Записки следователя Ротыгина - Григорий Григорьевич Жадько
– Что дядя,…чувих любишь,… мы тоже…
– Отпустите девушку и успокойтесь… – довольно мирно сказал он им, соизмеряя свои силы и четверых молодых парней.
– Дядя! Ты что белены объелся…!!!
– Да он с дуба рухнул!
– Иди копытами не стучи!
Загалдели они наперебой, весело посматривая на него и бросив временно свою жертву.
– Ребята. Не стыдно. Беззащитная девушка. Неужели рука у вас на нее поднялась?
– Этот козел ничего не понимает, – загоготал самый толстый из парней, – приключения на ж-пу ищет!
– Подонки! – закричала, осмелевшая девушка и попыталась вскочить, но толстый, который очевидно был заводила, ударил ее ладошкой по лбу и она тут, же беззвучно села обратно и затихла.
– С девушкой то ты лихо! А со мной?
– Проваливай! Последний раз сказано! – Заорал толстый и тут же визгливо подхватили его подпевалы, – Ну что за борзота? Отдохнуть не дадут.
– Третий раз повторять не буду, – промолвил Родин.
– Ну, мне в лом вставать, – важно заговорил толстый, – поучите его пацаны. Сильно только не бейте, убьете, кипиша не оберешься.
– Зря вы так! Чувствую, мы не договоримся! – Проговорил Родин, подходя ближе, и сокращая расстояние. Пока толстый пытался что-то достать из кармана, Олег, почти мгновенно среагировав, ударил ему носком ноги в пах и с разворотом локтем заехал в челюсть тому, кто был на противоположной стороне ближе к нему. Заводила, скрючившись, клюнул носом и свалился как мешок под ноги, так и не вытащив руку из кармана. Удар у Родина был поставлен хорошо. Когда он попадал в область солнечного сплетения, особой силы и не требовалось. Главное точность и противник был обездвижен, он задыхался от недостатка воздуха. Глаза у него выкатились на лоб, и рот раскрылся в страшной судорожной гримасе. Тут уж не до продолжения борьбы, когда катастрофически не хватало кислорода. Главное прийти в себя сделать хоть маленький глоток воздуха. Тот парень, кому он заехал в челюсть, откинулся на спинку, подвывая от боли. Оставшиеся двое успели вскочить с сидений, и попытались достать его кулаками, но Родин был начеку, и ловко уйдя от грозившей ему опасности, влепил по носу вначале первому, так что он с размаху упал на испуганно сжавшуюся девушку, а потом и второму под глаз. Все это длилось менее тридцати сорока секунд. Парни махом отрезвели. Куда что девалось. Весь их блатной антураж махом растворился без остатка. Они испуганно, прикрываясь руками от возможных новых ударов, залепетали:
– Прости дядя, прости,… ошиблись.
– Уже уходим.
– Все поняли. Не повторится.
Родин пнул, распластавшегося на полу, толстого, который мелко дышал.
– И этот мешок с потрохами забирайте!
– Конечно. Конечно.
Подхватив под руки так и не пришедшего в себя, заводилу, они быстро смотались в другой вагон.
«Ни одного удара не пропустил! Все как по нотам! Классика. Удачно. Главное неожиданность и скорость. Первому начинать! Всегда надо начинать первому. И если бить, то бить». Радовался он.
Доложив Клименко о проделанной работе, он позвонил в Красноярск, известил племянницу, что ее дядя жив и здоров, а дело они прекращают. На том конце провода установилось долгое молчание.
– Вы слышите меня?
– А как же квартира, – спросила девушка упавшим голосом.
– Говорит, продал. Жалоб от него нет. В подробности я не вникал.
– Я приеду, – решительно сказала Катя, – у меня все равно отпуск кувырком.
– Это ваше дело, – ответил Родин.
Не прошло и трех дней, как Олег новь увидел симпатичную блондинку в коридоре. Она прямо атаковала его на ходу:
– Нам немедленно нужно поговорить!
– Прошу вас. Заходите. Рассказывайте.
– Вы должны еще раз съездить в Убинку!
– Это зачем?
– А затем, что квартиру у дяди отобрали бандиты и сейчас он оказался совсем без жилья.
– А что он мне сразу об этом не сказал?
– Боялся наверно… мне он все рассказал, это точно…
– Ну что ж. Теперь вам нужно будет писать новое заявление, но не не о пропаже.
