Лариса Соболева - Улыбка Горгоны

– С Мироном подруги Лаймы дружили?

– А как же. Все три нянчились с ним, а мы, мужчины, от повышенного внимания начинаем важничать, капризничать, тиранствовать. Мирон пикировался с девушками, но не ссорился.

– Скажите, каким был Беляев?

Егоров с ответом не торопился, раскурил погасшую трубку, выпуская ароматные клубы дыма, а дело это не быстрое, Сеньков уже подумывал, ему нечего сказать. Значит, Беляев относился к категории людей, о которых после смерти молчат, раз не позволяет совесть отозваться положительно, но Егоров формулировал ответ, через минуту дал его:

– Существует общепризнанный эталон истинного человека, каким он обязан быть, но мы не следуем советам умных людей, установивших правила, мало того, мы уходим от правил. Так вот Беляев ближе всех нас к эталону. Скажу понятней: с ним я бы пошел в разведку.

– А с Мироном? – задал провокационный вопрос Алексей.

– С Мироном? – Егоров хитро взглянул на него, взяв в рот трубку. – Я и с тобой не пошел бы, вы, молодежь, существуете не по правилам.

– Только не надо обобщать, – обиделся Сеньков. К этому времени Мирон отправился по аллее в глубь парка. – Куда это он?

– Я советовал ему делать пешие прогулки в любую погоду, – сказал Егоров. – Быстрым шагом. Обычно он идет до станции и обратно, отрезок длинный, кровь разгоняется, обогащается кислородом, иммунитет просыпается.

– А поможет?

– Вряд ли. Но ему нужна надежда, она всем нужна.

– И я пойду… почитаю.

Разумеется, Алексей помчался к комнате Мирона. Прежде чем войти, огляделся по сторонам – никого. По логике, надо бы знать хотя бы примерно, что искать, Сеньков не знал, да и не задумывался об этом. На данном этапе достаточно просто посмотреть, чем окружен Мирон, что прячет, подозрения-то хлипкие, не каждый, кому позарез нужны бабки, идет на преступления.

На кровати лежал цифровой фотоаппарат, Алексей быстро просмотрел снимки – ноль, собственно, и не рассчитывал, что увидит в кадрах нечто страшно-ужасное. Он провел взглядом по подоконнику, столу – там находился ноутбук, но для просмотра файлов необходимо огромное количество времени, придется подождать более благоприятного случая. Ящики стола… Вещи в шкафу… Баул…

О, спортивная сумка. Явно забита барахлом. Поверхностный осмотр содержимого ничего не дал, здесь Мирон хранил старье, годное для рыбалки, охоты… Точно, вещи предназначены для времяпровождения на природе – в боковом кармашке Алексей обнаружил консервный нож, небольшой моток шпагата, армейскую зажигалку, не гаснущую на ветру, и охотничий нож. Сеньков вынул его из чехла, несколько секунд рассматривал отшлифованную сталь с выгравированным рисунком, решая, что с ним делать. Да ничего особенного, положить на место.

Неправильно. Сначала сделает соскоб для подстраховки, Зину с Сашей убили все-таки предположительно ножом, а «предположительно» есть гарантия. Перочинным ножичком Алексей соскреб полоску грязи на стыке лезвия и рукоятки, завернул в лист из блокнота, затем с другой стороны лезвия добыл грязь, завернул в другой лист. Спрятав сумку, услышал голоса в коридоре, не мешкая, выскочил в окно под дождь. Жалко, сегодня и завтра не сдать соскобы в лабораторию – выходные дни, придется ждать до понедельника. А не попить ли чайку, заодно поговорить с поварихой?

Петя уже не производил впечатления монстра из лабиринта, закусывающего человечками типа Вероники. Он принес цветы, а главное – пакет с продуктами, разорившись на курицу, маслины, сыры и прочее. Подкупает, но она в том положении, когда не отворачивают горделиво нос. С Петей пришел Джулай. Когда все расселись в гостиной, он без предисловий включил диктофон, ведь их визит сугубо деловой, а поговорить о здоровье Вероники можно позже.

Клавдия Абалкина в беседе по телефону поначалу отказывалась от встречи самым категоричным образом. А дала себя уговорить только после того, как Джулай сказал, что у него есть компромат на тех, кто поступил так безжалостно с ней и ее мужем, ему лишь не хватает некоторых звеньев. Он знал, на что люди ведутся, тем более до звонка умудрился выяснить семейные обстоятельства Абалкиных. Даже малая толика сведений дает толчок аналитическому уму.

– А что с ее мужем? – полюбопытствовала Вероника.

– Слушайте, вы поймете, – ответил Джулай.

