Рауль Мир-Хайдаров - За все наличными
В один день, отправляясь в увольнительную без Славки, Кольцов собрал все фотографии своей прекрасной Люси и, встретившись с хорошенькой продавщицей, разыграл сцену, достойную Шекспира. Сказал, что Слава ему, конечно, друг, но истина и ты, Леночка, -- дороже. У Неделина, мол, есть в Москве богатая невеста, дочь известного академика, которая засыпает его письмами, переводами и посылками. Дюжины две фотографий, разложенных перед растерявшейся Леночкой, конечно, впечатляли -- такое за один день не соберешь. И тут же, не мешкая, воспользовавшись моментом, Кольцов предложил девушке руку и сердце. Уязвленная Леночка не ответила отказом на коварное предложение Самурая.
Было, было отчего остерегаться Герману Кольцову старого армейского друга Неделина. 2
После службы в армии Кольцов обосновался во Владивостоке: обстоятельства, прежде всего жилищные, вынудили его остаться.
В ту пору молодежь усиленно зазывали после армии в милицию. Особенно МВД охотилось за ребятами, прошедшими спецназ или десантные войска, ими укомплектовывались ОМОНы, РУОПы и прочие спецподразделения по борьбе с терроризмом. Сулили всяческие льготы, подъемные и возможность заочно закончить двухгодичную школу милиции и получить офицерское звание. Леночкины друзья сумели выправить Кольцову аттестат об окончании экстерном вечерней школы рабочей молодежи, и он поступил на работу в милицию, в портовый район Владивостока, и сразу был зачислен слушателем заочной школы МВД.
Одно дело Владивосток, куда ходишь в увольнительную, другое -- жить в нем постоянно, тем более человеку столичному, москвичу. Нет, город на берегу залива Петра Великого Кольцову положительно не нравился. Грело его лишь то, что в Москву он вернется уже офицером, да еще со стажем работы в особом подразделении милиции. С квартирой ему здесь тоже не светило, как и в Москве, ставили на очередь после пяти лет выслуги, причем образцовой. Столько он ждать не мог, да и не привык, он принадлежал к типу людей, которым подавай все сразу и сейчас. Зато снимать квартиру во Владивостоке стоило гораздо дешевле, чем в столице, и она оплачивалась казной по месту его службы. Но работа в порту, хоть и тяжелая, оказалось, имела свои неоспоримые преимущества. Тут впервые ему в руки попала долларовая купюра, а через полгода, освоившись, он редко какую смену уходил домой без сотни баксов, хотя и догадывался, что кое-кто из коллег имеет гораздо больше, но рисковать прежде времени не хотел, уж очень мечтал об офицерском звании.
В те годы почти каждое судно из Японии возвращалось с подержанными иномарками, и, учитывая неожиданно возникший автомобильный бум, администрация Дальневосточного пароходства даже организовала специальные туристические рейсы на паромах и сухогрузах за машинами -- очередь на билеты растягивалась на месяцы. Страна в ту пору была еще одна -- ни границ, ни таможни, ни виз, -- и во Владивосток, только недавно объявленный открытым городом, хлынули шустрые люди со всех республик, мечтавшие о "тойотах", "ниссанах", "маздах". А где машины и деньги -- там тут как тут и преступность, почувствовавшая импотентность власти.
Владельцы новообретенных иномарок, которых за территорией порта поджидали пешие и за рулем бандиты, готовы были заплатить спецназовцу с автоматом за сопровождение от причала до дома и двести, и триста баксов. Такая работа занимала у тех минут сорок, от силы час.
А сыпавшиеся отовсюду коллегам Кольцова неожиданные подарки?! Сигареты они курили только самые дорогие, виски пили только с черной этикеткой, духи -- французские, даже бананы -- и те самые спелые...
Раньше, качаясь с люберецкой шпаной в подвалах, Кольцов, как и другие, с презрением относился к человеку в форме и в любой ситуации был настроен к нему негативно, даже агрессивно -- сказывалось хавтановское влияние. А скорее всего виновато в этом было само государство -- стражи порядка как бы и не нужны были этому обществу, словно и не к ним бежал в первую очередь за помощью добропорядочный гражданин, если квартиру у него обокрали, если кошелек сперли в трамвае. И ведь искали, и, что самое смешное, чаще всего находили. Не говоря уже о более серьезных преступлениях.
Но то ли вокруг что-то изменилось, то ли он сам, облачившись в форму, стал смотреть на милицию по-иному, но даже вне службы Кольцов предпочитал появляться в городе, на базаре или в магазине, в милицейском мундире -- так легче решались любые проблемы: ему шли навстречу, иногда заискивали, готовы были уступить, услужить, а частным транспортом он пользовался как такси, чаще бесплатно, -- общество внезапно стало искать дружбы и с бандитом, и с милиционером.
