Андрей Хазарин - Живой товар
— И, представляешь, залило запасы аспирина…
— Им не страшно. Ты же говорила, они в банках…
— Нет, не те, что в банках…
И я рассказала, «поподробнее», конечно, ту байку, которую мне Гарик в перерыв поведал.
— …дурацкая история какая-то, — заключила я.
— Так… — Диме эта история дурацкой, по-моему, не показалась. — А откуда твоя «Татьяна» лекарства получает?
— С Востока откуда-то. Вроде, из Махдена…
— Откуда?!
— Из Махдена…
Я не успела договорить. Ирочка же из Махдена сбежала, из столицы его, Магомабада! Опять случайное совпадение? Теперь мне стало совсем нехорошо получалось что-то очень уж гадкое…
— Так… Значит, говоришь, аспирин и анальгетики… А ведь рядом с Махденом «Золотой треугольник» лежит…
О чем это он?
— Вот что, Ася. Теперь давай я тебе кое-что расскажу. Потом будем дальше думать.
— Погоди, давай покончим с посудой. И вообще, закроем дела…
— Ты заканчивай здесь, а я всю сладость на балкон перенесу. Там же лучше — и покурить можно.
Дима вчера днем на пару часов забегал, соорудил на балконе нечто вроде вагонного столика. Там тепло, тихо, очень спокойно. Особенно хорошо было бы кофеек попивать и неторопливо беседовать. Но утром никогда нет времени, а вечером как-то чаек или мороженое. Вот сегодня это была черешня…
Горячая вода осталась несбыточной мечтой. Посуду я помыла холодной. А для вечернего душа поставила на газ бадью закипать — обычно я в ней белье вывариваю, так что воды хватит.
Вышла на балкон. Меня ждал шезлонг. Дима сидел в кресле. Гарнитур у меня румынский, кресла на деток рассчитаны. Поэтому Колесников, скажем так, надел на себя этот предмет мебели. Хотя вообще-то он тощий.
— Итак, Дим, что ты хотел рассказать?
— Гулял я мимо вашей «Татьяны» как-то вечерком. И увидел одного нехорошего человека… Кормильцем его называют…
— Ну?..
— Этот Кормилец — мелкооптовый поставщик наркотиков. Половина уличных торговцев у него товар берет. Но, судя по всему, сам он только посредник, пока не удалось обнаружить у него прямых каналов, выхода на производителей. А «Татьяна» ваша аспирин, считай, прямо из «Золотого треугольника» получает…
— Так аспирин же, а не опиум! И вообще, мало ли народу мимо дирекции проходит?
— Не проходит, а заходит. Тем более с вашей системой охраны. По делу он шел, по делу. Так что вполне можно допустить, что в вашей «Татьяне» его поставщик и сидит.
— Наркотики… — протянула я. — Ни фига себе!
Дима размышлял.
— И как, ты думаешь, это происходит?
— Просто. Купила фирма лицензию на работу с аптечными товарами. Может, даже не на торговлю — только переработка: фасовка, упаковка…
— Нет, они продают тоже.
— Неважно. Дело чистое, законное. Составила контракт, проплатила. Получила лекарства. В банках. Раз получила, два, три… На таможне знают, контроль стал слабее (а может, уже успели таможню купить). И вот однажды в одной из банок приходят не белые таблетки, а белый порошок. Дальше — дело техники. Навар в карман, и новый заказ. Опять пару раз — только лекарства, а потом ещё одна банка с белым порошком. Они же, эти банки, все одинаковые, запечатаны там, на Востоке…
— Какой ужас! И Манохин во всем этом крутится?! Бедная Валька…
— А Валька — кто?
— Я же тебе говорила — жена его!
— Я не об этом. Кто она у вас в агентстве?
— Психолог. Семейный консультант. Нам с Юлькой иногда помогает…
— Письма писать, например… — тихонько продолжил Дима.
У меня, как сказано в первоисточнике, в зобу дыханье сперло…
А Колесников как ни в чем не бывало продолжает:
— Она жена? Жена. А в то, что жена не в курсе дел своего мужа, верится с трудом. Я, например, не могу себе такого представить.
Я только отрицательно качала головой — нет, не Валька, не верю, не хочу верить… Уж очень мне с ней хорошо работать. Человек она и умный, и добрый. И трудяга. Частенько бывало — прихожу на работу рано, а она уже там… Но если Дима прав, то не просто так она раньше всех заявляется и за «Пентиумом» сидит. Иногда просится у Сережки файлы какие-то скопировать, для сына, говорит… То распечатать — принтер дома сломался, то дисковод дурака валяет. Правда, сын иногда приходит.
Значит, дома набрала — и у нас распечатала. Или дома распечатала, а в офисе только из сумки вытащила, по папочкам разложила и в компьютер занесла, как полагается. Вот ужас-то, если правда!
