Марина Серова - Цена случайной ночи

— Да… Вроде бы нет, — обескураженно ответил Шувалов. — Но… тут такое дело, что… В общем, всякое, конечно, может быть… А что такое?

— Есть кое-что, — уклончиво ответила я. — Так, значит, вы не в курсе?

Шувалов некоторое время помедлил, потом неуверенно произнес:

— У меня было ощущение того, что она перед свадьбой как-то нервничала… Но я не придавал этому значения. К тому же сейчас сложно вспомнить все детали — столько времени прошло.

Я понимающе кивнула.

— Может, и был кто… Только я думаю, что вряд ли там была какая-то любовь, чувства, разлуки… Нет, этого, наверное, ничего не было.

— А кто был — вы не знаете? — еще раз спросила я. — Может быть, это был Гладилин?

— Гладилин? — поднял вверх брови Шувалов. — Нет, Гладилин — нет… Он был другом Дмитрия, нет, он не мог.

— Ну а, может быть, случайно? — продолжала настаивать я.

Георгий Аркадьевич находился в явном замешательстве.

— Насколько я знаю, Володя никогда не проявлял к Тамаре таких чувств, и… А что, собственно, произошло? Почему вы ворошите прошлое, причем в таком ракурсе, прямо скажем, для меня неожиданном?

— Похоже, это неожиданно почти для всех, — вздохнула я. — Вы извините, но всего я вам говорить не могу. Мне еще нужно выяснить детали. Скажите, вы не в курсе того, где проживают родственники умершего мужа вашей сестры?

— В общем, да, — ответил Шувалов. — Я не помню квартиры, но дом знаю. Мне просто нужно посмотреть в записной книжке, дома. У Димы родители, кстати, живы. Оба… Живут они вместе с дочерью, у них большая квартира, в центре, в «свече» на проспекте.

Этот дом знали в нашем городе многие. На центральном проспекте возвышался единственный в том районе многоэтажный дом, довольно уродливый и не гармонирующий со старинной застройкой. Его построили в семидесятых годах, официально для работников обкома и облисполкома — то есть для всякого рода «блататы». А на деле многие квартиры заняли представители торговой мафии.

— Я поняла, — сказала я. — Если вам нетрудно, перезвоните мне, пожалуйста, и сообщите точный их адрес. Мне нужно с ними встретиться.

— Пожалуйста, — в голосе Шувалова по-прежнему сквозили обескураженность и недоумение. — И что же, у вас больше нет ко мне вопросов?

— Пока нет, — ответила я, мысленно отметив, что алиби брата проверять еще раз нет никакого смысла и что вопросов по его собственной причастности к гибели сестры у меня действительно к нему не осталось.

Шувалов, уходя от меня в тот день, сделал попытку еще раз уточнить, с какой стати я интересуюсь делами прошлых лет и добрачными сексуальными приключениями его сестры. И еще раз отметил, что у Тамары отсутствовал ярко выраженный интерес к мужчинам и что на сексуально озабоченную девицу она никак не тянула. Добавил еще, что сам Дмитрий жаловался в приватной беседе с Георгием, что Тамара холодна как женщина. И, когда Шувалов уже открывал дверь, чтобы уйти, его неожиданно осенило:

— Вы хотите сказать, что Ксения — дочь Володи?

— Дело тут не в этом, — ушла я от ответа, поскольку неизвестно, как, узнав правду, стал бы действовать брат убитой. Может быть, движимый меркантильными соображениями, он будет распускать всяческие слухи, и они дойдут до Ксении. Этого я допустить не могла.

— Понятно, значит, все-таки есть что-то… Дыма без огня не бывает, — решил он что-то для себя, невзирая на мои слова.

— Перезвоните мне, пожалуйста, насчет адреса родителей Дмитрия, — попросила я.

— Да-да, конечно, — отозвался Шувалов и в большой задумчивости и даже ошеломлении пошел по лестнице вниз, забыв воспользоваться лифтом.

Родители Дмитрия Мартынова, а именно эту фамилию, оказывается, носил муж Тамары, оказались довольно приятными в общении людьми. Но не это было главным. До меня только сейчас, когда Шувалов мне продиктовал адрес и фамилию, дошло, что Ксения носила девичью фамилию своей матери, а не отца. Раньше почему-то я не обращала на это внимания, хотя и было очевидно почему. Все это наверняка неспроста. И еще раз показывало, что мои подозрения насчет законного отцовства Дмитрия имеют под собой основание.

