Чингиз Абдуллаев - Проступок сыщика
– Мы из службы безопасности компании «Инсеко», где работал господин Чалмаев, – пояснил Дронго.
– Тогда понятно, – сказал Зубков, – передайте привет Рыжанкову. Мы виделись с ним на похоронах. Подъезжайте к половине второго и ждите у входа. Я к вам выйду.
– Спасибо. – Дронго отключил связь и посмотрел на Эдгара. Тот удовлетворенно кивнул.
Сначала следовало навестить Парфентьева. На этот раз пропуск выписали почти сразу, и Дронго поднялся в уже знакомый кабинет. Следователь не заставил его ждать – открыл дверь и пригласил войти в свой кабинет. Затем достал связку ключей и показал ее Дронго.
– Вот эти ключи. Мы не можем понять, как они попали в карман погибшего. Никто из его родных или знакомых не знает, откуда они.
Дронго взглянул на ключи и отрицательно покачал головой.
– Я тоже не знаю, – сказал он, – даже не представляю, что это за ключи. Может, вы ошиблись? Эти ключи не Чалмаева?
– Они были в его кармане, – пояснил Парфентьев.
– Это ничего не значит, – возразил эксперт. – Была авария, наезд со смертельным исходом. Возможно, кто-то из зевак наклонился к погибшему, и ключи упали рядом с телом. А потом их просто автоматически запихнули в карманы погибшего. Такое иногда случается.
Парфентьев нахмурился, испытующе глядя на гостя.
– Вы думаете, это чужие ключи?
– Если вы за столько дней не смогли найти замок для этих ключей, то они наверняка чужие, – сказал Дронго. – А вы проверяли? На них были отпечатки пальцев погибшего?
– Нет, – растерянно произнес следователь, – не проверял. Я считал само собой разумеющимся, что ключи его, раз мы нашли их в карманах Чалмаева. И тех пор их столько людей держали в руках. Нет, конечно, я не проверял.
– Это ошибка, – укорил молодого следователя Дронго, – нужно было сразу проверить. Но сейчас уже поздно. Можете считать, что ключи не принадлежат погибшему. И не приобщать их к делу. Возможно, кто-то, обнаружив потерю своих ключей, придет за ними к вам.
– Вы так считаете? – все еще сомневался следователь.
– Уверен, – сказал Дронго. – Если у вас больше нет вопросов, разрешите мне уйти. Только подпишите мой пропуск.
Парфентьев молча подписал пропуск. Дронго вышел из здания и подошел к машине, где его ждали водитель и Вейдеманис.
– Ты не поверишь, Эдгар, в новость, которую я тебе сейчас расскажу, – сказал он. – Только, что мне показали ключи, которые были найдены в кармане погибшего Чалмаева. И я сразу их узнал. Они от квартиры Полины Рыбалко. Можешь себе представить?
– И ты сказал об этом Парфентьеву? – спросил изумленный Вейдеманис.
– Конечно, нет. Но я их сразу узнал, ведь Полина Прокофьевна давала мне свои ключи, и я не мог перепутать.
– Значит, она была права, – вспомнил Эдгар, – к ней действительно влезли чужие. И теперь получается, что этим чужим был именно Чалмаев.
– Единственный человек, который мог войти и выйти из приемной под взглядом нацеленных на него камер, – напомнил Дронго. – Ведь он сам тоже работал на восьмом этаже и часто входил в служебные кабинеты руководителей компании. Она не могла даже предположить, что именно он сделал дубликаты ключей от ее квартиры.
– И зачем он это сделал? Не доверял ей? Хотел провести негласный обыск? Пытался найти компрометирующие материалы?
– Нет, – возразил Дронго, задумавшись, – обыска не было. Иначе она бы это заметила и рассказала бы нам. Он сделал ключи для иной цели. Он не мог не понимать, что она никогда не выдаст секретов компании. И дело не только в том, что она тоже была акционером компании. И не в том, что работала больше тридцати лет с Рахимовым. Конечно, эти слагаемые тоже важны, но достаточно посмотреть на нее внимательно, чтобы понять – такая женщина просто не может быть осведомителем другой компании. А Чалмаев был следователем с многолетним стажем и должен был разбираться в людях.
– Тогда зачем ему вторые ключи от этой квартиры? Может, ты все-таки перепутал?
– Нет. Я не мог перепутать. Это те самые ключи, я в этом уверен.
– Тогда еще одной загадкой стало больше, – вздохнул Вейдеманис.
– Поехали на Петровку, – распорядился Дронго, – нужно встретиться с Зубковым.
Конечно, они опоздали. Снова сказались пробки в центре города, и они прибыли к зданию городского управления внутренних дело только в час сорок пять. Дронго позвонил Зубкову.
– Где вы были? – спросил тот. – Я вас ждал десять минут.