Перед прослушиванием Петя пояснил, что Клавдия поставила условие: она согласна на свидание, но не у нее дома, Сема назвал ресторан и час. Абалкина не опоздала ни на минуту, произвела на обоих приятное впечатление, только лицо у нее было до крайности утомленным, что выдавало сорокалетний возраст и смазывало привлекательные черты. Однако усталость и нервное перенапряжение никого не красят.

Клавдия отказалась даже от чашки кофе, попросила только холодной воды, затем выжидающе уставилась на Ревякина, догадавшись, что из двух мужчин главный он, но диалог в основном вел с ней Джулай:

– Мы расследуем обстоятельства смерти Зинаиды Долгих…

– Вы из прокуратуры или из милиции? – перебила она, видимо, для нее это важно.

– Нет, – ответил Сема. – Мы частным порядком. Вот наши паспорта, чтоб вы не заподозрили нас в хитросплетениях по отношению к вам. Можем показать и загранпаспорта, фотографии и данные в них идентичны…

– Не стоит, – читая паспортные данные, а также сверяя фотографии, как таможенник, сказала она. Вдруг как будто насторожилась: – Петр? Петя…

– Вас что-то смущает? – заинтересовался Джулай.

– Нет, нет. Просто… А кто вам Зинаида?

– Никто. Она нас подвела.

– О, – хохотнула с оттенком горечи Клавдия. – Вы меня не удивили. А, простите за любопытство, в чем подвела?

– Получила задаток четыре миллиона за проведение сделки, теперь нет ни денег, ни ее, ни договора купли-продажи. Вот ее расписки, а вот договор…

– Купли-продажи? – сделала акцент Клавдия, краем глаза изучая предоставленные бумаги.

– Именно. Зинаиду мы уже не достанем, поэтому занимаемся расследованием.

– А кому из вас пришло в голову доверить ей такую сумасшедшую сумму?

– Мне, – не скрыл Ревякин.

Она смерила его откровенно-оценивающим взглядом, в ее глазах промелькнуло сочувствие, а может, и злорадство, которое явно относилось не к Ревякину, что и подтвердила Клавдия:

– Хм, глядя на вас, не скажешь, что на ваших плечах пустая голова. Вас оправдывает лишь то, что эта тварь всем тварям тварь, способна обвести вокруг пальца самого сатану. Итак, что вы хотите от меня?

– Расскажите все, что вы знаете о Зинаиде. Возможно, по ее поступкам нам удастся просчитать тактику и найти концы.

Джулай нарочно не упомянул мужа Клавдии, ведь женщины болезненно воспринимают любой намек на семейное бедствие и не открываются перед посторонними людьми. В ходе беседы Клавдия сама должна перейти на доверительную позицию, в конце концов, потребность выговориться не чужда и сильным женщинам, а она из этой категории. Сема лишь поможет ей переступить барьер недоверия.

– Даже не знаю, с чего начать, – произнесла Клавдия, значит, контакт состоялся, поэтому Джулай мягко сказал:

– А вы говорите, как поведет. Мы не сплетни пришли собирать, вряд ли у нас с вами есть общие знакомые, которым интересны ваши передряги. Со своей стороны даю обещание, что все сказанное похороним в этом зале. Ну и не последнее – наказание. (Сема подсунул ей убедительный аргумент.) Сейчас нам важно понять логику…

– Логикой здесь не пахнет, – усмехнулась она, потупившись. – Мне очень тяжело. Всегда было тяжело, а сейчас особенно…

Семнадцать лет прошли на одном дыхании, собственно, время с каждым годом имеет свойство убыстряться, как это ни банально звучит, не успеешь оглянуться, а прошел год, пять, десять лет. Оно же, время, умеет стирать негатив, которого тоже было достаточно, однако основной своей задачей Клавдия считала свести к минимуму его разрушительную силу. Следовательно, это единое дыхание иногда перекрывалось, но время уносило с собой последствия, ведь дети радовали, остальное можно пережить. Но не все…

Что обязана сделать жена, понимающая, что ей карьера не светит? Посвятить себя семье, максимально разгрузить мужа, дабы он имел возможность двигаться вперед и подниматься вверх. В этом смысле Евгений Абалкин преуспел, но, как правило, взлеты портят характер. Клавдия поздно спохватилась, что именно она избаловала мужа, создавая ему комфортные условия и жертвуя своими принципами. В нем появились черты барской надменности, цинизма, распространявшегося и на семью, всезнайство, самоуверенность. Изредка она приводила его в чувство, строила по всей форме, пару раз уходила с детьми к родителям. Абалкин возвращал ее, потому что уже не мог обходиться без домоправительницы и няньки, он ведь даже не знал, где оплачивают коммунальные услуги, тем более как ведется подсчет. Конечно, научиться этому плевое дело, да ему же неохота было растрачиваться на мелочи.