Филлис Джеймс - Изощренное убийство
— Тихо, моя родная. Моя девочка. Успокойся. Что случилось? В чем дело? Расскажи мне, моя дорогая.
И сестра Болем рассказала.
* * *Со времени своего развода, что произошел два года назад, доктор Штайнер делил дом в Хэмпстеде с овдовевшей сестрой. У него была собственная гостиная и кухня, что позволяло им с Розой реже видеться, подпитывая иллюзию, будто они хорошо ладят. Роза была культурным снобом. Ее дом стал основным местом сборищ неработающих актеров, поэтов-однотомников, эстетов, позирующих почти как артисты балета, и писателей, которые предпочитали рассуждать о своем творчестве в атмосфере сочувствия и понимания, а не заниматься им. Доктор Штайнер не протестовал против их присутствия. Он просто следил затем, чтобы они ели и пили за счет Розы, а не его. Он прекрасно знал, что его профессия была чем-то вроде некоего клейма в глазах сестры и что представление его как «моего брата Пола — известного психоаналитика» в какой-то мере служило компенсацией за низкую арендную плату, которую он нерегулярно вносил, и мелкие неудобства, причиняемые его близким соседством. Штайнер вряд ли мог так комфортно и экономно устроиться, будь он управляющим банка.
Сегодня ночью Розы не было. Просто возмутительно и неуважительно с ее стороны отсутствовать в такой вечер, когда он нуждался в ее обществе, но такое повеление было свойственно ей. Служанки-немки тоже не было, скорее всего она ушла без позволения, поскольку пятница не относилась к тем дням, когда она могла уходить рано. На собственной кухне его уже ждал готовый салат и суп, но даже подогреть суп казалось ему выше его сил. Бутерброды, которые доктор без всякого удовольствия проглотил в клинике, перебили аппетит, но не утолили желание съесть что-нибудь белковое, желательно горячее и надлежащим образом приготовленное. Но он не хотел ужинать в одиночестве. Налив стакан хереса, Штайнер ощутил потребность с кем-нибудь поговорить — с кем угодно, причем об убийстве. Потребность была очень острой. Он подумал о Вэлде.
Его брак с Вэлдой был обречен с самого начала, как и, должно быть, любой брак, в котором муж и жена в принципе игнорируют взаимные потребности и при этом тешатся иллюзией, что между ними царит идеальное взаимопонимание. Доктор Штайнер не был убит горем из-за развода, но ощущал некое беспокойство и огорчение, а впоследствии еще и мучился от иррационального чувства вины и собственной несостоятельности. Вэлда, напротив, судя по всему, наслаждалась свободой. Когда они встречались, доктор всегда поражался: она словно светилась здоровьем. Они не избегали друг друга, так как встречи с бывшим мужем и брошенными любовниками с проявлением величайшей доброжелательности и благодушия являли собой то, что в понимании Вэлды называлось цивилизованным поведением. Она не вызывала у доктора Штайнера особой симпатии или восхищения. Он любил общество женщин, которые были хорошо эрудированны, хорошо образованны, умны и серьезны. Но не с такими женщинами он любил ложиться в постель. Он знал все об этой причиняющей столько неудобств дихотомии.[20] Поиск ее причин занял немало времени на приемах у его дорогостоящего аналитика. Но к сожалению, знать — одно дело, а что-то изменить — совсем другое, как ему могли бы сказать некоторые пациенты. А когда они жили с Вэлдой (крещенной Миллисент), бывали и такие времена, когда ему и в самом деле не хотелось быть другим.
Телефон звонил уже примерно минуту, когда она взяла трубку и он сообщил ей о мисс Болем. Очевидно, у нее дома было полно людей — слышался шум музыки и звон бокалов. Доктор даже засомневался в том, что она его услышала.
— Что это? — раздраженно спросил он. — У тебя вечеринка?
— Всего пара приятелей. Подожди, сделаю музыку потише. Так что ты сказал?
Доктор Штайнер все повторил. На этот раз реакция Вэлды была именно такой, как он ожидал.
— Убита! Нет! Дорогой, как это неприятно! Мисс Болем… А это разве не та занудная старая заведующая, которую ты ненавидел? Та самая, что пыталась обсчитать тебя, когда речь шла о дорожных расходах?
— Я не могу сказать, что ненавидел ее, Вэлда. В некотором смысле я ее уважал. Она всегда оставалась бескомпромиссно честной. Конечно, она была довольно навязчива, запугана собственной подсознательной агрессивностью, вероятно, сексуально фригидна…
— Об этом я и говорю, дорогой! Я знаю, ты терпеть ее не мог. О, Поли, никто ведь не подумает, что это сделал ты, правда?
— Конечно, нет. — Доктор Штайнер уже начинал жалеть о своем порыве довериться Вэлде.
— Но ты ведь всегда считал, что кто-то должен от нее избавиться.
Разговор начинал походить на диалог из кошмарного сна. Громкие басы проигрывателя глухо стучали, вторгаясь в визгливую какофонию вечеринки, и кровь в висках доктора Штайнера билась с этим ритмом в унисон. Скоро у него начнется жуткая головная боль.
