Наталья Солнцева - Этрусское зеркало
- Эй, парень, что с тобой?
Глеб вздрогнул и очнулся. На него смотрел курящий мужик в ветровке и сапогах.
- Бледный какой… - пробормотал мужик. - Гляди, не упади. Двери-то автоматические - раскроются, и… поминай, как звали!
- Хорошо бы, - вздохнул Глеб.
- Да ты что, парень?! - возмутился мужик. - Инвалиды вон ходют, просют, на гармошке играют… а ты здоровый, с руками, с ногами - и киснешь? Работать, что ли, не хочешь?
Глеб со стоном отвернулся.
- Ну, ладно, ладно… не серчай, - примирительно забормотал мужик. - Курить будешь?
Глеб с отвращением покачал головой.
- На жизню обижаться нельзя, - продолжал философствовать мужик. - Грех это! Ты молодой еще, у тебя все впереди… Баба, что ли, бросила? Так ты плюнь на ее, парень! Плюнь и разотри… Баб вокруг немерено - всяких! - и рыжих, и черненьких, и этих… блондинок, - хоть пруд пруди. На любой вкус.
- Замолчи… - процедил Глеб сквозь зубы.
- Молчу, молчу, - охотно согласился мужик, радуясь тому, что парень хоть что-то сказал. Раз говорит - значит, оттает, придет в память.
Глеб приехал в Васильки затемно, уставший и опустошенный. Прошлым летом он снимал у одних стариков дом на краю деревни, у самого леса. Оттуда удобно было добираться по соснячку, по дубовой рощице до Новой Деревни, где строили для московских бизнесменов роскошные особняки в два-три этажа, с башенками и фигурными крышами, обнесенные высокими каменными заборами. Некоторые походили на настоящие миниатюрные крепости или средневековые замки - словом, кто во что горазд.
Новая Деревня разрасталась медленно, но основательно. Бригада Глеба строила уже третий дом; ребята привыкли к Василькам, завели знакомства с местными жителями, брали у них молоко, творог, яйца, соленое и свежее мясо. Деревенские продукты были вкуснее магазинных, хорошо утоляли молодой здоровый голод. Кто хотел - снимали часть дома или комнату у деревенских стариков, которые составляли большинство населения Васильков. Кто хотел, мог жить во времянках и вагончиках рядом со стройкой. Глеб предпочитал домик на окраине деревни - тихо, спокойно, не будят по утрам крики рабочих, шум бетономешалок, подъезжающих и отъезжающих грузовиков.
Бригады с весны по середину осени работали в две смены - дневную и ночную, чтобы строительство не останавливалось ни на час. Скорость экономила деньги заказчика, да и самим удобнее: какая работа под проливным дождем или снегом, на морозе? В теплую пору года торопились управиться, сделать как можно больше.
Иногда Глеб жертвовал дневным сном, чтобы прогуляться по лесу. Он хорошо изучил окрестности - знал, где орешник, где ягоды, где грибные места, где цветочные поляны, а где гиблые болотца. Гулял всегда один, отдыхая от людской суеты, разговоров. Леса стояли пустые: молодежи в Васильках почти не осталось, а старики по грибы и ягоды ходили редко. Новоявленные богатеи еще не успели освоить свои владения - наезжали урывками, погулять, в баньке попариться, - за ворота не выходили, кутили на территории своих «поместий». А рабочим и вовсе недосуг было по лесам шляться, так что Глебу никто не мешал. Он часами мог сидеть у костра, глядя на языки пламени, слушая треск сосновых веток, вдыхая ароматный дымок… или бродил без цели, любуясь вековыми березами, могучими дубами, валялся в горячей от солнца душистой траве. Красота…
Теперь и это его не радовало. Сырая летняя ночь в Васильках, столь любимая им ранее, действовала ему на нервы. Раздражал его и старик, к которому он пришел за ключами от дома - своим кряхтеньем и медлительностью. Дед долго шарил в ящике самодельного комода, пока у Глеба не лопнуло терпение.
- Помочь, что ли? - сердито спросил он.
Старик наконец дал ему связку ключей на огромном ржавом кольце, и это кольцо тоже раздражало Глеба, как и плохо прибранная горница, и подслеповатая, глухая старуха, перебирающая какие-то тряпки.
Ключи Глеб брал у старика просто для порядка, потому что замки на доме и сарае легко открывались шпилькой или гвоздем. Но… приходилось соблюдать ритуал.
Он с облегчением вышел на порог, вдохнул полной грудью и зашагал по грязной, разъезженной телегами улице к далекому деревянному дому у самого леса. В доме были две комнаты, тесные сени и одна печка, огромная, в полстены. Глеб раскрыл ставни, окна, впустил в горницу свежий запах мокрой хвои, трав…
Эх, кабы знать тогда, как все обернется, - бежал бы прочь, не раздумывая, без оглядки. Горько, тошно было Глебу, но даже в страшном сне не приходило к нему видение будущего кошмара.
