И гаснет свет - Влада Ольховская
Старшая медсестра была невысокой, хрупкой, издалека она могла сойти не за подростка даже – за ребенка. При этом она умела мгновенно внушить уважение строгим выражением лица и взглядом диктатора века эдак пятнадцатого. За собой Обри следила ровно настолько, чтобы выглядеть прилично в престижной частной клинике. Она наносила макияж, который не был призван ее омолодить или украсить, он просто был обозначен на ее лице. Седые волосы она стригла очень коротко – так наверняка было удобней, но вряд ли она хоть раз позволила этой стрижке стать неряшливой. Ну и, конечно, медицинская форма Обри всегда была безупречно чиста и выглажена.
Она не тянула на роль доброй подружки, с которой можно поделиться страхами и переживаниями. Но она была строгой начальницей, которая вряд ли потерпит романтические притязания своих подчиненных, и Олю это полностью устраивало.
– Вы что-то хотели, мисс Герасимова? – поинтересовалась старшая медсестра, когда Оля подошла ближе.
– Да, я… Есть один деликатный разговор, не знаю, к кому обратиться… Думаю, к вам.
– Я слушаю.
Оле еще не доводилось ни на кого жаловаться, проблемы она предпочитала решать сама. А сейчас ситуацию усложняло еще и то, что она не могла в паре предложений описать свои претензии к Чарли. Сделал он не так уж много – всего лишь придержал ее за плечи, однако он наверняка объяснил бы это попыткой уберечь ее от падения. Да и в его словах не было ничего предосудительного… Но ведь взрослые люди понимают, что такое смысл между строк!
Это она и пыталась объяснить теперь Обри. Старшая медсестра слушала ее терпеливо, не прерывая – но и не поддерживая. Обри вообще не показывала, что чувствует, и это настораживало. Оля понимала, что права, однако волновалась все больше, говорила дольше, чем следовало бы, – как будто поток слов сам по себе мог служить доказательством.
Однако в какой-то момент ей все же пришлось замолчать, и вот тогда Обри вынесла вердикт:
– Думаю, вам следует прекратить, мисс Герасимова.
– Прекратить? – растерянно повторила Оля, не понимая, о чем вообще речь.
– В первый раз я ограничусь устным предупреждением. В дальнейшем вас ждут проблемы посерьезней. Напоминаю: вы еще на испытательном сроке, и начало не очень хорошее.
– Подождите! О чем вы вообще говорите? И как это связано с Чарли?
– Не с Чарли, а с мистером Конрадом, – поправила Обри. – И не только с ним, но давайте начнем с него. Мистер Конрад – образцовый сотрудник. На него никогда не было жалоб, он нравится пациентам.
– И что? То, что он не приставал к женщинам, прошедшим тяжелую операцию, что-то гарантирует?
– Будьте осторожней со словами! Вы здесь всего несколько дней, а уже оказались втянуты в несколько неприятных историй.
– Если вы про смерть Дерека…
– Не про это, – прервала ее старшая медсестра. – Хотя про это тоже. Мистер Конрад уже сообщил мне, что в лесу при обнаружении тела мистера Ву вы вели себя довольно подозрительно. К тому же мисс Брегич рассказала, что вы пытались украсть планшет погибшего. И теперь вы наговариваете на сотрудника, который уже свидетельствовал против вас! По-моему, ситуация становится очевидной. Это я и прошу вас прекратить, мисс Герасимова. Вы получили работу в очень хорошем месте, вам платят приличные деньги – особенно по меркам вашей страны.
– Да что вы вообще знаете про мою страну?! – вспыхнула Оля.
– Это мы обсуждать не будем. Все, что нужно, я сказала. Надеюсь, одного предупреждения вам хватит, чтобы поступить разумно.
Оле было что возразить. Например, поинтересоваться, что же такого подозрительного она делала при обнаружении тела Дерека. Или напомнить, что планшет в итоге забрал Энлэй – а к нему претензий не было! Однако по глазам Обри она видела, что все это бесполезно. Старшая медсестра уже приняла решение, и споры сделали бы ситуацию только хуже.
Поэтому Оля ушла не прощаясь – лишь такую маленькую месть она могла себе позволить. Хотя положение стало каким-то совсем уж невеселым… Она застряла в изолированной клинике с парочкой злобных стерв, куратором с эмоциональной чувствительностью бревна и озабоченно играющим бровкам Чарли. А на ее стороне кто? Клементина, которая сама сейчас слаба и уязвима, и Джона, у которого свободного времени – пять минут в неделю.
Не таких перемен она хотела, вот совсем не таких.
К счастью, Энлэй наконец освободился, можно было вернуться к истории Дерека, а не сокрушаться о собственной судьбе.
При том, что имен в списке оказалось пять, включая Дерека, найти свидетелей, с которыми можно поговорить, было совсем не просто. Трое пациентов уже покинули клинику – они приезжали на обследование или консультацию. Один еще оставался здесь, однако он недавно пережил операцию и попасть к нему оказалось не так-то просто.
Оля подозревала, что ее и близко не подпустили бы к его палате, если бы не одно обстоятельство: он оказался среди ее основных клиентов, потому что для него родным языком был русский. Да и присутствие Энлэя, которого в клинике явно уважали, оказалось не лишним.
Виктор Суворов даже в таком необычном месте был уникальным пациентом. Всего две недели назад он пережил множественную пересадку тканей – лица и обеих рук. Оля, прежде далекая от этой темы, предположила бы, что нечто настолько сложное нужно делать в разные сроки, чтобы тело успело хоть немного восстановиться. А потом до нее дошло, что руки и лицо берутся от одного донора, так что ждать невозможно. Виктор знал, что может умереть на операционном столе. Он дал на это согласие.
Но сложнейшую операцию он все-таки пережил. Одна из медсестер сказала, что ему повезло – помогла молодость. Оля же это везением не считала: плохо то, что в двадцать девять лет ему вообще пришлось столкнуться с таким!
Виктора уже перевели из реанимации, однако пока он нуждался в особом уходе. Его лицо и руки поддерживали специальные повязки, частично сделанные из пластика. Двигаться и говорить он толком не мог, однако уже общался с миром, используя пару кнопок, на которые нажимал ногами. Кнопки управляли движение курсора, выбиравшегося на экране нужные буквы и слова.
Естественно, в таком состоянии он не смог бы рассказать свою историю… Да и вряд ли захотел бы. Поэтому кое-что Оля почитала о нем в интернете,