Александр Звягинцев - Швейцарские горки
— Представьте себе! Признаться, я этого, например, представить себе не мог. Хотя госпожа Разумовская много рассказывала о том, что творится в России… С другой стороны, после призывов российских депутатов физически уничтожить его, вряд ли чему-то следует удивляться.
— За что? Его в чем-то обвиняют? Разве он в чем-то виноват!?.. — Женя изо всех сил сжала пальцами виски.
— Видимо, там готовы на все, лишь бы добиться его экстрадиции в Россию. Ради этого они обвинят его в чем угодно! Представляете, что его ждет там, если швейцарцы выдадут его России? Камера в Лефортовской тюрьме, этот, как его, Басманный суд, а потом…
— Господи, но что же делать?
— Есть только один выход.
— Какой?
— Ваш отец должен дать свое согласие на упрощенную экстрадицию в Америку.
— В Америку? Но ведь это американцы потребовали его ареста! Ведь это все из-за них, из-за американцев! Это они все начали! Это они хотят его уничтожить! Они хотят посадить его в тюрьму.
— Женя, вспомните друга и партнера вашего отца господина Сухоцкого. Он что — сидит в тюрьме? А ведь ему предъявляли те же претензии, что и вашему отцу? Но американский суд во всем разобрался и полностью оправдал Сухоцкого. Я уверен, что точно также оправдают и вашего отца, уверяю вас! Потому что суд в Америке — это действительно суд. Поэтому и сам господин Абрамов заявил, что готов предстать перед американским судом в любой момент и уверен, что защитит там свое доброе имя.
— А он что, это действительно сказал?
— Да, передал через его адвоката Яна Гитера. Об этом вчера написали все газеты.
— А про Россию он ничего не сказал?
— Разумеется, сказал. Вот газета…
Женя взяла газету. Невидящими глазами уставилась в полосу. Прошло какое-то время, прежде чем она смогла прочитать подчеркнутый текст.
Что касается возбуждения уголовного дела в России и требования его экстрадиции на родину, то доктор Абрамов ясно дал понять, что он поедет в Россию только как свободный человек. Поэтому он ждет, что Россия откажется от его уголовного преследования и снимет свои требования экстрадиции…
Адвокат господина Абрамова Ян Гитер уверен, что отношение его клиента к экстрадиции в США будет зависеть от действий российской стороны. «В Россию он намерен вернуться только как честный человек, но не как преступник или подозреваемый», — передает его слова адвокат.
— И что же теперь делать?
Женя растерянно смотрела на Доусона. Тот улыбнулся.
— Вы же прекрасно понимаете, что в России уже не откажутся от уголовного преследования вашего отца. Раз они возбудили против него уголовное дело, то взять и просто прекратить его они не могут. Это будет саморазоблачение. К тому же в России, как вы знаете, у вашего отца много врагов и недоб-рожелатей. Причем весьма могущественных. В отличие от Америки… И потом. Я не хотел вам говорить, но… Он собирается объявить голодовку. С его здоровьем это очень опасно!
— Бедный папа! Мой бедный папа…
Доусон тактично помолчал, давая ей время как-то прийти в себя.
— Женя, я понимаю, в каком трудном положении вы оказались. Но вам надо не просто принять решение, вам еще надо при этом сохранить себя. Вы потрясены, ваш организм на пределе, а психика уже с трудом выдерживает нагрузку. Вам нужно беречь себя, потому что только так вы сможете помочь своему отцу… Если и вы заболеете, его положение станет и вовсе отчаянным. Самое опасное для вас сейчас — изводить себя сомнениями, страхами, упреками в свой адрес. Повторяю: ваша потрясенная психика может не выдержать.
— А что же мне делать? Не думать?
— Нет, надо просто принять решение.
— Какое?
— Это ваше дело. Но если вам интересно мое мнение… Видите ли, я не только слежу за тем, что происходит вокруг вашего отца, я еще и хорошо знаю Россию. Дело в том, что моя мать — русская.
— Да?
— Представьте себе, так что мы с вами в какой-то мере соотечественники. Так вот, убежден, если ваш отец согласится вернуться туда в качестве обвиняемого, его не ждет там ничего хорошего. Думаю, вы тоже прекрасно это понимаете. В Америке вы сможете быть рядом с ним, там его ждет непредвзятый судебный процесс, его будут защищать блестящие адвокаты… К тому же американское правосудие зиждется на прецедентах. А прецедент у вас перед глазами — господин Сухоцкий. Любой адвокат вам скажет, что ситуация для вашего отца весьма благоприятная.
Женя молчала. Доусон грустно улыбнулся.
— Я повторяюсь, но мне хочется, чтобы вы поняли положение.
— Вы не очень похожи на врача, — вдруг сказала Женя.
Доусон посмотрел на нее изучающе.
— А вы наблюдательны. Я действительно не действующий врач, а доктор психологии. Это разные вещи. И вам сейчас нужны не лекарства… Вам нужно, чтобы ситуация с вашим отцом благополучно разрешилась. Вам нужно снять с себя этот груз.
— А… — Женя запнулась. — А Валентин Константинович когда вернется?
— Господин Ледников? К сожалению, не могу сказать ничего определенного. Но, уезжая, он сказал: просто объясни ей ситуацию. Я вам ее объяснил. Выбор за вами. В ближайшие дни вам разрешат встретиться с вашим отцом, и вам нужно будет что-то сказать ему. Подумайте.
Безмерная усталость и отчаяние навалились на Женю и погребли под собою.
Глава 24
Dura necessitas
Суровая необходимость
Задержание подозреваемого производится в целях воспрепятствования его попыткам помешать установлению истины.
Кроме женщины, в доме еще трое. Два охранника и какая-то девка — вроде медсестры или сиделки. Охранники — здоровые амбалы. Судя по разговорам, не американцы. По-моему, албанцы. Итак, наша цель — войти в дом, договориться полюбовно с охраной, забрать женщину и отвезти в ее собственный дом. Если договориться с охраной полюбовно не удастся, придется их вырубить. А так как я уверен, что договориться не удастся, то буду отключать их сразу, без долгих разговоров. Медсестра не в счет.
Матвей склонил голову к одному плечу, потом к другому, как боец перед схваткой. Лицо его не выражало ничего. Только абсолютное спокойствие.
Накануне позвонил Гриб и сказал, что Матвей нашел Женю. Она находится в частном доме под охраной. Сказать, в каком состоянии она находится, никто не может. Кто знает, что ей наговорили Сухоцкий и Изобретатель, которых видели выходящими из дома. Судя по всему, здорово обрабатывают. Надо вырвать ее из их лап. Ни о каком насильственном похищении речи быть не может — это только повредит делу. Надо убедить ее вернуться домой. А сделать это может только Ледников. Скоро подъедет Матвей и всю подготовительную часть возьмет на себя. Ледникову надо будет только поговорить с Женей…
И вот теперь Матвей объяснял Ледникову с Немцем диспозицию предстоящего набега.
— Мы идем в дом все? — поинтересовался Немец.
— Нет, зачем? Я и со мной Валентин Константинович. Я обеспечиваю условия и безопасность переговоров, он их непосредственно ведет.
— А вы уверены, что справитесь с этими… албанцами? Может, мне стоит пойти с вами?
Матвей без всякого сомнения покачал головой.
— Ну, если это не Бэтмен с Суперменом, я их сам сделаю. А если это Бэтмен с Суперменом, то вряд ли вы сможете мне помочь… Вы будете ждать нас в машине. А если что-то пойдет не так и мы там застрянем, сообщите руководству. Нужно, чтобы оно все время было в курсе. И сразу приняло ответные меры.
Ледников посмотрел на совершенно спокойное лицо Матвея, его ловкую фигуру, словно заведенную изнутри на какую-то страшно тугую пружину, и решительно сказал:
— Все разумно. Надо двигать. Знать бы еще, как с ней разговаривать…
— Увидишь, сразу поймешь, — успокоил его Немец.
Ледников не стал спорить. Он чувствовал себя довольно неприятно в малопочтенной роли некоей фигуры, которую направляют в ту или иную сторону, отводят ту или иную роль. В своей следовательской и журналистской работе он привык к другому, к полной самостоятельности. Но в нынешней ситуации у него не оставалось выбора, этот чертов Гриб выстроил все так, что не соглашаться с ним было глупо.
— Так, приступаем, — деловито сказал Матвей и расстегнул молнию большой дорожной сумки, которая у него была с собой. Оттуда он извлек серо-синюю куртку, на рукаве которой красовался шеврон с надписью «Post» и такого же цвета фуражку военного образца с эмблемой почтового рожка.
Приговаривая «Это он, ваш швейцарский почтальон!», он облачился в куртку и водрузил на голову фуражку. Потом достал из сумки довольно объемную картонную коробку, обклеенную скотчем, и молодцевато сказал:
— Ihre Wertpaket, bitte!
— Посылка, значит, — усмехнулся Немец. — А вы уверены, что именно так выглядит швейцарский почтальон? Корпоративный цвет швейцарской почты — желтый. У швейцарцев этот цвет ассоциируется с надежностью, — наставительно сказал он. Его раздражало, что Матвей ведет себя как главный, он такого не переносил.
