Виктория Платова - Инспектор и бабочка
Ах, да. Виктор копит на учебу в университете, и, должно быть, у него каждый евро на счету. А Субисаррета готов расстаться с целыми пятью за сомнительную информацию от сомнительного мальчишки.
– Нам на самую верхотуру, – заявил мальчишка. – Четвертый этаж.
Никакого другого и быть не может, исходя из номера квартиры: эти сведения потянут не больше, чем на двадцать центов.
– Ты живешь здесь? – спросил Субисаррета, довольно ловко огибая лестничный мусор: пустые банки из-под кока-колы, рваные газеты и полиэтиленовые мешки.
– Нет. Здесь живет Виктор. Вам ведь нужен Виктор?
В доме Виктора не слишком хорошая звукоизоляция. До Субисарреты доносятся обрывки телепередач, чьи-то вздохи и всхлипы, звон посуды, тонкий собачий лай.
– Так что ты хотел рассказать мне о Викторе, дружок?
– Деньги вперед.
– Хорошо, – поколебавшись секунду, Субисаррета достал бумажник из внутреннего кармана пиджака и вынул купюру в пять евро. Но не отдал ее ушлому цыганскому засранцу, – помахал бумажкой в воздухе. – Я слушаю.
– Виктор – нищеброд. И он не водит к себе шлюх.
– Небогато.
– Виктор – странный. У него не все дома. И он должен мне двадцать евро.
– Ничем не могу помочь.
– Вы – не его друг.
– Нет.
– Потому что у него нет друзей. Он никому не нужен. Никому не был нужен до вчерашнего дня.
– А что же произошло вчера?
– Он всем резко понадобился.
– Кому?
– Э-э…
Судя по всему, с купюрой все же придется расстаться.
– Так кому мог понадобиться Виктор Варади?
– Пять евро, – снова напомнил мальчишка.
– Держи.
– Одному типу, – процедил засранец, как только деньги перекочевали в его ладонь. – Раньше я его здесь не видел. Никогда. И одет он был так же, как и вы.
– Да? – озадачился Субисаррета.
– Такой же гребаный чистюля.
– Значит, чистюля искал Виктора?
– Он просто спросил, где живет Виктор.
– И ты его проводил?
– Он сказал, что провожать его не нужно.
– А потом?
– Потом они уехали, Виктор и тот тип. Я видел, как они вдвоем выходили из подъезда. Минут через двадцать. Может, через полчаса. Сели в машину Виктора и уехали.
– Когда это произошло? Днем, вечером?
– Во второй половине дня.
– Ближе к вечеру?
– Около четырех.
– А что это был за тип? Ты можешь его описать?
– Наверное.
– Ну?
– Десять евро, – распялив рот в ухмылке, заявил юный вымогатель.
– Мы договаривались о пяти, – напомнил Субисаррета. – И ты их уже получил.
– За Виктора. А тот тип стоит дороже.
Самое время вынуть полицейское удостоверение. А лучше – ухватить цыганского засранца за грудки и уже потом вынуть удостоверение. Но, вместо удостоверения, инспектор, тяжело вздохнув, вынимает десятку и сует ее в руки мальчишки.
– Слушаю.
– Он черный.
– Черный?
– Ну да. Черномазый. Негр. Высокий. С такими маленькими косичками на башке…
– Дредами?
– Ну да. Чертова уйма косичек. А еще у него был золотой медальон.
– И кожаные браслеты?
– Браслетов я не видел.
Дреды. Золотой медальон. Все это вкупе с «чистюлей» и «черномазым» выдает в неизвестном Исмаэля Слуцки – саксофониста, проживающего в той же гостинице, где работает Виктор Варади. Что может связывать респектабельного постояльца отеля и человека из обслуги, даже имя которого нет необходимости запоминать? Уж точно не детская дружба.
– Вспомни хорошенько, что сказал тебе тот тип.
– Он спросил, не знаю ли я парня по имени Виктор.
– И все? Фамилию он не называл?
– Нет. Но я сразу понял, о ком идет речь. Виктор здесь один.
– А потом?
– Потом спросил, где он живет.
– Он не знал точного адреса?
– В руках у него была маленькая бумажка, он все время в нее пялился.
– Тот тип… Он был похож на парней, которые шляются по набережной?
– Черномазых барыг со всякой фигней? Нет.
– А на кого он был похож?
Лицо цыганского засранца выражает страдание: очевидно, интенсивная умственная деятельность дается ему с трудом.
– Он был похож на черномазого, – изрекает, наконец, мальчишка. – У которого водятся денежки. И в каждом кармане по лопатнику.
При первой встрече с Исмаэлем сходные, хотя и не столь вульгарные мысли промелькнули у самого Субисарреты, а еще он подумал о принце крови.
– И что? Ты, должно быть, облегчил его лопатники на пару-тройку монет?
– Нет, – в голосе засранца не слышно сожаления. – К такому за просто так не подъедешь…
А к полицейскому инспектору, значит, можно?.. Икер испытывает совершенно иррациональное желание удавить засранца. Но вместо этого ограничивается вопросом:
– Это еще почему?
– Потому. Связываться с таким – себе дороже.
