Анна Малышева - Мастер охоты на единорога
– Логично! – должна была признать Александра.
– Я сама не сразу в это поверила… – в трубке снова послышался смешок, в котором, впрочем, было очень мало веселья. – Даже фотографию ее потребовала показать… Ничего общего с той девушкой, конечно. Смуглая брюнетка, цыганистого типа, очень холеная… Больше холеная, чем красивая. Словом, сорвался мой план…
Александра не сразу поняла, о чем речь, а когда вспомнила о вчерашнем обещании, данном Татьяной на вокзале, – шантажировать любовника и таким путем решить свои финансовые проблемы, вздрогнула:
– Так ты всерьез собиралась…
– Да, очень всерьез собиралась! – с истерическими нотками в голосе перебила ее подруга. – Когда я с детьми окажусь на улице, мне будет не до идеалов!
– А может быть, Влад все-таки расщедрится… – нерешительно предположила Александра, окончательно выбитая из колеи признаниями подруги. – Тем более он вдруг оказался свободен!
– Да что ты болтаешь! – зло одернула ее Татьяна. – Он ведь меня во всех смертных грехах обвинил! И в том, что я его, невинного и чистого, соблазнила, и что дорого ему стоила, и ради денег с ним была (постыдился бы!), и зачем поехала в Пинск и звонила оттуда в неустановленное время, почему святая и безгрешная Ниночка взяла трубку… Меня просто тошнит от него теперь.
– Меня тоже, – вздохнула Александра, вцепляясь пальцами в спутанные волосы и разглядывая свое отражение в зеркальной дверце шкафа, стоявшего у стены напротив. В старом, покрытом мелкими царапинками стекле она казалась себе совсем молодой и почему-то очень испуганной.
– Ты надолго застряла в Пинске? – внезапно сменила тему, а вместе с ней голос подруга. Теперь она говорила деловым, уверенным тоном. – Тут внезапно наметился, несмотря на лето, один интересный камерный аукцион. Я хочу тебя пригласить, полюбуешься на одну штуку.
– А что такое? – заинтересовалась Александра.
– Не скажу! Обещаю только, что впечатление будет сильное. Правда, я сама лотов не видела вживую, мне только что прислали снимки, но… Судить можно и по снимкам. Несколько вещей вполне пристойных, и одна, по моему мнению, исключительная.
– Когда ваш аукцион? – спросила художница, больше из вежливости, чем из интереса.
– Во вторник. Успеешь справиться со своими делами?
«Бросить бы их вовсе, эти дела!» – в сердцах подумала Александра. Вслух же она произнесла:
– В принципе я закончила, мне здесь больше выяснять нечего. Жду указаний заказчика. Созвонимся – и конец.
…Принятие душа в умывальной комнате, оборудованной для этих целей стараниями Мирославы и Анели, не принесло художнице особенно острых ощущений. Скорее, оно могло считаться даже комфортным, по сравнении с теми условиями, которые были в ее мастерской, на Китай-городе. Отгородившись пластиковой занавеской, стоя на решетке для слива с жутковато крупными ячейками, Александра, закрыв глаза, подставила лицо теплым струйкам воды, брызжущим из жестяного огромного рассеивателя. Ее мысли постепенно прояснялись.
«Странно, что Павел не позвонил вчера… В пятницу звонил дважды, а потом как будто потерял всякий интерес. В самом деле, я одна еще интересуюсь этим делом. Девица солгала Игорю, это ясно, гобелены исчезли бесследно. Да, они были, раз Игорь их описывал, но не найдя Натальи, их не найдешь. А искать девушку при таких обстоятельствах должна милиция. Хоть самой туда иди… Она ведь совсем одна на свете, получается. Никто и заявления не подаст!»
Александру очень беспокоило, что никто, кроме нее, сейчас не интересуется этой девушкой. «У всех какие-то свои версии того, что с ней могло произойти, но никто всерьез не переживает. Это странно… Получается, она ни в ком не вызвала настоящей привязанности? Ведь за дорогого человека беспокоишься даже тогда, когда с ним все в порядке. Если же он пропал, непонятно куда, начинается тревога, паника… А тут – ничего. Будто и не было никакой Натальи, пропала – и невелика потеря!»
Она закрыла кран, вытерлась застиранным, пахнущим хозяйственным мылом полотенцем, и вышла в коридор. В конце его маячила Анеля – она словно поджидала гостью.
– Проснулись?! – приветствовала она Александру. – И крепко же вы спали! Я вчера не достучалась! Я вам запасной ключ от входной двери хочу отдать, чтобы вы не зависели от нас. Мы всем жильцам ключи даем, мы не как другие хозяева!
– Да, крепко спала! Устала… – улыбнувшись ее наивной похвальбе, ответила Александра. – Ты говорила, у вас тут кухня есть? Можно кофе выпить?
Запах кофе – маслянистый и горький – наполнял всю квартиру, вытесняя сладковатый душок гниения, характерный для старых бараков. Анеля провела гостью в большую комнату с таким неровным дощатым полом, что, ступив на него, Александра невольно расставила руки, сохраняя равновесие.
– Этот угол оседает, – кивнула Анеля, заметившая ее движение. – Да скоро весь барак рухнет. По ночам тут все скрипит, прямо гвозди в стенах визжат… Выходят наружу! Вы крепко спали, не слышали, а вот мама страдает бессонницей, она до рассвета уснуть не может. Утром на улице хоть какое-то движение начинается, не так слышно.
– Да, ночью все слышнее… – Александра присела к маленькому столику, своей яркой белизной выделявшемуся на фоне запущенной, темной кухни, и с благодарностью приняла чашку кофе. – Знаешь, я ведь не пробуду тут у вас долго. Похоже, не дольше суток… Но я вам с мамой заплачу за месяц, как уговаривались!
– Понятно… – Анеля несколько мгновений смотрела на нее своими раскосыми голубыми глазами, загадочно непроницаемыми. – Ну, что поделаешь… Дом у нас совсем плохой, жильцов не найти даже на сутки.
– Дело не в этом… – возразила Александра. – Мне во вторник нужно быть по делам в Минске.
– Я бы тоже уехала в Минск, с удовольствием… – Вздохнув, Анеля без всякой надобности принялась перебирать столовые приборы в выдвинутом ящичке кухонного шкафа. – Но мама не пустит ни за что! Мне Наташа рассказывала, там совсем другая жизнь…
– Вы дружили? – спросила Александра, поднеся к губам чашку.
– Нет… – пожала плечами девушка. – Она же старше меня была, намного… Да и не поэтому. Она… Ну, как будто всех считала дураками. Только молча считала, вслух не ругалась, зато смотрела так… Понимаете? Как с ней дружить?
– Понимаю… – откликнулась Александра. Она в этот миг пыталась представить себе девушку, в чьей комнате теперь жила. «Юность в крошечном городишке, с пьяным отцом, с развратной мачехой… Первая любовь, которая кончилась смертью. Потом достижения, для девушки ее круга очень значительные, конечно. Образование в столице. Должность в музее… А дальше то, что очень трудно осознать. Если гобелены были не из музейных запасников, значит, она с самого начала морочила голову Игорю. Считала его дураком…»
– Мне надо позвонить… – Поднявшись, она направилась к выходу из кухни. – Извини, это срочно!
Закрыв за собой дверь своей комнаты, Александра набрала номер Павла. Он ответил немедленно, словно ждал звонка.
– Вы не звоните, вот я и решила сама. – Художница подошла к окну, шире открыла створку. Дыхание летнего солнечного дня коснулось ее лица. Дуб, умытый вчерашним дождем, шелестел совсем близко. Протянув руку, женщина могла коснуться его листьев. – Есть новости.
– Я слушаю… – голос Павла звучал странно, словно замороженный. В нем не слышалось и тени интереса.
Александра насторожилась:
– Что-то случилось?
– У меня? Ничего. А что происходит у вас?
– Я думаю, что вы были совершенно правы, когда решили, что мои поиски бесполезны, – созналась она с тяжелым сердцем. – Не найдя той девушки, не найдешь и гобеленов. Искать девушку я не могу. Это слишком ответственное предприятие, и оно может быть к тому же опасно.
– Что я вам и говорил, – все так же, без тени эмоции, откликнулся мужчина.
– Но дело не только в этом! Я говорила с заведующей пинского музея, и она была на этот раз очень откровенна со мной. Так вот, я пошла напролом, хотя вы мне и не советовали это делать. Прямо заговорила о двух гобеленах с единорогами, которые некий мой приятель якобы в марте видел в музее, с разрешения Зворунской.
Павел ничего не сказал. В трубке не было слышно даже его дыхания.
– Скандала она мне, к счастью, не устроила, напротив, была очень обходительна, – продолжала Александра. – И готова была присягнуть, что подобных единиц хранения у них в музее никогда не было. Еще сострила, не путаю ли я музей Полесья и Клюни…
– Она могла просто соврать! – неожиданно резко и громко оборвал ее Павел.
– Нет, знаете, я способна и сама сделать какие-то выводы! – обиженно заявила Александра. – Если бы эти гобелены и правда находились в музее, на них давно обратили бы внимание, поднялся бы шум, даже в Москве и в Питере пошли бы слухи. А тут получается, что им не уделялось никакого внимания, никто не подозревал об их ценности, только ваш друг догадался…
