Анна Данилова - Цветок предательства
– Мы уже об этом с тобой говорили. Нет, не считаю.
Робкий от природы, когда дело касалось женщин, я вдруг осмелел, взял Лену за руку и повел за собой по гулкой, полупустой квартире с голыми стенами в спальню, где незадолго до своего задержания успел постелить постель…
…Глубоко за полночь, когда голова Лены лежала на моем плече, а сам я, счастливый, влюбленный, вдруг с горечью осознав, что потерял брата, решил рассказать всю странную правду об Аркадии и Веронике.
– Разве ты еще не все рассказал?
Лена приподнялась и склонилась надо мной, ее мягкие теплые волосы упали мне на грудь.
– Только, пожалуйста, если у тебя с Вероникой был роман, лучше молчи…
– У меня не было никакого романа.
Я сказал чистую правду. Зачем рассказывать о том, какой болезненной любовью ко мне была одержима Вероника. Уж не знаю, что она хотела от меня, но мне всегда казалось, что она испытывает ко мне чувство, сродни чувству собственницы, и что она так всегда распалялась, находясь рядом со мной, исключительно из-за того, что я был к ней равнодушен. Ответь я ей взаимностью, и она потеряла бы ко мне всяческий интерес.
Не знаю, не будь она женой моего брата и встреть я ее при других обстоятельствах, может, я и испытал бы к ней вполне определенное мужское чувство. Но я всегда воспринимал Веронику как родственницу, а потому у меня никогда не возникало желания, в какие-то моменты мне даже хотелось ударить ее, привести в чувство. Я же видел, что она делает с моим братом, как обманывает его, как дразнит, как провоцирует…
– Я очень хорошо помню тот день… Была зима, холодно, гололед. Мы с Аркадием жили тогда еще на одной площадке, ты знаешь, где это… на Делегатской… Я заглянул к нему за эскизами новых орнаментов, которые он придумал для одного своего хорошего знакомого архитектора… Речь шла о большом заказе, строился дом в Подмосковье, и хозяин хотел деревянные панели для своего кабинета и много чего еще по нашей с Аркашей части… Аркадий, надо сказать, вообще был инициатором нашего бизнеса. Он художник, понимаешь? Мы начинали с шахмат, делали на заказ, подарочный вариант… Шахматы необыкновенные, когда-нибудь я тебе покажу альбом, там такая резьба! Сказка!
Потом на нас вышел один человек, у него галерея в Праге, он стал заказывать у нас шахматы, поступил заказ на коллекцию деревянных солдатиков… После – карточный столик для одного знакомого, и так пошло-поехало… Мы взяли кредит, закупили необходимое оборудование… Находили по всей России мастеров по резьбе, помогали им с жильем… Не думаю, что тебе это интересно… Просто я хотел рассказать тебе, что у нас все получилось! Мы стали зарабатывать хорошие деньги. И вот как раз в этот момент, когда мы с Аркашей встали на ноги, в его жизни и появилась Вероника. Аркаша влюбился в нее без памяти, завалил подарками и в конечном счете сделал ей предложение. Лена? Ты еще не спишь?
Лена пошевелилась, еще плотнее прижалась ко мне, и я почувствовал на своей шее ее теплое дыханье.
– Я слушаю тебя, и мне очень интересно… – сказала она чуть слышно. – Аркадий сделал ей предложение.
– Ты не представляешь себе, как я отговаривал его от этого брака. Я пытался объяснить ему, что Вероника – это не та женщина, с которой можно связать свою жизнь. Что она вообще не создана для семьи. Да, безусловно, она была тогда очень красива, и когда Аркадий бывал с ней где-то, у друзей ли, в ресторанах, все мужики сворачивали шеи, глядя на нее. И я видел, как мой брат горд, что рядом с ним такая красавица и что только он ею обладает… Слепец! Он не видел ее долгих холодных взглядов, которыми она окатывала его… Не чувствовал ее презрения, совершенно необоснованного, которое она к нему испытывала. Но, надо отдать ему должное, он все эти месяцы после свадьбы не прекращал работать, и ему нравилось то, что он делает. Думаю, он был тогда счастлив по-настоящему. Он любил Веронику и любил свою работу. Он просто летал тогда… И светился от счастья.
– Постой… О каком презрении идет речь? За что Вероника его презирала?
– За то, что он ничего не знал о том образе жизни, который она вела за его спиной. О многочисленных мужчинах, с которыми она встречалась.
– А ты знал?
– Знал.
– А почему же не сказал ему?
– Я говорил. Я всегда был с ним честен. Я даже нанял частного детектива, чтобы тот проследил за Вероникой, чтобы доказать, что она ему не верна, и результатом его работы явилась целая папка с фотографиями Вероники, где она была замечена с другими мужчинами.
– И что? Почему же он не развелся с ней?
