Анна Малышева - Любовники по наследству
Марина покончила с посудой и вычистила раковину. Женщина одобрительно следила за ней.
– В кои-то веки привел в дом хозяйку, – усмехнулась она. – Вот не ожидала! Всякое бывало, и сковородки мне в лицо бросали… Но чтобы раковину почистили! Ну, садись, давай выпьем за знакомство…
Марина уселась за стол и взяла в руки бокал.
– Меня, кстати, Тамарой звать, – сообщила ей женщина и приподняла свой бокал.
За окном стемнело – ветер нагнал черные тучи. Казалось, наступил вечер. Под самым окном кухни раскачивала свои красные гроздья рябина. Марина молчала, подперев ладонью щеку. Тамара тоже молчала, глядя на большие фарфоровые часы, висевшие над столом. Это были старинные, видимо французского фарфора, часы, украшенные наверху фигурками пастуха и пастушки. Пастушка смущенно и лукаво прикрывала ладонью свою обнаженную грудь, пастух настойчиво ее обнимал. Фигурки казались почти живыми, и Марина тоже загляделась на них. Ее пальцы слабели, сигарета упала на стол. Тамара подняла ее и загасила в пепельнице. Марина, почувствовав неладное, тряхнула головой, открыла глаза пошире… Все поплыло перед ней – пастух и пастушка, рябина, Тамара, молча сидевшая напротив… «Она мне что-то подсыпала…» – успела подумать Марина. Ее голова стукнулась о стол. Она уснула.
Глава 8
Проснулась она на той кровати, где в обнимку с котом уснул Делон. Однако теперь ни кота, ни Делона поблизости не было. В окне совсем темно, и она не сразу поняла, что там – поздний вечер или раннее утро. Ее часы показывали десять. «Значит, вечер, – сообразила она. – Утром в это время уже светло». Она поднялась с постели, почувствовала при этом легкое головокружение. Кроме того, ее мучила изжога. «Чем она меня напоила? – с гадливостью подумала она. – И где эта веселая семейка?» Она с радостью обнаружила, что спала одетая, – по крайней мере, к ней никто не прикасался. Правда, на одежду эту было жалко смотреть – грязная, мятая… Не надевая туфель, она вышла в коридор, постаравшись не шуметь. В соседней комнате за дверью раздавались голоса. Она подкралась поближе и прислушалась. Говорили Тамара с Делоном.
Иногда ей удавалось что-то разобрать.
– Идиот! – громко произнесла Тамара.
Делон что-то буркнул в ответ.
– Сколько возни! – снова возмутилась Тамара.
Голоса пропали. Потом голос Тамары раздался совсем близко – видимо, она подошла к двери.
– У нее сухая кожа, – жестко сказала она. – Ей за тридцать. С ней не имеет смысла ничего делать.
Марина едва не лишилась чувств. Сама не зная отчего, при этих словах она ощутила ужас. Какое значение имели ее кожа и ее возраст?
Делон что-то сказал с вопросительной интонацией. Видимо, он находился в другом конце комнаты.
– Не заживет, – возразила Тамара. Ее голос удалился, она, наверное, подошла к сыну.
«Сестра той…» – разобрала Марина напоследок. Больше она подслушивать не решалась – уж слишком они расходились по комнате, того и гляди откроют дверь, а мягкий ковер заглушал их шаги. Марина на цыпочках отошла от двери и пошла в ванную. Зажгла свет. Заперлась, решив не открывать, даже если Делон разнесет дверь. Из зеркала на нее глянула смертельно перепуганная женщина. «Что там „не заживет“? – мучительно соображала Марина. – На куски меня разрезать, что ли, хотят? – Она вдруг похолодела. – Что-то я слышала об этом… „Не заживет“. Из-за моей кожи и возраста! У меня будет другое имя, другие документы… А если… Другое лицо?! – Ее затрясло как в лихорадке. – Не дамся! Хотят меня перекроить, замести все следы, чтобы меня никто не узнал! Докажи потом, что я – это та самая, которая исчезла! Господи! Меня никто не узнает, никто не поможет!»
В дверь постучали.
– Я моюсь, – слабым голосом ответила она.
– Это я, – раздался голос Тамары. – Я тебе халат и полотенце принесла.
Марина непослушными пальцами отодвинула щеколду. Тамара вошла, держа в руках большое махровое полотенце и синий атласный халат огромного размера, видно, со своего плеча. Она усмехнулась, увидев одетую Марину.
– Моешься, значит?
Тамара открыла кран и пустила в ванну струю горячей воды.
– Раздевайся, раз моешься, – велела она Марине. Та не шевельнулась.
– Стесняешься, что ли? – удивилась Тамара. – Это лишнее, здесь все свои. Ну, давай!
Та же апатия, которая мешала ей сопротивляться Делону, заставила ее теперь слушать его мать. Она покорно разделась.
– Залезай! – скомандовала Тамара, окинув ее взглядом. Марина опустилась в воду, стараясь сжаться, сделаться как можно меньше под этим оценивающим взглядом. «Она смотрела на меня как работорговец…» – подумала она.
Тамара скинула свою шикарную кофту и осталась в одном белье.
– Мерзну постоянно, – по-бабьи просто призналась она. – А тут тепло.
Она намылила мочалку и принялась за Марину. Та подчинялась ее рукам – жестким и неожиданно сильным. Намылив ее с ног до головы, Тамара велела ей окунуться. Потом налила в ладонь шампунь сапфирового цвета и намылила ей голову.
– Эх и грязная же ты, милочка! – заметила Тамара, включая душ.
Марина не ответила. Струи горячей воды щекотали ей лицо, шумели в ушах.
– Знаю я твою историю, – доносился до нее сквозь шум воды голос Тамары. – А Лену я помню. Бывала у нас. Ты на нее, правду сказать, не похожа…
– Все говорят, – ответила Марина.
– Теперь для тебя все – это я! – почти как Людовик XIV заявила Тамара. Она велела ей подняться, ополоснула ее из душа и выключила воду. Пропитала сухую губку маслом, пахнущим фиалкой, и принялась натирать ее порозовевшее тело.
– Я прямо скажу, – продолжала она свое поучение. – Теперь для тебя обратной дороги нет. Соучастие пришьют. Даже если ты ничего не делала.
Она бросила на Марину махровое полотенце.
– Вытрись!
Отвернулась и со стоном натянула свою соболью кофту.
– Ох, спинушка моя! – вздохнула она. – Сейчас еще ничего, а вот зима придет… Сил нет! Ну, шевелись!
Она наблюдала за тем, как Марина вытирает волосы.
– Честно скажу, нам ты только мешаешь. Куда тебя девать – ума не приложу… Документы тебе нужны, а это большие деньги… А зачем это нам? В бордель отдать – так уже года не те… Там молоденькие девочки нужны. Есть еще, правда, заведения подешевле… Да жаль тебя, честное слово… – Ее голос звучал спокойно, словно зачитывал протокол. – Тебя искать будут. На улицу не выйдешь – личико подведет, опознают… Личико надо поменять, хоть немного… А это деньги! Знаешь, сколько операция стоит?!
– Ради Бога! – взмолилась Марина.
– Да не бойся, кожа не позволит! – успокоила ее Тамара. – Как тебя под нож класть с такой кожей? Да ведь и не двадцать лет тебе… Шрамы будут, только зря испортим… В общем, ни в пир, ни в мир, ни в добрые люди… Да не трясись ты, сделай милость! – раздраженно прикрикнула она.
Марину, действительно, так и колотило.
– Вылезай оттуда! Халат надень! – И подвела итог: – В общем, мы решили так. Что можно будет, я с тобой сделаю. Без операции, не бойся… Я их не делаю. Я по своей части…
Марина не решалась спросить по какой.
Тамара продолжала:
– Подыщем тебе занятие… Тогда и документы закажем. А до того – у нас побудешь. Образование, наверное, есть?
– Психолог…
– Ишь ты! – поразилась Тамара. – Да это золотое дно! Ну, девка, я тебя пристрою… Только вот… – Ее синие глаза превратились в два кусочка льда. – Если вздумаешь коленца откидывать – в бордель загремишь, в самый дешевый. Я тебя даром отдам! Да не в Москву, а в Среднюю Азию! Загнешься через полгода! Это я обещаю. А будешь слушаться – заживешь, как тебе и не снилось. – Она улыбнулась, словно смягчая свои слова: – Ну, готова? Пошли чай пить.
Они вошли на кухню и уселись за стол.
– Есть будешь? – осведомилась Тамара.
Марина отрицательно покачала головой. «Буду есть и пить только то, что она, – решила она про себя. – Или вообще пить воду из-под крана. А то подсыплет еще чего-нибудь».
Тамара поймала ее сумрачный взгляд.
– Да не бойся, не отравлю! А поспать тебе надо было. А то краше в гроб кладут. Ну, не хочешь – как хочешь. Тогда идем!
Они прошли в угловую комнату с трельяжем, где, видимо, постоянно обитала Тамара. Она усадила Марину перед зеркалом и сама стала сзади, задумчиво созерцая ее отражение.
– Ну, с Богом! – сказала наконец. Взяла в руки гребень с длинными зубьями и расчесала влажные волосы Марины. Та сидела не шелохнувшись. Волосы завесили ей глаза, и она видела в зеркало только часть своего отражения. Над головой у нее что-то заскрипело, защелкало, и длинные белокурые локоны посыпались на колени. Она вздрогнула.
– Сиди смирно, я тебя не режу! – повысила голос Тамара. Марина замерла. Ножницы щелкали все быстрее, и ее шее становилось все прохладней. Несколько взмахов гребнем – и рука Тамары взяла ее за подбородок, подняв ее лицо к свету лампы, укрепленной вверху зеркала. Теперь свет бил ей прямо в глаза, так что она не могла разобрать, какие изменения произошли в ее внешности.