А родители действительно были приятными людьми. Этакими интеллигентами позднего социализма, состарившимися и не желавшими особо признавать новые реалии, которые вовсю буйствовали за окном их уютной, но старомодной квартиры. Здесь не было евроремонта, но присутствовал уют, характерный для жилищ состоятельных советских граждан. Альбомы картин из Третьяковки, Эрмитажа, Музея Айвазовского. Добротная югославская мебель. Полный набор совдеповских изданий классики в шкафах — Чехов, Пушкин, Толстой… Всемирная библиотека, «Жизнь замечательных людей»… И гэдээровские статуэтки — показатель, с одной стороны, былого достатка, с другой — остановившегося времени, застывшего тогда, когда все было ясно и понятно, когда время сверяли по «Маяку» и жили по указам ЦК КПСС.

— Проходите, пожалуйста, — пробасил глава семейства, породистый старик с седой шевелюрой, предлагая мне тапочки.

Я прошла в комнату, где меня встретила пожилая женщина, составлявшая достойную пару породистому старику. Аккуратненькая старушка со следами былой красоты, с правильными чертами лица, облаченная в халат.

— Здравствуйте, меня зовут Вера Анатольевна, — представилась с улыбкой она.

После ритуальных приветствий и представлений, когда хозяева усадили меня в кресло, а сами сели в такие же кресла напротив и мне был предложен чай, от которого я не отказалась, начался разговор.

— Такое событие ужасное, — начала Вера Анатольевна. — Вы ведь по этому поводу пришли?

— Да, — согласилась я.

— Но мы вряд ли сможем вам в чем-то помочь, — подал голос хозяин дома, представившийся мне как Алексей Павлович. — Мы с Тамарой нечасто общались после того, как наш сын умер.

Вера Анатольевна помрачнела и покачала головой.

— Да вот, видать, мы с отцом чем-то прогневили бога, что у нас сын так рано ушел… — произнесла она.

— Ну, мать, это все дело прошлое, — нахмурился Алексей Павлович. — Давай по делу говорить. Так что вас интересует? — Он вопросительно посмотрел на меня.

— В первую очередь отношения между Тамарой и вашим сыном, — ответила я. — И не просто хорошие или плохие, а поподробнее. Как ладили между собой, как воспитывали дочь?

Мартыновы слегка задумались. Первой начала говорить Вера Анатольевна:

— Ну, на первый взгляд может показаться, что слишком просто они жили. Незаметно, может быть. Шумных вечеринок не устраивали, сами редко куда-нибудь выбирались, только если к друзьям близким. Тамара больше на работе пропадала, Дима тоже… Мать Тамары, когда жива была, все с Ксенией возилась. Но уж как выходные, то Дима всегда с девчонкой — то в парк, то в кафе, то еще куда. А Тамара и дома какие-то бумаги вечно разбирала. Придешь к ним — она сидит, уткнулась, и голову поднять некогда. Ну, по правде сказать, особого уюта не было у них. Но ладили между собой они хорошо — ничего не могу сказать. Скандалов не было у них.

— А как они познакомились?

— Да где-то… — Вера Анатольевна развела руками. — В компании какой-то студенческой. Дима-то в университете учился, а Тамара — в юридическом. Ну вот, а потом он, значит, ухаживать за ней начал. Мы сразу заметили, потому что он больше следить за собой стал — по полчаса причесывался, брился. — Мать улыбнулась, видимо, восстановив в своей памяти эту картинку.

— На работу даже устроился, потому что стипендии не хватало, — поддакнул отец.

— То есть они долго встречались?

— Да с год, наверное, может быть… Но не могу сказать, что встречались, тут другое слово, — задумчиво проговорила Вера Анатольевна. — Это ухаживал он за ней долго. А отношений-то… можно сказать, что и не было. Да и не принято это было тогда, чтобы до свадьбы встречаться.

— Когда вы познакомились с Тамарой? — спросила я.

— Да когда он привел ее и сказал: вот, мол, папа-мама, женюсь я, — ответил Алексей Павлович. — Перед фактом, можно сказать, поставил. Считай, перед свадьбой самой мы ее и увидели. А потом выяснилось, что она уже и беременна… Ну, в общем, все тут стало и понятно.

— Так что свадьбу сыграли, девчонка у них родилась, и стали они жить. У Димы уже квартира-то была кооперативная, Леша еще от своего треста давно вступил, вот и выстроилась как раз. А мы уж здесь остались, у нас еще и дочь младшая. С тех пор здесь так и живем.

«Понятно, моя версия, можно сказать, находит косвенное подтверждение, — мысленно констатировала я. — Вышла замуж уже беременной, чтобы, что называется, прикрыть грех».

Дальше выглядел логичным вопрос о Гладилине. Но спрашивать в лоб нельзя. Родители явно ни о чем не знают. Но спросить все равно нужно, хотя бы мнение о самом Гладилине — ведь он же был другом их сына.