В темном углу висели образа. Глеб смел с них паутину, зажег масляную лампадку. Мерцающий огонек осветил бревенчатые стены - все веселее. Электричества в доме не было, провода давно обрезали за неуплату. Дом строил сын старика, а потом подался в поселок, там женился, уехал с женой в город.
Глеб подошел к образам, до боли всматриваясь в желто-коричневые, блестящие от лампадки лики святых… ничто тогда не предвещало беды, ничто не подсказало сердцу: «Беги! Спасайся…» А может, и правильно? Кому, как не святым, знать, что кому на роду написано? От судьбы не убежишь.
Помнится, Алиса говорила про трех «небесных прях». Которая из них обрезает нить жизни? Атропос?.. И как это люди не запутаются во всех богах, святых, ангелах и прочих мифических существах?
«О чем я думаю? - спохватился Глеб. - Разве мне не все равно? Разве для меня не все кончено?»
Тогда он еще не знал, что ждет его. И что предел страданий может отодвигаться…
***Всеслав и Ева вернулись домой под утро, уставшие и недовольные.
- Я сварю пельмени, - сказал Смирнов, который уже не хотел есть.
Чувство голода достигло своего пика еще в Новой Деревне, потом медленно пошло на убыль и стихло.
Ева наполнила ванну, легла, стараясь не уснуть в теплой воде. Оказывается, она таки впала в легкую дрему, потому что вздрогнула от стука в дверь.
- Кушать подано! - крикнул Славка. - Ты не спишь?
- Боже, как хорошо дома…
За столом она немного оживилась, выпила вина.
- Я думала, мы навсегда останемся в этих Васильках, - простонала Ева, заставляя себя проглотить пару пельменей. - Знаешь, что я поняла? Сыск - не женское дело.
Славка молча кивнул. Конечно! Проездить всю ночь по проселочным дорогам, и без толку! Глеба они так и не нашли. Бригадир второй бригады развел руками: Глеб Конарев отпросился в город на пару дней - и пропал.
- На него это не похоже вообще-то, - с сочувствием глядя на скорбное лицо и траурный наряд Евы, объяснял он. - Глеб хороший специалист, трудяга, и с дисциплиной у него все в порядке. Видать, что-то случилось, раз он не вернулся, как обещал. Он в Васильках дом снимает, я туда ребят посылал: подумал, может, заболел… Дом закрыт, Глеба никто не видел.
- А когда он отпрашивался, в какой день? - спросил Смирнов.
Бригадир свел брови, вспоминая.
- Кажется… чтоб не соврать, дней пять-шесть назад.
- Припомните поточнее, пожалуйста! - взмолилась Ева, прижимая к глазам платочек.
- Кажись, двадцать первого августа это было… - вмешался юркий паренек в тельняшке и строительной каске. - Нам в тот день плитку привезли, а Глебка разгружать не пошел.
- Правильно! - обрадовался бригадир. - Так и было. Двадцать первого числа нам привезли много стройматериалов, а тут Глеб еще начал отпрашиваться… Я не хотел отпускать, но… он меня разжалобил своим видом - бледный, аж синий, как в воду опущенный. Сразу ясно, не в себе парень. И я ему разрешил уехать.
Больше они с Евой ничего от строителей не добились.
- А здесь в Новой Деревне кто-то живет? - полюбопытствовала Ева.
- Почти никто, - равнодушно ответил бригадир. - И зачем только строят, такие деньжищи вкладывают? Во-он тот большой дом заселен, и еще один, с лесным участком. Остальные все пустые стоят.
- И не воруют?
- Кому воровать-то? - снова вмешался паренек в тельняшке. - Здесь все на виду, да и охрана не дремлет.
- Охрана только на строящихся объектах? - уточнил Смирнов.
- Одна на все дома, - сказал бригадир, его взгляд стал внимательнее. - Платят им хорошо, так что ребята стараются.
Он сделал ударение на последней фразе, заподозрив, что заезжие гости могут проявлять не случайное любопытство. Всеслав сразу перешел на Конарева, а Ева выразительно всхлипнула, поднесла к лицу платочек.
- Глеб живет один? - спросил сыщик.
- Один. Он держится особняком. Молчаливый, замкнутый парень, но каменщик первоклассный. Конарев в бригаде только посезонно работает - месяц-полтора летом. А так он в Москве, в институте учится, на финансиста. Наш хозяин хочет его потом к себе взять, бухгалтером - приглянулся ему Глеб.
- А на чем он уехал? Здесь транспорт какой-нибудь ходит?
- Автобус из Васильков до станции, - ответил бригадир. - Только Глеб его ждать не стал, попросился в кабину грузовика, который привозил гравий. На нем и укатил.
- Что же случилось? Он получил плохое известие?