Цыганские засранцы вне зависимости от возраста – отличные психологи. Разбираться в людях, пусть и интуитивно, – основное условие выживания во враждебном мире. Очевидно, чистюля Исмаэль в глазах мальчишки – намного более серьезная фигура, чем полицейский инспектор Субисаррета; но на чем зиждутся подобные умозаключения?.. Исмаэль – вежливый и воспитанный молодой человек, талантливый саксофонист, от него не исходит никакой опасности. Неужели чумазый щенок увидел в нем что-то, что оказалось скрыто от Икеровых глаз?
– Значит, себе дороже. А со мной…
– Вы просто фараон, – неожиданно заявляет щенок, дернув себя за ухо.
– Откуда ты знаешь? – Субисаррета так удивлен, что невольно повторяет жест щенка.
– Фараонов я чую за километр. Скажете, нет?
– А тот тип? – недавнее желание прищучить мальчишку полицейским удостоверением растаяло, как дым. – Он не фараон?
– Он тот, кто не нравится фараонам. Кого фараонам отродясь не поймать.
Поймать самого мальчишку не составит большого труда, его и инспектора разделяет всего лишь несколько ступенек. Но сейчас Субисаррету занимает совсем не это. И даже не то, что засранец так быстро раскусил его. А вот что означают его слова – «отродясь не поймать»? До сих пор у Субисарреты и в мыслях не было «ловить» Исмаэля, хотя бы и на вранье. Он показался Икеру честным человеком, которому нечего скрывать. Абсолютно лояльным.
Контактным.
Гораздо более контактным, чем его русская спутница.
– На чем он приехал сюда?
– Уж точно не на автобусе.
– На такси?
Мальчишка пожимает плечами:
– Уехали они отсюда на Викторовой колымаге.
– Вдвоем?
– Я ведь уже говорил.
– Может быть, к ним подсел кто-то третий? Молодая женщина?
– Не было никакой женщины. Ни молодой, ни старой.
– А что они делали перед тем, как сесть в машину?
– Ничего. Вышли из подъезда и тут же укатили.
– А как вел себя Виктор?
– Не понял? – мальчишка снова дергает себя за ухо.
– Ну, может быть, он был взволнован? Испуган? Удивлен?
– Да нет. Виктор и есть Виктор. Он странный.
– Он вел себя странно?
– Он вел себя как обычно. Жрал свои конфеты, только и всего.
– В этом заключается странность? В конфетах?
Ум цыганского засранца безнадежно проигрывает интуиции, уж не подстегнуть ли его работу небольшим денежным вливанием? Взвесив все за и против и вспомнив презрительную кличку Фараон, Субисаррета решает воздержаться.
– А что он такого сделал, Виктор? – задавать вопросы намного проще, чем отвечать на них, вот мальчишка и решил облегчить себе жизнь.
– Ничего.
– А черномазый?
– Почему ты называешь Виктора странным?
– Потом сами поймете.
– Когда это «потом»?
– Мы пришли.
Квартира Виктора находится не на лестничной площадке четвертого этажа, куда выходят еще две двери, она расположена на полпролета выше. Огрызок лестницы упирается в деревянную высокую дверь, очень узкую, больше похожую на дверцу платяного шкафа.
«41-Б» выведено мелом на дверце. Мусора здесь даже больше, чем на главной лестнице, и он… выглядит каким-то несвежим. Как будто лежит здесь не одно десятилетие.
– Я пошел, – заявляет цыганский засранец.
– Погоди… Когда он вернулся домой?
– Виктор?
– Да.
– Не знаю, я его со вчерашнего дня не видел. И его колымагу тоже. Обычно она стоит напротив подъезда.
– Ты смог бы опознать того типа?
– Легко. Только он здесь вряд ли появится.
– Откуда ты знаешь?
Ответом Икеру служит топот сбегающих по лестнице ног. Спустя минуту подъездная дверь громко хлопает и Субисаррета остается один на один с дверью квартиры «41-Б». Искать кнопку звонка бесполезно, ее здесь просто нет. Прежде чем постучать, Икер прикладывает к двери ухо: за ней царит мертвая тишина.
Исмаэль (если это действительно был Исмаэль) и Виктор Варади – не друзья. Что сказал инспектору Исмаэль об утренней встрече на ресепшене? Он и Виктор перебросились парой слов о красоте Сан-Себастьяна, портье посоветовал саксофонисту посетить Аквариум, что еще? Ах, да: «Кажется, его звали Виктор. Во всяком случае, это имя было написано у него на бейдже». Просмотренная Субисарретой пленка подтверждает показания Исмаэля. Он действительно вернулся в отель около семи утра и ненадолго задержался у стойки. Постоял несколько минут, облокотившись на нее и склонив голову набок. Виктор отреагировал на пришедшего так же, как отреагировал бы и Аингеру, и любой другой из персонала: почтительное внимание, дежурная улыбка, никаких других эмоций на лице не прочитывается. Жаль, конечно, что разговор, пусть и короткий, записан не был, но вряд ли оба молодых человека говорили о чем-то судьбоносном. О чем-то таком, ради чего имело смысл приехать в Ирун, внедриться в сомнительный цыганский квартал, подняться по захламленной лестнице и выдернуть портье из квартиры. Ни Аквариум, ни другие достопримечательности Сан-Себастьяна этого не стоят.
