Андраш Тотис - Гориллы

Шорт стоял в толпе зевак, и при виде скулящего от страха Кима его охватила жалость. Он заставил себя вспомнить, как этот человек использовал его и вышвырнул за ненадоб­ностью, заставил себя думать, какую выгоду извлечет из всей этой истории сам Ким, когда все будет позади, но по­добные мысли почему-то не успокаивали совесть. Будь его, Пола, воля, он отменил бы эту тщательно продуманную, блестяще организованную и с такой скрупулезностью прове­денную операцию. Но он знал, что это не в его силах. Мак уже выехал, чтобы приступить ко второму этапу акции.

27

Полицейские держались сочувственно и приветливо. Врач сделал Киму укол, и тот, через несколько минут придя в душевное равновесие и борясь с накатившей сонливостью, пытался отвечать на вопросы здоровяка инспектора. Поли­цейского ни в коей мере нельзя было назвать симпатичным человеком, при иных обстоятельствах Ким отнесся бы к не­му с должной неприязнью, но сейчас у него не было другого выхода, кроме как любить этого человека, доверять ему. А от этого все недостатки инспектора Хогарти оборачивались добродетелями. Его развязная заносчивость и безграничная самоуверенность внушали пострадавшему надежду, что пре­ступники будут найдены и что этот полицейский с внуши­тельным животом, огромными, как лопаты, ручищами и мас­сивным двойным подбородком расплющит негодяев в ле­пешку, точно слон вставшего на его пути охотника. Невежли­вые, можно сказать, грубые манеры Хогарти не оставляли сомнений, что бандитам при встрече с ним не поздоровится.

— Как вы сказали — "Солдаты справедливости"? — Ин­спектор почесал ухо кончиком авторучки и занес это назва­ние в блокнот. — Не слыхал о такой организации. Впрочем, их развелось, как собак нерезаных. Трое оболтусов сгово­рятся по пьянке, и вот вам, шайка готова. "Солдаты справед­ливости"… — Он покачал головой и сунул кончик ручки в ухо, словно там ей было самое место.

— Я тоже никогда с этой организацией не сталкивался, — предупредительно откликнулся Ким. — А ведь мне по долгу службы приходится следить за террористами.

— Ах, вот оно что?! — гаркнул Хогарти. — Следит он, ви­дите ли. Тогда какого черта, по-вашему, делает полиция, министерство внутренних дел, секретная служба, армейская контрразведка, подразделение по борьбе с терроризмом?.. — Он махнул рукой, словно спохватясь, что Ким — постра­давший, к которому следует относиться с сочувствием. — У вас есть недоброжелатели?

— У кого их нет!

— Я спрашиваю: у вас есть?

— Ну... я не знаю... не думаю...

— Угрожали вам в последнее время?

— Н-нет...— Ему не хотелось пересказывать инцидент с Шортом; после взрыва те запугивания казались ему несерь­езными. Но Хогарти, почуяв, что Ким мнется, вцепился в не­го мертвой хваткой: выспрашивал, допытывался, даже выска­зывал в завуалированной форме угрозы, а Ким после шока и успокоительных лекарств находился в таком состоянии, что не мог устоять перед натиском. — В общем, один мой быв­ший сотрудник не то чтобы угрожал, но сказал, что мне мо­жет грозить опасность и нелишне будет остеречься.

— Да? И как же зовут этого заботливого коллегу? Киму не понравилась насмешка в тоне Хогарти, но все же он ответил:

— Пол Шорт.

Глаза Хогарти блеснули. Захлопнув блокнот, куда он до сих пор не записал ничего, кроме поэтического названия безвестной террористической группы, инспектор встал, по­хоже, вдруг заторопившись. Ким не огорчился таким оборо­том дела. Ему хотелось домой, в свое уютное гнездышко, к жене и двум дочкам, к своему бульдогу. Там он наконец-то сможет почувствовать себя в безопасности и расслабиться.

Домой его доставили в полицейской машине, к счастью, без специальных опознавательных знаков. За рулем сидел вежливый молодой сыщик в штатском; машину этот сопляк вел не слишком-то осмотрительно, словно не знал, что везет человека, приговоренного к смерти и чудом оставшегося в живых. Ким успокоился, лишь перешагнув порог дома. Вы­пил рюмку виски, чтобы как-то взбодрить себя, хотя после лекарств этого делать не рекомендуется, затем попытался изложить бледной от волнения жене случившееся с ним страшное происшествие таким образом, чтобы не привле­кать к рассказу внимание дочерей. После этого Ким под­нялся к себе в кабинет — просмотреть свои записи, вдруг да найдется какое-нибудь упоминание о "Солдатах справедли­вости". Упоминания он не нашел, зато его ждало напомина­ние.

Как вкопанный Ким застыл на пороге кабинета: бежать, броситься вниз по лестнице не было сил, он стоял и смотрел на раскиданные по полу книги, расшвырянные бумаги и на письменный стол, с которого было сметено все, кроме лист­ка бумаги, белевшего посередине. Не сразу решившись, Ким медленно подошел к столу и прочел отпечатанный на ма­шинке текст: "Один раз тебе повезло. В следующий раз от расплаты не уйдешь".

На ватных ногах он проковылял к телефону. Удивитель­ным образом телефон оказался свободен: ни одна из доче­рей не болтала с подругами по параллельному аппарату. Ким сообщил в полицию и сразу же после этого позвонил Полу Шорту. Шорта он не застал дома; хозяйка не знала, где обретается ее жилец, но выразила готовность передать ему, кто звонил.

28

Жизнь стала похожей на прекрасный сон. Старинный обеденный стол даже по будням накрывали как к празднику. Финн переодевался к ужину в темный вечерний костюм, Кристина тоже облачалась во что-нибудь нарядное, а шею ее охватывала тонкая, но явно дорогая цепочка. Полу сослужил службу его хоть и поношенный, но еще вполне приличный, сшитый на заказ костюм. Миссис Лемберт, молча улыбаясь, подавала блюда, всегда начиная с хозяина дома. И так про­должалось каждый вечер. Пол завидовал этим людям, зави­довал самому себе, что судьба забросила его сюда и он был принят с таким радушием. При этом он часто ловил себя на мысли, а смог бы он выносить этот непрерывный праздник всю жизнь?

Финн воспринял его появление совершенно спокойно. Коль скоро дочь решила, что Шорт должен поселиться у них, то не имеет ни малейшего значения, нравится отцу это или нет. Об этом Финн заявил в первый же день, когда Пол сде­лал попытку как-то объясниться. Разумеется, гостю была предоставлена отдельная комната, и, разумеется, большую часть ночи он проводил не там. Кристина оказалась гораздо требовательнее других партнерш, с кем Полу когда-либо приходилось иметь дело, и она явно не собиралась хранить в тайне их отношения, хотя и соблюдала некоторый деко­рум. Шорт каждый раз вынужден был на рассвете удалиться к себе, чтобы его не застала домоправительница, которая по установившейся традиции будит девушку, подавая ей в постель чашку чая. Вечерами молодые люди учтиво раскла­нивались и расходились по своим комнатам, а затем, по прошествии получаса, Пол прокрадывался к Кристине, словно каждому, включая миссис Лемберт, самого Финна и даже соседей, не было известно, чем они занимаются по ночам.

Прошла неделя райского существования, и Пола напуга­ла настойчивая мысль: а согласился бы он прожить так всю жизнь. Еще больше его напугало то, что он не смог ответить на этот вопрос. Именно о такой жизни он мечтал, когда в детстве выслушивал пьяные перебранки родителей, когда дрался с другими уличными мальчишками, когда бежал из дому, когда записался в "Спешл Эйр Сервис" и, как ему ка­залось, защищал именно эту патриархальную Англию, когда на Фолклендах по ночам выслеживал в темноте незадачли­вого крестьянского парнишку-аргентинца, облаченного в военную форму и стоявшего на часах. Пол до сих пор по­мнил движение, которым в последний момент отвел нож. чтобы не прикончить часового. Он и теперь понимал, что со­вершил безумие. Несколько мгновений, понадобившихся, чтобы оглушить часового ударом рукоятки ножа в висок, вполне хватило бы жертве, чтобы закричать. А тогда — крышка и самому Полу, и его товарищам; Фил так и не стал бы отцом семейства, а Мак не заделался бы лондонским старьевщиком.

И вот теперь, по прошествии всего лишь недели безоб­лачного существования, ему не достает прежней свободы. Так и подмывает уйти под вечер из дому, перехватить где-нибудь в пивной сандвич и, заливая его пивом, слушать гул благодушных голосов вокруг, обменяться улыбками с незнакомой симпатичной девушкой, изловчиться подцепить ее и всласть подраться, если это вдруг кому-то не понра­вится.

Ужин был сервирован на французский манер — с крас­ным вином, — и Пол облегченно вздохнул, когда трапеза подошла к концу и ему удалось не закапать соусом накрах­маленную скатерть. В завершение участники застолья выпи­ли по рюмке бренди, после чего Пол, извинившись, прошел к телефону. В эту пору миссис Ипсом обычно закладывает тарелки в посудомоечную машину и на чем свет стоит поно­сит жильцов, которые не только не объявились к ужину, но даже не сочли нужным предупредить, чтобы на них не рас­считывали.