– Мы только сейчас приехали, – сообщил Дронго, – извините. В центре города ужасные автомобильные пробки.
– Да, я знаю, – согласился Зубков, – сейчас выйду.
Он появился через четыре минуты. Высокого роста, седоволосый, с хорошей выправкой, приятным лицом. Он был почти ростом с Дронго. Рукопожатие оказалось крепким.
– Может, где-нибудь посидим? – предложил эксперт.
– У меня мало времени, – возразил Зубков, – осталось только пятнадцать минут. Скажите как вас зовут?
Дронго назвал свое настоящее имя. Он не хотел, чтобы Зубков понял, с кем разговаривает.
– Давайте немного пройдемся, – предложил Николай Викторович, – и вы скажете мне, что именно вас интересует.
Они направились в сторону парка.
– Чалмаев вышел на пенсию по возрасту, – напомнил Дронго, – но говорят, что он получил выговор незадолго до увольнения.
– Выговор сняли перед уходом на пенсию, – пояснил Зубков, – его обвиняли в жестоком обращении с подозреваемыми.
– Были основания?
– Возможно. Андриян Максакович никогда не отличался ангельским характером. Он был жестким человеком. Можно даже сказать, жестоким. Умел добиваться нужного результата, сдавал дела вовремя, но мог позволить себе дать по ушам кому-то из молчавших насильников или запирающихся свидетелей. Я думаю, не секрет, что такие методы иногда просто необходимы. Вы сами работали в правоохранительных органах?
– Недолго, – ответил Дронго.
– Тогда вы меня понимаете. Чтобы добиться нужных показаний, иногда приходится прибегать к угрозам, иногда к мерам физического воздействия. И это не секрет. Если наркоману вовремя не дать «дозу», у него начнется «ломка». Об этом знают и сам наркоман, и следователь. Поэтому между ними устанавливается негласная договоренность. Наркоману не дают мучиться, что гуманно, а следователь получает нужную информацию, что справедливо.
– Какие дела вел Чалмаев в основном?
– Хищения и мошенничества. В основном хозяйственные, он на них специализировался. У нас еще шутили, что ОБХСС давно нет, а следователи, которые ведут дела по их линии, все еще работают. Вы работали вместе с ним?
– Да, в службе безопасности. С Рыжанковым.
– Я вас не помню. Вы не были на похоронах?
– Нет. Я находился в служебной командировке. Раньше я работал в нашем юридическом отделе.
– Тогда понятно. Вас бросили на укрепление службы безопасности, – добродушно произнес Зубков.
– Вы не слышали такую фамилию – Тордуа?
– Как вы сказали?
– Абессалом Константинович Тордуа, – повторил Дронго. – Может быть, это имя когда-то всплывало во время работы с вами Чалмаева?
– Может, до меня, – пожал плечами Зубков, – но я никогда его не слышал.
– А Скорынкин? Матвей Михайлович Скорынкин?
Зубков остановился. Посмотрел на своего собеседника.
– Вы с ума сошли? – спросил он. – Вы знаете, кто такой Скорынкин? Вице-президент крупнейшей компании. Сенатор. Член Совета Федерации. Лауреат Государственной премии. При чем тут Скорынкин?
– Среди бумаг, найденных дома у Чалмаева, были записи с именем этого человека, – солгал Дронго.
– Это, наверно, из-за тендерной заявки, – вспомнил Зубков, – об этом написали все газеты. Компания «Инсеко» ее проиграла. Но в любом случае Скорынкина лучше не вспоминать. Это заоблачная фигура для нас, простых смертных.
– В последние годы у Чалмаева были какие-нибудь дела, связанные с Тулой?
– Не помню. Прошло несколько лет. Нет, по-моему, ничего не было.
– Как вы считаете, его могли убить?
– Убить могут каждого, – невесело усмехнулся Зубков, – но убивают только из-за больших денег. Это на Кавказе есть еще такие понятия, как «честь» и «гордость», из-за которых иногда звучат выстрелы. У нас убивают только из-за больших денег. А какие деньги могли быть у бывшего следователя, возглавившего службу безопасности компании? Гроши. По сравнению с теми миллионами, которыми ворочают хозяева вашей компании. Какая у вас зарплата? – неожиданно спросил Зубков.
– Около двух тысяч долларов, – ответил с некоторой заминкой Дронго.
Зубков, конечно, заминку почувствовал. И добродушно усмехнулся.
– Не хотите говорить правду. Не беспокойтесь. Я знаю про конверты, которые вы получаете за верную службу. Такие компании, как ваша, больше всего на свете не любят делать отчисления в фонд социального страхования, в пенсионный фонд, платить налоги в полной мере. И поэтому добрая половина ваших сотрудников получает деньги в конвертах. Все, как и в других местах.