– Давайте! Пожалуйста помогите! – девушка доверительно взяла его руку в свои ладони.
– Это наша работа.
– Прошу вас отнеситесь к этому ну… не так… как всегда…
Родин улыбнулся, освободил руку. А Катя заплакала. Олег подал ей воды. Зубы у нее застучали о край стакана.
«Да! На счет дяди то она так не расстраивалась, как о квартирке на Театральной, – пронеслось у Олега в голове, – Конечно двушка в таком месте, лакомый кусочек, ничего не скажешь».
Пришлось вновь собираться в дорогу. В этот раз Родин был умней. Он договорился с Клименко, что командировку оформит на понедельник. Выходные он планировал побыть у матери в Чулыме, а там, в понедельник и рукой подать до Убинки. Начальник не возражал.
А вот и его родные места. Все до боли знакомое, каждый пригорок, каждая улица, школа, элеватор. Вот и низенький вросший в землю домик. Улицу засыпали шлаком много лет. Дорога поднялась. А дом. Что дом. Может он и был не высоким. Просто в детстве не замечал. Босоногое детство. Запахи нагретого дерева, сена на крыше. Расщепленный на верхушке ствол ели, посаженной еще в незапамятные времена отцом. Как буря сломила верхушку, так отец и умер. Случайность? Может быть.
Мать всегда ждала Олега у подслеповатого окошка, и всегда на столе были густо сдобренные деревенским маслом, блины, мед от дяди Саши, черничное варенье. Все как в детстве, только еще бутылочка наливки из смородины, которую они не торопясь выпивали за вечер. Вспоминали отца, брата Васю, что нелепо утонул в свои девятнадцать на озере Иткуль, ну и так Олег о работе немножко он рассказывал.
– Ничего страшного. Мама. Работа как работа. Пистолет в сейфе лежит. Раз в неделю достану, смажу, проверю и вновь положу за ненадобностью.
Врал. Конечно. Но так спокойней. Мать верила, а может и не верила. Но что с того. Она давно со всем смирилась. В город переезжать наотрез отказывалась.
– Пока силы есть… что ты меня хоронишь…, что мне в вашем городе делать. Лечь и ждать когда за мной костлявая придет? А здесь некогда помирать. Работы непочатый край. Только разворачивайся, успевай.
Поутру, Олег встал рано, как обычно привык вставать на работу. Мать бережно оглаживала его рубашку, волосы на голове:
– Поспи маленько сынок! Поспи! Работу никогда не переделаешь!
Но Олег, уже озадаченный предстоящими планами, торопился, скорее, перекусывал деревенской желтой сметаной, оладьями, что лениво шкворчали на сковородке и отправлялся по хозяйству. В тот день он наметил себе переколоть березовые чурки, что лежали у сарая. Четыре березы выписали в лесничестве. Это было законно. Выписывали всем местным. Топиться надо было. Спилил, привез их дядя Иван, дальний родственник по линии отца. Он работал на «ДТ-ешке». В прошлые выходные Олег распилил их на чурки, а сегодня взялся за колку. Мать таскала и укладывала. Все бы ничего, да был он уже простывший, а тут добавил, очевидно, просквозило в электричке. Часа через три почувствовал, что спину заломило,… да так нехорошо, как было зимой. Радикулит. Пришлось закончить работу, а в воскресенье и совсем скрутило так, что ни встать, не разогнуться. Мать что только ни делала. В ход пошла, крапива, компресс из натертой редьки, от запаха которой впору было бежать из дома, но все мало помогало. Так и уснул без признаков улучшения. В понедельник утром еще не вставая с постели он почувствовал тяжесть. Мать уже хлопотала по дому.
– Ну как? Не помогло? Как себя чувствуешь? – запричитала она.
– Да еще бы денек мама… – на распев сказал Олег и кисло улыбнулся.
– И полежи… нехай работа не убежит.
– Все так мама, да что мне тут мешки таскать, до вокзала докандыляю помаленьку, в Убинке тоже от вокзала рукой подать. Разрабатывать надо… быстрей смотришь пройдет…
– Ох! Не знаю.
– В городе конечно бы больничный взял. Да прорвусь мама… никто от радикулита еще не умирал.
Так и пришлось ему собираться в дорогу чуть