Ну, с ним-то, Кольцовым, все было понятно изначально: в милицию он пошел не из-за убеждений. Деваться было некуда Самураю, а кроме того -одним махом решалась проблема образования. Получит офицерское звание -значит, светит командная, а не рядовая должность. С такими корочками и послужным списком можно было возглавить в Москве службу безопасности любого коммерческого банка, крупной финансовой группы, на худой конец, любой процвета-ющей фирмы -- с появлением частной собственности спрос на человека с ружьем резко возрос.
Позже, когда Кольцов уже вернулся в Москву, ему попалась на глаза газета "Караван" из какой-то бывшей советской республики, а теперь суверенного государства. В том номере большая статья была посвящена милиции. В этом самом новообразовавшемся государстве, как и повсюду, в милицию валом повалили национальные кадры. И известный не только в республике, но и за ее пределами писатель, видя произвол, чинимый милицией, и зная, кто и почему туда идет служить в первую очередь, с горечью отмечал: "...к сожалению, я должен признать, что милицейская форма становится нашей национальной одеждой..."
Прочитав столь откровенное признание с глубоким подтекстом, Кольцов улыбнулся. Оказывается, не он один усек, какие преимущества дает милицейская форма... Толчком же для Самурая послужила чистая случайность...
Однажды, под утро, он обходил причал, где разгружались два корабля с бахчевыми и фруктами из дружественного Вьетнама. В ту пору еще существовал единый соц-лагерь и со своими, при всех портовых строгостях, обходились мягче, по крайней мере не устраивали двойной кордон, как возле судов из капиталистических стран. От вида арбузов, недозрелых бананов и ананасов его тошнило уже с первого взгляда, и он собирался заглянуть на другой пирс, где днем пришвартовался на разгрузку белоснежный японский контейнеровоз, как вдруг невдалеке увидел человека, испуганно шмыгнувшего в сторону закрытых на ночь портовых лабораторий. Маневр предрассветного гуляки насторожил Кольцова, он твердо знал, что в той стороне постороннему до утра делать нечего, да и пройти оттуда никуда невозможно -- там тупик.
Кольцов, конечно, понял, что человек, шедший ему навстречу, не хотел светиться, и, видимо, была у него на то причина, простой докер шарахаться от ночного стража не станет. Сперва Гера хотел по рации вызвать подмогу, но потом решил действовать сам, уж очень желал отличиться -- получить какую-нибудь письменную благодарность, грамоту, которая наверняка пригодилась бы ему в будущем. Он тут же забыл о причале с японским контейнеровозом и, шагнув с освещенного прохода в ночную тень пакгаузов, стал бесшумно, как учили в диверсионной школе, подбираться к лаборатории. Рано или поздно затаившийся постарается вырваться из тупика, время работало на Самурая. Ждать пришлось недолго, чуть больше получаса. То ли нервы у беглеца не выдержали, то ли время и рассвет подгоняли, появился невысокого роста, худощавый мужчина лет тридцати -- тридцати пяти, через плечо у него висела небольшая кожаная сумка, наподобие тех, что носят студенты или журналисты. Он прошел рядом с Кольцовым, и тому осталось лишь одним приемом завернуть незнакомцу руки и тут же защелкнуть заготовленные заранее наручники -- прием, над которым на тренировках долго бьются даже самые способные спецназовцы. Не выводя задержанного на свет, Кольцов обшарил карманы, задрал брючины, выдернул из-за пояса рубашку: оружия -- ни ножа, ни пистолета -- не было. Когда дошла очередь до сумки, человек в наручниках занервничал. Самурай усек это моментально. В сумке лежал аккуратно упакованный сверток, килограмма на три-четыре, и Самурай догадался, что это может быть. На инструктажах их предупреждали о знаменитом бирманском треугольнике, а Вьетнам этот там рядом. Но он все же достал нож и слегка подрезал обшивку упаковки... Содержимое не обмануло его ожидания -- в целлофановых пакетиках белел и поскрипывал на ощупь, как крахмал, наркотик.
-- Кокаин? -- спросил он у обмякшего враз задержанного.
Тот обреченно подтвердил -- кивнул.
Герман ничем не выдал своей радости, хотя хотелось кричать и плясать -он задержал гонца, наркокурьера, да еще с такой богатой добычей! Он знал, что на советском рынке кокаин стоит двести долларов за грамм и его употребляют только богатые клиенты: бизнесмены, артисты, воры в законе. А если удастся отследить через этого парня каналы поступления и реализации... Да в случае удачи его фамилия станет известной в милицейских кругах, такие задержания не часто случаются.