Не может быть! Так ведь любого человека можно выпачкать с головы до ног подозрениями!
— Ась, ты чего? — спросил Дима.
— А того! Знаю человека как облупленного, нормальная баба, с ней работать — одно удовольствие, и первую леди из себя не строит! Не могу я так сразу мнение о человеке менять из-за каких-то подозрений!
— А тебе и не надо его менять. Ты же скрыть ничего не можешь — у тебя все на физиономии отпечатывается. Вот и уважай её по-прежнему.
— За что?
— А за то, например, что к мужу своему хорошо относится, что помогает ему…
— Людей в рабство продавать…
Дима развел руками:
— Она жена… «И слушаться его должна».
Иногда из Колесникова вылетают стихотворные строки и всякие цитаты. Ладно, не самый большой недостаток, я тоже такая…
— Послушай, Ась, тебе уже не пятнадцать лет, не будь наивной. Супружеская привязанность и долг в человеке куда крепче сидят, чем долг перед обществом. Особенно в женщине. Для неё «мои дети, мой муж, мой дом» самое главное на свете и может оказаться главнее, чем долг перед обществом… Особенно в наши золотые времена. А хоть и раньше — откуда у воров в законе брались верные марухи, и прятали их, и раны залечивали, и от милиции скрывали?.. А со временем и сами в дело входили. Про мадам Вонг слышала?
Что он такое несет? Где море, а где пароход? Что общего у Вальки с пираткой китайской?
— …и вообще неизвестно, кто там в их деле голова, а кто только руки.
Ну, это уже вообще ни в какие ворота!
— Мне не хочется будить в тебе необоснованные подозрения, но ещё больше не хочется, чтобы ты по наивности ляпнула что-нибудь или вляпалась во что-нибудь. Сиди тихо, язычок на привязи, а сама держи ушки на макушке.
— Колесников, ты сам параноик и из меня такую хочешь сделать!
— В одном дурацком фильме услышал я хорошую фразу: «Если ты параноик, это ещё не значит, что за тобой не следят на самом деле».
Он затянулся сигаретой и замолчал, глядя перед собой в пространство. Наконец проговорил:
— Ася, милая, деваться тебе некуда. То, что ты уже знаешь, просто так из головы не выкинешь. И даже в одночасье сбежать оттуда — уволиться и все — тоже не выход: если наши подозрения верны, внезапный уход их только спугнет, вот тогда они точно за тебя возьмутся. Единственное, что остается, — вести себя обычно, как всегда, смотреть в оба и за каждым своим словом следить.
— Я не смогу так, Димка. Это же шпионаж какой-то получается. А я не Штирлиц все-таки.
— Ась, я же не призываю тебя добывать секреты РСХА. Ты просто должна быть осторожна. По счастью или по несчастью тебе стало известно кое-что лишнее. Постарайся это скрыть. Если наши предположения — только бредни двух ополоумевших дилетантов, значит, нам с тобой крупно повезло. Ну а если правда — вот тогда даже дышать надо будет через раз…
— Утешил!
— Извини, милая. Просто предостерег.
Я сидела как в воду опущенная. Даже последние мысли покинули мою бедную голову — там сейчас была только звенящая пустота отчаяния.
— Эй, Лиса Алиса, а какие ты книги купила?
— Там, в сумке посмотри.
Дима вернулся в комнату, слышно было, — усердно копается в моем пакете, как фокстерьер в клумбе. Вдруг присвистнул:
— Чур, Булычева я первый читаю!
Я согласно кивнула.
Он появился в дверях:
— Рыжая, ну перестань киснуть. Все в порядке. Наши служебные неприятности не должны портить нашу жизнь. Иди сюда ко мне.
Наверное, он прав — надо перетерпеть и перемолчать. Все образуется. И я пошла к нему — утешаться и прятаться.
* * *Двое суток мы к этому разговору не возвращались. Я только диву давалась: откуда он такой умный и такой уверенный? Я себе мозги ломаю — а ему все ясно: и про наркотики, и про Валентину. Может, дело в том, что он смотрит со стороны. Для меня Валя и все остальные наши — живые люди со всеми тонкостями и нюансами, а для него — просто шахматные фигуры или даже кусочки из головоломки, какой по рисунку совпадает — тот и нужный, независимо, что он за человек…
На работе я сидела тихая как мышка и старалась лишний раз рта не раскрыть. Дамы наши уже начали странно поглядывать, но пока помалкивали. Выручил меня, сам того не ведая, Сережка. Вчера в обед вдруг поднял невинные глазки в белых ресницах от какой-то книжки из жизни своих компьютеров и заявляет, как ни в чем не бывало:
