Георгий Персиков - Дело о Медвежьем посохе
– Морошко! – вдруг завопил Ревень и, не думая ни секунды, открыл огонь. Вслед за ним, словно по цепной реакции, начал стрелять и Сила. Ураганный огонь уже вовсю полыхал из стволов, шум от стрельбы заполонил дремучий лес, мелкие зверьки и птицы в страхе разбежались в разные стороны.
Каторжанин, несмотря на неожиданную атаку, быстро среагировал – перекатился в сторону, припал к земле и, пока атакующие стали перезаряжать ружья, рысью побежал в чащу. Однако, что странно, далеко не все пули летели в него, несколько из них бешено разрывали кору деревьев, мимо которых бежал мальчик.
Глава 25
Родин, тяжело шагая за Силой, морщился как от зубной боли – за ним шагал Николай (или, как он сам просил себя называть, Николя) и безостановочно рассказывал тошнотворные истории, как будто отштампованные у лишенного малейшего вкуса и моральных принципов типографа, и слушать его стало невыносимо уже много часов назад.
– Или вот еще был случай-с, – продолжал Ревень, путая нижегородский диалект с французскими словами. – Сидели мы вдвоем с Джеком, а был он настоящим индейцем, краснокожим, из американских штатов, мог найти иголку в курятнике, когда ее там нет, le limier,[9] в Боливии, в засаде, в самой середине джунглей в каком-то бунгало из соплей и палок, которые местные туземцы еще и навозом обмазывают, ждали своего клиента. И тут появляется дочь вождя племени, sе́duisant…[10]
Дальше слушать не было никакой возможности, все, что будет дальше, Георгий знал: дочь вождя будет словесно обесчещена, с самыми скабрезными подробностями, враги повержены могучим гением и силой кулаков Ревеня, и все в том же духе.
Родин пытался сосредоточиться на мальчике, складывая в голове части головоломки то так, то эдак. С одной стороны, государственные интересы. С другой – привлечение к поискам совершенно постороннего человека. Вся мощь бюрократической машины не задействована, и надежда только на одного Георгия, что не похоже на государственную службу, если только нет желания сделать из него козла отпущения. Таинственность и мистичность – и проза жизни…
Сила, который сейчас шел впереди и тоже страдал от болтовни Ревеня, вдруг остановился и, повернувшись к ним двоим, серьезно сказал:
– Близко.
* * *Они еще долго шли гуськом, затылок в затылок. Сначала Ревень сопел от нетерпения и через каждые десять метров спрашивал: «Сейчас?» – чем жутко нервировал Родина, но Георгий скоро успокоился – он тоже почувствовал, что цель их путешествия близка. Сила вообще не реагировал на спутников, мерно шагал, не выбирая дороги.
Выйдя на край поляны, остановился, побледневший, и попросил у Родина воды. Сняв заплечный мешок, Георгий, не задавая вопросов, стал возиться с завязками.
Неожиданно Сила повернулся к ним и показал на противоположный край перелесья. Между деревьев стоял мальчишка. И смотрел в их сторону, не видя их.
Мгновенно сняв ружье с плеча, Сила выстрелил в мальчика. Опешив, Родин даже потерял дар речи, широко открыв рот в беззвучном крике, но слова застряли в горле. Он ожидал крика боли, шума падения и кривился сам, пытаясь забрать чужую боль, не веря в такую несправедливость, неминуемую смерть, незадачливый финал всей кампании. Но, как только рассеявшийся дым от сгоревшего пороха позволил сфокусироваться на кривой елке, рядом с которой они заметили мальчика, его ждало радостное удивление – упавшего тела там не было. Там вообще никого не было. Облегчение тут же сменилось отчаянием – упускать мальчика нельзя!
– Морок! – крикнул Сила и бросился через елань к тому месту, куда целился.
Родин и Ревень ринулись за ним, причем и Родин, и Ревень что-то вместе кричали как будто враз лишившемуся разума Силе.
И тут наперерез им, со стороны, куда раньше смотрел мальчик, выскочил Первозванный, и на небольшом гладуне стало тесно и страшно. Ревень тащил из-за пояса револьвер, а тот упорно цеплялся за все складки. Сила развернулся и выстрелил снова. Все машинально проследили взглядом траекторию пули и увидели среди деревьев убегающего мальчика.
«Слава богу! Цел!» – пронеслось в голове у Родина. Ноги стали как будто ватными, но он заставлял себя бежать в ту сторону, где скрылся мальчик.
Ревень, на лице которого вопреки всему расплывалась кривая ухмылка, появившаяся, как только он пришел в себя и понял, что беглый каторжанин сам бежит к нему в руки, мгновенно пришел в ярость после второго выстрела Силы. Так глупо упускать возможность заработать деньги он не собирался.
– Куда палишь, каналья! Бей по беглому, кобылка! Убью! – кричал Ревень, все еще пытаясь вытащить на бегу револьвер.
Сила резко развернулся и попытался заехать прикладом ружья Николаю по голове, но тот ловко нырнул под пролетевшую над ним деревяшку и сильно и резко снизу ударил кулаком Егору в подбородок. Он ожидал, что его любимый прием свалит, как обычно бывало, в тяжелый нокаут охотника, но тот, покачнувшись и выплюнув пару зубов, заключил его в свои поистине медвежьи объятия, начисто лишив Ревеня возможности продемонстрировать свое превосходство и во французской борьбе, и в английском кулачном бою.
Обхватив руками Ревеня, Сила ударил его лбом в нос. Фонтаном брызнула кровь. Искушенный в драке француз ожидал такого приема, но, даже смягченный, он заставил его практически потерять сознание. Не сдержав крика, Ревень коленом врезал по мужскому естеству Силы. Воспользовавшись тем, что хватка на секунду слегка ослабла, вытащил нож и не глядя резанул сопернику по ноге.
Охотник со стоном потерял равновесие, продолжая цепляться за одежду Николая. Нащупав револьвер, выдернул его одним движением и выстрелил, но в последнее мгновение Ревень сумел отвести в сторону направленный на него ствол.
* * *Первозванный, видя, что мальчик снова убегает, развернулся и решил, что сейчас важнее догнать мальчика, успокоить его, быть рядом и иметь возможность прикрывать, побежал за ним. В руке он держал каменный топор, чтобы защитить мальца.
Раздался выстрел, и что-то горячее обожгло ему руку. Обернувшись, он увидел схватку. «Нельзя дать пристреляться», – пронеслось у него в голове. Пригнувшись, в пару огромных прыжков, по пути оплеухой сбив Родина с ног, Апостол врезался в шевелящийся, вопящий людской ком.
Все смешалось, понять, кто кого и за что, стало невозможно. Георгий, не понимая, выкручивал руку Силы с револьвером, раз за разом стреляя в воздух, Ревень наугад тыкал ножом в свалку из тел, попадал куда-то, получая ногой в зубы от Первозванного.
– Падлы! За что ребенка?!
– Не стрелять! Мальчик не должен пострадать!
– Морок! Это все тайга!
– Ну что, каторга, попался?!
Родин в этой адской кутерьме, где все против всех, успел посмотреть туда, где видел мальчика, и, кажется, заметил, как тот исчез за деревьями. Отчаяние от того, что шанс догнать его тает, Георгий решил броситься в погоню, но на его пути сцепились Ревень и Сила.
– На-а-а! – Ревень медленно вонзил нож в шею душащего его охотника, и сразу его голова разлетелась надвое от чудовищного удара каменного топора.
– Мальчик! Стой! – закричал каторжник, бросаясь в кусты.
Доктор попытался схватить его за бушлат. Казалось, не обращая никакого внимания на возникшее препятствие, каторжник отмахнулся от него, как от надоедливой мошки, и Родин, получив сокрушающий удар открытой ладонью по своей многострадальной голове, прежде чем сознание начало мутиться, успел удивиться страшной силище этого одичавшего и страшно исхудавшего человека: «Как будто демон вселился!»
Ускорившись из последних сил, он успел вскочить и вцепиться в топор на замахе. Обернувшись, Первозванный сердито оскалился, издав уж совсем нечленораздельный звук.
Бросив оружие, он мгновенно развернулся и неуловимо коротким сильным ударом буквально вбил Родина в землю. И снова померкло в глазах, но невероятным усилием Георгий продолжал удерживать себя в сознании, понимая, что на этом может все кончиться. Мальчик стоял недалеко от места схватки и без страха, но с состраданием и как-то отстраненно наблюдал за происходящим.
Свалив с ног соперника, каторжник с диким воплем попытался вцепиться зубами ему в глотку, душил отворотом тулупчика, бил с размаху головой в лицо.
Но тут уже теряющий сознание Родин нащупал на земле брошенный каторжником топор и, размахнувшись, со всей мочи опустил его на висок Первозванного…
Глава 26
Родин разлепил заиндевевшие веки и тут же снова их захлопнул – небо оказалось слишком низким и слишком синим. А еще оно двигалось. Георгий тоже двигался, точнее, его перемещали. По шуршанию листвы, запаху мерзлой земли и неравномерным рывкам он догадался, что его тащат по лесу на волокуше. Родин попытался приподняться на локтях, но потерпел неудачу – мир вокруг завертелся бешеной каруселью, а голову залило волной горячей боли. «Кажется, сотрясение, – сообразил он, – и довольно серьезное. Кто же это меня так?..» Но воспоминания о недавних событиях оказались неуловимы, как рой бабочек. Вопли, выстрелы, хруст ломающихся костей и матерные крики он помнил, но кто и зачем орал, и что он вообще забыл в лесу – тут провал. Надо бы спросить у того, кто его тащит, но это слишком сложно. Для начала неплохо бы водички глотнуть. Родин еще немножко полежал с закрытыми глазами, пытаясь совладать с накатывающей тошнотой, и еле слышно прохрипел:
