Таинственная четверка - Татьяна Викторовна Полякова
– Могла, если с башкой проблемы. Разозлилась, что мы ее без жилья оставили, и швырнула. Мне эта выходка представляется идиотской. На что камнеметатель рассчитывал? Мы в страхе пакуем чемоданы и бежим отсюда? Тогда надо было гранату бросать.
– Надеюсь, обойдется, – усмехнулась я.
– Если Ключников все рассказал жене, нет смысла изображать друзей семьи. Бабы в принципе молчать не способны, так что завтра весь поселок будет знать, кто мы такие.
– Мы и не рассчитывали продержаться долго, – пожала я плечами.
– Ладно, давай спать, – поднимаясь, предложил Вадим. – Тебе лучше у меня лечь, а я здесь… хотя кровать широкая, и мы уместились бы оба.
– Сомневаюсь, что сегодня еще кто-то будет камнями швыряться, так что останусь тут.
– Как знаешь, – не стал спорить Вадим. – Если что, кричи громче, и я тебя спасу.
Он махнул рукой и отправился к себе, а я перебралась на кровать, прислушиваясь к его шагам за стеной. Вадим прав, в камнеметании не было никакого смысла, скорее всего, мы у кого-то просто вызвали раздражение. И кому ж мы досадить успели? Плетневу? Мадам Ключниковой? Глупо бить собственные окна. Тетка Гоши Светлова… Эта, пожалуй, смогла бы. Вот только не вижу причины. Батюшку тоже смело вычеркиваем. Остаются девчонки: Изольда и Тоня. Подростки вопросом «зачем?» себя не утруждают. Они кокетничали с Вадимом, вдруг появилась я, испортив игру. Нормальный повод наказать нас обоих. Вряд ли они знали, кто из нас какую комнату занимает, логично, кстати, предположить, что спим мы вместе, а значит, понять, кому все-таки предназначался камень, возможным не представляется.
Я отвернулась к стене и посоветовала себе поскорее уснуть, дабы утром не выглядеть помятой, и вскоре действительно уснула. А проснулась от весьма неприятного ощущения: кто-то был рядом и в упор смотрел на меня. На самом деле я продолжала спать и видела сон, как лежу в своей кровати, чувствую настойчивый взгляд, открываю глаза…
Он стоял, наклонившись ко мне. Я видела его лицо. Это как вспышка, мгновенная отчетливая картинка, а потом мрак, и в памяти не остается ничего. По крайней мере описать, как он выглядел, я бы по-прежнему не смогла. Я смотрела на него, а он на меня, и, кажется, длилось это бесконечно долго, так долго, что я решила: вот сейчас я потеряю сознание, не выдержав чудовищного напряжения. И тут он подмигнул. С лукавством и некоторым сожалением. Так подмигивают женщине из проезжающей мимо машины, случайно встретившись с ней взглядом, сомневаясь, что судьба когда-нибудь сведет их вновь, и все же надеясь.
Мужчина выпрямился, а я облизнула пересохшие губы в надежде что-то сказать. Я и сама толком не знала что. Задать вопрос, какого черта ему здесь надо? Он приложил палец к губам, призывая к молчанию, и теперь улыбался. А потом пошел к двери. Шагов я не слышала, а вот дверь скрипнула вполне отчетливо. Скрипнула, закрываясь за ним. Я лежала, боясь пошевелиться, в холодном поту и с бешено бьющимся сердцем. Он был или не был?
Я попыталась восстановить в памяти его лицо, таким, каким увидела его в первое мгновение, открыв глаза. И не смогла. И это вызвало глубокое разочарование: на память я никогда не жаловалась. И вместе с тем успокоило. Не было никого в моей комнате, это просто сон, и проснулась я в тот момент, когда он якобы закрыл за собой дверь.
«Сны вторгаются в мою жизнь чересчур нахально, – подумала я. И еще подумала: – Я все глубже погружаюсь в мир, придуманный Бергманом, где явь и сны смешались в тугой клубок. Чушь! – едва не заорала я в голос. – Мир только один, привычный, упорядоченный, все остальное – фантазии, за которые иногда приходится расплачиваться». Особо буйные фантазеры оказываются в психушке с диагнозом «шизофрения».
Я села на постели, сунув ноги в тапочки. Руки так дрожали, что на мгновение стало смешно. Чувство было такое, что из темных углов комнаты за мной пристально наблюдают. В народе это называется «словить белочку». Правда, на трезвую голову ее обычно не ловят. Все, хватит. Мне приснился кошмар, надо что-нибудь выпить и побыстрее уснуть, но я уже знала: никакие силы не заставят меня остаться в этой комнате. Вариантов два: встретить утро на веранде, немного побродив по саду, или идти к Вадиму. Бродить по саду желания не было, так же, впрочем, как и сидеть на веранде.
Прихватив одеяло, я потопала в соседнюю комнату. Вадим спал, отвернувшись к стене, но, как только я вошла, поднял голову.
– Я к тебе, – сообщила я виновато.
– А одеяло зачем? – зевнул он.
– Затем. Подвинься.
– В чем дело-то?
– Кошмары замучили.
– Понятно. Ладно, ложись.
– Спокойной ночи, – завернувшись в одеяло, пробормотала я, блаженно закрывая глаза. Все мои страхи мгновенно улетучились.
– Издеваешься? – проворчал Вадим. – Уснешь теперь, как же.
– А что мешает?
– Непреодолимое желание тебя трахнуть.
– Свинья.
– На правду грех обижаться.
Он обнял меня и поцеловал в макушку.
– Спи. Я на страже. Все кошмары мигом исчезнут.
Я успела подумать: пользоваться его добротой тоже большое свинство, в общем, мы квиты. И уснула.
Пробуждение вновь вышло не из приятных. Вадим сопел рядом, но в комнате, кроме нас, кто-то был. На сей раз я не спешила открыть глаза, сосредоточилась на своих ощущениях, пытаясь понять, где этот третий находится. И только после этого повернула голову и приоткрыла глаза. Мужчина стоял возле окна, спиной ко мне, рукой упираясь в подоконник. Сердце ухнуло вниз. На мгновение я решила: это он, тот самый тип из моих снов. И тут поняла: передо мной Бергман.
– Проснулась? – не поворачиваясь, спросил он.
Вадим завозился, откинул одеяло и сказал:
– Привет, Джокер. Давно здесь?
– Пару минут.
Я поднялась, с опозданием сообразив, что вчера явилась сюда в ночной рубашке, надо бы что-то набросить… если только одеяло.
– Я не смотрю, – усмехнулся Бергман.
В голосе раздражение или мне это кажется? В самом деле: не успела я расстаться с Димкой, как очутилась в постели Вадима. Так держать, милая.
– Мог бы подождать в гостиной, – разозлившись в основном на себя, съязвила я.
– Я не знал, что вы спите вместе, – сказал он.
– Я тоже не знал, – с серьезным видом кивнул Вадим. – Надо же так вляпаться. Теперь придется жениться. Иначе совесть замучает.
– Совесть? – вроде бы удивился Бергман. – Ты обнаружил ее присутствие?
– Вообще-то она присутствовала всегда, просто я как-то не уделял ей особого внимания.
