакую роскошь, как поездка на маршрутном такси… он ездил по этому маршруту не первый день и не первый год и потому был уверен, что все идет по плану.
До последнего.
Он не знал, как и когда под колесами его такси оказалась женщина в черной куртке. Он нажал на тормоз, но… Настасью от удара подбросило.
Отбросило.
Она покатилась по дороге сломанной уродливой куклой. И кто-то закричал… толпа отпрянула, а потом вновь подалась вперед, желая уже иного: разглядеть.
Не упустить ни одной детали…
– Твою мать… – сказал Стас и Людмилину руку сдавил.
– Твою мать, – Людмила повторила слова, в которых больше не было смысла. Почему-то смотрела она не на Настасью, но на уродливую сумку ее, из которой вывалились разноцветные кусочки картона.
Фотографии.
– Значит, ты теперь свидетелем… – Иван оседлал стул, облокотившись на спинку его. Вид он имел мрачный, если не сказать, раздраженный.
– Имеешь что-то против?
– Да как я могу? – Он приподнял бровь. – И ты уверен, что это не несчастный случай.
Стас кивнул. Вот на что происшествие не походило вовсе, так это на несчастный случай. Он клял себя за самоуверенность.
Надо было перехватить девицу.
Припугнуть.
Или предложить ей денег. С деньгами бы получилось, теперь Стас почти был уверен в этом.
– А вот другие свидетели утверждают обратное… например, что дамочка сама под колеса маршрутки кинулась… значит, и вправду не несчастный случай, а обыкновенное самоубийство.