— Я всего лишь имел в виду, что ее следовало перевести в другую клинику, а не бить по голове тупым предметом.
Эта тривиальная фраза пробудила любопытство Вэлды. Насилие всегда завораживало ее. Он знал, что ее воображение уже нарисовало брызги крови и мозга жертвы.
— Дорогой, я должна услышать об этом все. Почему бы тебе не приехать?
— Вообще-то я об этом думал, — признался доктор Штайнер. И тут же лукаво добавил: — Есть пара-тройка деталей, которые я не могу пересказать по телефону. Но если у тебя вечеринка, это будет не так-то просто. Откровенно говоря, Вэлда, сейчас я не очень настроен вести светские беседы. У меня, похоже, вот-вот начнется приступ головной боли. Произошедшее стало таким страшным потрясением. В конце концов, я был одним из первых, кто увидел тело.
— О мой бедняжка! Послушай, дай мне полчаса, и я выдворю всех друзей.
Судя по доносившимся звукам, доктор Штайнер сделал вывод, что друзья бывшей жены надолго у нее окопались, о чем и сказал ей.
— Вовсе нет. Мы в любом случае собирались к Тони. Обойдутся и без меня. Я начну их выталкивать, а ты выйдешь из дома примерно через полчаса. Хорошо?
Конечно, хорошо. Положив трубку, доктор Штайнер решил, что у него как раз осталось время помыться и спокойно переодеться. Он погрузился в раздумье о выборе галстука. Головная боль, казалось, непостижимым образом отступила. Прямо перед его уходом зазвонил телефон. Он с некоторым опасением посмотрел на аппарат. Возможно, Вэлда передумала насчет того, чтобы выпроводить друзей и провести время с ним. В конце концов, она часто так поступала во времена, когда они были женаты. Штайнер с раздражением отметил, что движение его руки, протянутой к трубке, было не совсем четким и уверенным. Но звонившим оказался всего лишь доктор Этридж, который хотел сообщить, что назначил экстренное заседание лечебно-медицинской комиссии клиники на завтра, на восемь вечера. Охваченный чувством облегчения и мгновенно забывший о мисс Болем, доктор Штайнер едва удержался от того, чтобы не совершить дикую глупость и спросить, чему оно будет посвящено.
* * *Если бы Ральф и Соня Босток жили в Клэпхеме, их квартира считалась бы полуподвальной. Но так как они все же обитали в Хэмпстеде, фактически в полумиле от дома доктора Штайнера, маленькая деревянная дощечка, надписанная с безупречным вкусом, приглашала гостей в квартиру на уровне сада. Живя здесь, они платили примерно двенадцать фунтов в неделю за приемлемый по социальным меркам адрес и привилегию любоваться покатой зеленой лужайкой из окна гостиной. Они засадили эту лужайку крокусами и нарциссами, и весной эти цветы, умудрявшиеся расцветать при почти полном отсутствии солнца, по крайней мере создавали иллюзию, будто из квартиры есть выход в сад. Осенью, однако, вид был менее приятным, и сырость, поднимавшаяся с покатого участка земли, проникала в комнату. В квартире было шумно. Через два дома располагалась начальная школа, а в квартире на первом этаже жила молодая семья. Ральф Босток, разливая напитки тщательно отобранным друзьям семьи и поднимая голос, чтобы заглушить рев детей, которые в очередной раз капризничали в ванной, часто повторял:
— Извините за шум. Боюсь, интеллигенция начала размножаться, но, увы, не воспитывать своих крикливых отпрысков. — Он любил давать едкие комментарии, причем некоторые были весьма умны, но иногда он слишком увлекался. Его жена всегда опасалась, как бы он не поведал одну и ту же остроту дважды все тем же гостям. Вряд ли что-то еще может сыграть в жизни мужчины столь же роковую роль, как приобретение репутации человека, который повторяет свои шутки.
Сегодня Ральф ушел на какое-то политическое мероприятие. Соня одобрила его поход туда — встреча могла оказаться для него важной, и не возражала против того, чтобы побыть одной. Ей требовалось время подумать. Она прошла в спальню и сняла костюм, как следует встряхнула его и повесила в шкаф, а потом надела халат из коричневого бархата. Затем Соня села у туалетного столика. Надев повязку из крепа, убиравшую волосы со лба, она принялась смывать косметическим молочком макияж с лица. Она устала гораздо больше, чем казалось сначала, и ей хотелось выпить, но ничто не могло заставить ее отвлечься от ежевечернего ритуала. Нужно о многом подумать, многое спланировать. Серо-зеленые глаза, веки которых были покрыты кремом, спокойно смотрели на нее из зеркала. Наклонившись вперед, миссис Босток внимательно изучила мелкие складочки на нежной коже под каждым глазом и увидела первые следы старения. В конце концов, ей ведь всего двадцать восемь. Пока нет причин для беспокойства. А вот Ральфу в этом году уже тридцать. Время неумолимо шло вперед. Если они собирались чего-то достичь, то больше нельзя было его терять.
