Вопль кошки - Заппиа Франческа

Я оставила ноутбук на столе и сидела на кровати, сжимая телефон в руках; меня бил озноб, мутило. Должен же быть кто-то, кому можно позвонить, попросить помощи. В голове было пусто. К родителям я обратиться не могла: они бы с ума сошли, если бы узнали, что я в таком замешана.

Наступило шесть утра. Зазвенел будильник. Комнату заполнила веселая попсовая песенка.

Сегодня в школу идти нельзя.

И не идти нельзя. Родители подумают, что-то случилось.

Я встала, собираясь обуться. Желудок перекувырнулся. Я побежала в ванную, и меня вырвало. В дверях появился папа. Должно быть, я выглядела ужасно, потому что он затолкал меня в кровать и велел оставаться там. Через несколько минут пришла мама с градусником и спросила, не съела ли я что-то просроченное. Я поддакнула. Она померила мне температуру и сказала, что позвонит в школу.

Когда-то днем я провалилась в полудрему. Мимо проплывали лица одноклассников – шептали пошлости, считали зрителей. Смеялись.

После обеда мама зашла ко мне и сказала:

– Джеффри принес тебе домашку. Кажется, он очень волнуется. Что ж ты ему не сказала, что отравилась?

Я натянула на себя одеяло, будто щит, еще до того, как она впустила Джеффри в комнату. Он был весь бледный. Не столько встревоженный, сколько совершенно сломленный – всю сталь из него вырвали.

– Почему сегодня в школу не пришла? – спросил он.

Я перегнулась через край постели, чтобы стошниться в мусорку. Его рука придержала мои волосы. Ничего не вышло, кроме желчи и воды, и я заплакала, потому что от его прикосновения у меня кожа пошла мурашками.

Я села, вытерла рот и зарылась лицом в одеяло. Я рыдала, он сидел и молчал.

Когда я совладала с собой, он сказал:

– Да все… все не так плохо, как я думал. Большинство понимает, что мы только целовались, а звук был для шутки. Явно же просто прикол.

– Я знаю, что просто прикол, – сказала я. – Но люди же смеялись? Они решили, что это смешно, потому что это мы. Что бы ни произошло, кем бы мы ни стали, мы для них посмешище. И всегда им будем.

Он помолчал. Понимает ли он, о чем я? Что дело не в том, чем мы занимались, а в том, что этим занимались мы?

– Я знаю, кто нас заснял, – сказал он. – Шондра.

– Шондра?

– Сегодня она… прошла мимо меня в столовой, помахала мне телефоном и подмигнула. Может, просто намекала, что посмотрела, но мне показалось, что нет.

Это было возможно. Шондра часто бывала в крыле изящных искусств. Она могла нас увидеть и проследить. Я не думала, что она нас ненавидит, но покажи она это видео Рафу, или Лейн, или, боже упаси, Джейку, кто знает, что бы они сделали.

– Можно как-то установить, что это ее рук дело? – спросила я. – Кто-нибудь смог бы ее вычислить?

– Может, по IP-адресу?

Я не ответила. Какая теперь разница, накажут кого-то или нет? Ничего уже не вернешь.

– Что, если оно будет висеть вечно?

– Вечно висеть не будет.

– Это же интернет. Там все навечно.

Он устремил на меня запавшие глаза.

– Кот, – сказал он, – мы ничего плохого не сделали.

– Ты не думаешь, что это Джейк? – спросила я.

Он растерялся. Тужился найти слова, которых не было. Потянулся к моей руке. Я ее убрала и спрятала под одеяло.

Я надеялась, что мы смущаемся друг друга, потому что расстались. Просто недоразумение. Ошибка, как в десятом классе. Но дело было, конечно, в этом.

Все у нас пошло наперекосяк из-за этого.

Я к вам с ножами

Лазер приставляет руки Хроноса рупором ко рту, словно тот вот-вот закричит, но вместо этого из него вырывается луч сине-белого пламени. Стены зала занимаются огнем, он перекидывается на дверные рамы. Мы в ловушке.

Мы перекатываемся. Мы пытаемся разбежаться врассыпную.

Трибуны в огне.

Лазер спрыгивает с помоста, поворачивается и выпускает еще один луч, такой жаркий, что виселица исчезает в столбе пламени и пепла. Пол спортзала становится прозрачным, как стекло. Лазер вытаскивает из-за спины огромный кухонный нож и вертит его в руках, озираясь.

Я прыгаю на ближайшую сетку и начинаю ее рвать. Я не позволю перебить нас, как скот. Мы выше этого. Мы заслуживаем большего. Внутри меня полыхает гнев.

– Помогите, помогите! – кричит кто-то внутри. Уэст.

Я понимаю, что он кричит не мне, а кому-то еще – пробегающим мимо ребятам. Кричит не мне, а про меня.

– Я ж и помогаю! – рявкаю я на него.

Я взглядом ищу Лазера, но он куда-то пропал. Нет, не пропал: он слишком быстрый – мне за ним не уследить. Затем ни с того ни с сего падает девушка. Ее живот вскрыт, как вареный помидор, кожа отслаивается, розовые внутренности лопаются.

Мальчик у дверей вопит: ему прямо на ходу отрезают ноги, и он опрокидывается навзничь, ударяясь всем телом о стеклянный пол. Он хватает одну из ступней, неподвижно лежащую возле его головы, и кричит.

Другого мальчика подбрасывает вверх, и он всем телом бьется о стропила, рассыпая искры. Он висит там, пришпиленный, – ноги и руки дергаются, словно у паука, которого накололи на канцелярскую кнопку.

Они падают и падают. Одни перед смертью кричат. Другие так напуганы, что не издают ни звука. В конце концов Лазер настигает всех. Затем рвутся сети, и школьники из Фонтанного зала выбираются на свободу, но их рубят так же, как админов. Невидимая сила вырывает сеть с Уэстом из моих рук и швыряет ее раз за разом о трибуны, пока и сама сеть, и ее содержимое не превращаются в месиво из кусков покореженного металла и мяса.

Я никак не могу это остановить. Да и зачем? У меня отобрали Джеффри. У меня отобрали всё. Даже их кровь меня теперь не волнует.

Джейк был не прав. Лазер не делает различий между преображенными и неизменными. Ему все равно, кого убивать.

Что-то хватает меня за воротник и прижимает к полу. Это не Лазер, а Раф. Он стоит надо мной, его арбалет целится мне в лицо.

– Скажи, как его остановить! – орет он.

– Я не знаю! – кричу я.

– Говори! – орет он, наступая ногой мне на горло.

– Да не знаю я!

Я хватаю Рафа за ногу и дергаю в сторону. Он спотыкается, но не падает. Стреляет из арбалета. Болт задевает мой нос, отрывая кусок маски. Я переворачиваюсь и готовлюсь к броску, хочу вырвать арбалет, но Лазер успевает первым.

Нож легко, как в масло, входит в грудь Рафа, пригвождая его к полу. Его глаза расширены, он с изумлением смотрит на меня снизу вверх. И замирает.

Лазер вытаскивает нож и подносит к ближайшему костру, чтобы кровь, шипя, испарилась с лезвия.

– Это было очень весело, Кот, – говорит он. – Жаль только, что долго не продлится.

Мне не нужно озираться – я и так знаю, что все остальные мертвы. Стало тихо, слышен только треск пламени. Я поднимаю арбалет Рафа и как можно быстрее и тише заряжаю еще один болт.

– Когда вас больше не останется, Школа укажет мне путь отсюда, в этом я уверен, – говорит Лазер. – Вот что она шептала мне во тьме. Я знаю, что и к тебе она обращалась, – разве она не говорила то же самое? Разве не объяснила, что все это значит?

Он снова поворачивается ко мне. Я стреляю из арбалета.

Хронос спотыкается.

Я прыгаю вперед и вырываю нож из его хватки.

Я – Кот, я – кошка.

Я вонзаю нож Хроносу в брюхо.

Из его рта хлещет темная кровь.

Я вытаскиваю нож и снова втыкаю. И снова. И снова, и снова, и снова, и снова, и снова, и снова, и снова, и снова, и снова, и снова, и снова, и снова, и снова, и снова, и снова, и снова, и снова, и снова, и снова, и снова, и снова, и снова и наконец Лазер уже не может держать Хроноса вертикально или двигать его ногами. Его хватка ослабевает, и беспомощное кукольное тело сползает на пол. Голова Хроноса откидывается набок.

Хронос делает глубокий, дрожащий вдох и говорит:

– Спасибо, Женщина-Кошка.