– Понимаешь, когда человек не хочет чего-то видеть и воспринимать, то он это и не видит. Он ужасно злился на меня за то, что я поручил следить за его женой, и в какой-то момент мы с ним крепко поссорились. Он сказал, что ненавидит меня… И тогда я понял. Его нужно просто оставить в покое. Оставить в том мире, который он сам для себя придумал. Ведь важным для него было то, что Вероника все-таки остается его женой, что она с ним, понимаешь? Что она как бы его собственность… Словом, все это очень сложно.
– Да ничего не сложно… просто он любил ее, вот и все. Прощал ей все… Любовь это вообще своего рода болезнь, ты не находишь?
Я подумал тогда, что это же определение можно было смело отнести и к моему скоропалительному и полыхающему чувству к Лене.
– Может быть, – состорожничал я, в душе соглашаясь с ней. – Словом, я решил оставить его в покое, хотя не скрою, что к Веронике в то время уже испытывал стойкую неприязнь. Да что там, я ее ненавидел… Может быть, даже в душе желал, чтобы она исчезла навсегда. Нет, не умерла, чтобы оставила в покое моего брата…
– А он сам в то время был еще здоров? Я правильно понимаю?
– Да, я просто отвлекся. Я же начал рассказывать о том, с чего начался весь этот кошмар. Я был у Аркадия дома, мы с ним пили пиво, он показывал мне эскизы, мы разговаривали, и нам было хорошо… Я хочу сказать, что у нас было отличное настроение. И вдруг раздался телефонный звонок. Аркадий взял трубку. Он слушал, а я смотрел на него и видел, что лицо его меняется, щеки порозовели, как это бывает при высокой температуре, а на лбу выступила испарина. Он не мигая смотрел на меня… Потом просто выключил телефон, и все. Что случилось, спрашиваю я его. Он не сразу ответил. Выяснилось, что позвонил какой-то мужчина, не совсем трезвый, и, смеясь, сказал ему, что Вероника только что была с ним и теперь едет домой… Что он отговаривал ее садиться за руль, но она все равно поехала… Потом произнес какие-то мерзкие подробности того, что между ними происходило, и добавил что-то о маленькой красной родинке, по форме напоминающей малину, что на ягодице Вероники… Когда я это услышал, то и сам почувствовал, как краснею. Кулаки мои сжались…
– И кто же это был?
– Да это неважно… Важно другое. Аркадий быстро оделся и вышел на улицу. Я не понимал, зачем ему нужно ее встречать… Ну да, она выпила… Но она не первый раз садилась за руль в нетрезвом виде. А потом я подумал, что у него другое на уме… Что он хочет что-то сделать с Вероникой… Мне бы спуститься с братом вниз, чтобы помешать этому, но тут я понял, что это не мое дело и что если Аркадий прибьет эту гадину, то я сделаю все возможное, чтобы помочь ему избежать наказания. И только. Я меньше всего тогда беспокоился о Веронике.
Лена, которая, как я видел, находилась в состоянии полудремы, вдруг села рядом со мной, обхватив руками свои колени. Волосы ее, цвета спелого каштана, залитые лунным светом, казались почти белыми.
– Да что случилось? Что он с ней сделал?
– Я стоял на балконе и все видел… Ее машина въехала во двор и на скорости врезалась в бежавшего ей навстречу Аркадия. По сути, она сбила его, едва не убила, он повредил себе позвоночник и ноги…
– Так это Вероника была за рулем! То есть все наоборот?! Но тогда я вообще ничего не понимаю. О каком тогда чувстве вины можно говорить? Все эти цветы… Что это значило?
– Очень скоро выяснилось, что Аркадий никогда не поднимется, что он пригвожден навсегда к инвалидному креслу. И мой брат, чтобы не взваливать на Веронику бремя ухаживания за больным да к тому же еще и нелюбимым мужем, чтобы не «ломать», как он выразился, ей жизнь, сам подал на развод, отпустил Веронику.
– И? Что она?
– Ну, во-первых, она ничего не помнила. Во-вторых, она совершенно спокойно отнеслась к разводу, подписала все бумаги. И когда Аркадий подарил ей квартиру, ограничилась простым телефонным «спасибо, Аркаша».
– А цветы? Зачем он дарил ей цветы? За что?
– Он думал, что этими цветами и подарками он спасет ее, понимаешь?
– Конечно, нет!
– Вот и я тоже не понимал. Думаю, он надеялся на то, что в ней проснется человечность, совесть, любовь, он верил, что у нее есть сердце. Хотя мне иногда казалось, что эти цветы – просто нить, которая еще какое-то время могла связывать его с ней. И эти мои назойливые визиты, которые просто бесили ее, и эти манипуляции со шторами, когда я раздвигал их, чтобы он мог подсматривать за нею…
