Тайна тибетских свитков - Константин Мстиславович Гурьев
— Какая?
— Не хочет тетка Зинаида гардероб свой менять, — заразительно захохотал Небольсин.
Они прошли еще метров триста, когда у Корсакова зазвонил сотовый.
— Игорь, здравствуйте, это Азизов. Вы куда пропали?
Корсаков не любил отчитываться, да они с Азизовым так и не договаривались, но настроение было хорошее, неконфликтное.
— Да вот новогодние каникулы догуливаю, — усмехнулся он.
— Отдых — это, конечно, хорошо, — согласился его собеседник. — Но я его вам испорчу. Дело в том, что через пару часов я буду в Москве, в своем офисе, куда и вас приглашаю. Знаете, где это? Ну и прекрасно, до встречи.
Небольсин прогулку свернул, потащил обратно в коттедж, а там — в кабинет.
— Вот что, Игорь, — начал он, едва закрыв дверь. — Помочь тебе сейчас я не смогу, возможности мои ограничены… различными обстоятельствами. Да и силы на другой стороне несопоставимо велики. У него связи на самом верху такие, что меня сразу повяжут и пикнуть не дадут. Это я тебе откровенно, чтобы не считал, что увильнуть хотел.
— Ну, а мне-то что делать? — спросил Корсаков, подавленный таким признанием.
— Пока вижу только один выход — лавировать. Насколько я понял, твой Азизов ни разу этого Ганихина, своего начальника службы безопасности, не упомянул в разговоре с тобой?
— Ни разу, — согласился Корсаков.
— А почему? Он ведь на него возложил обязанность не помогать тебе, а конвоировать тебя, согласен?
— Согласен.
— Тогда почему он не у него спрашивает ответ, а у тебя?
— Сверяет ответы.
— У меня такого впечатления не создалось. И потом, мудрец ты мой, если начальник СБ проверял тебя по заданию своего хозяина, то сценарий был бы тоньше. На такой уровень, как у Азизова, просто так не забираются.
Проводил Корсакова до машины, пожимая руку, попросил:
— Ты там не хулигань только.
14. Москва. 4 января
Громада здания, в котором располагался концерн Тимура Азизова, была едва различима в темноте, и Корсаков с сомнением нажал кнопку на входной раме тяжелых кованых ворот, опасаясь, что его звонка никто не услышит, и ошибся: ответили так быстро, будто ждали его.
Впрочем, кажется, в самом деле ждали. Едва он назвал фамилию, что-то чуть слышно зашелестело, и калитка стала открываться. Только теперь Игорь увидел телекамеру, вмонтированную в стойку.
Едва он вошел в холл, из-за стойки к нему устремился человек, на отвороте пиджака которого висел бейдж «Безопасность». Правда, одет этот человек был со вкусом и тщательностью топ-менеджера, и общался он без лишних слов.
— Нам сюда, Игорь Викторович, — проговорил он таким голосом, каким стоматолог просит открыть рот.
Выходя из лифта, едва повернул голову в сторону Корсакова и точно таким же тоном предложил:
— Прошу за мной.
Лишь сделав несколько шагов, осмотревшись, Корсаков понял, что громадное пространство — не меньше чем девять на девять — приемная. Сбоку — стойка, как и внизу, но явно дороже той раз в пять. Метрах в трех от стойки стол из настоящего дерева, массива, а не ДСП, обклеенного шпоном. На невысоком столике, стоящем сбоку, телефоны. Кстати, было их там всего-навсего три, а не десяток, как у некоторых пижонов, вроде главного редактора газеты «Бытовой анализ».
Больше ничего рассмотреть Игорь не успел, потому что распахнулась дверь кабинета, до которой было еще метра три с половиной, и Тимур Азизов — здешний бог и царь — вышел им навстречу, протягивая руку Корсакову.
Сопровождавшему добру молодцу сказал «Спасибо, Николай, вы свободны», и все. Будто нет его.
— Круто у вас, — откровенно признал Корсаков.
— Видите ли, Игорь, — Азизов повернулся и рукой показал направление движения, в кабинет, — вы и сами понимаете, что любой бизнес исключает всякие дружеские отношения в их обычном восприятии. Человек, который будет исходить из неподвижности понятий «дружба» или «партнерство», неизбежно проиграет, и не один, а вместе со всей своей командой. Я вам мог бы рассказать случай, когда некая уборщица из такой вот разоренной фирмы была принята на работу в другую фирму, конкурирующую. А потом оказалось, что это была сложнейшая операция внедрения для уничтожения конкурента.
Они миновали кабинет, вошли, видимо, в зону отдыха.
— Так вот, все, что вы видели у нас, начиная от кованой ограды со стилизованной калиткой, служит одной цели — показать нашу силу, если хотите, мощь и стремление двигаться только вперед! Отсюда и весь антураж. О! Вы еще моих девочек не видели! Это настоящие красавицы! Не какие-нибудь селедки, уже не способные рожать из-за скукоженного таза, в котором не смогут вынашивать ребенка, нет! Моих девочек я по достижении ими возраста двадцать девять лет отправляю рожать. — Понял двусмысленность фразы, ухмыльнулся: — Ну, я-то только обеспечиваю им эту возможность экономически, так сказать, а партнеров для этого они сами выбирают. Кстати, у нас на работе с этим ни-ни. Так сказать, облико морале.
Азизов улыбался, а Корсаков ощутил, как вспотели лопатки. Нарочно он, что ли?
— Кофе? — спросил Азизов.
— Сперва по сути, — предложил Корсаков.
Азизов нисколько не смутился, кивнул:
— Лучший вариант! Так что у нас сделано?
И вообще, сделано ли хоть что-нибудь? Слушаю вас, Игорь.
— Тогда задайте вопрос более целенаправленно, — попросил Корсаков. — Насколько я помню наш разговор в Питере, речь шла о диссертации вашей супруги, не так ли?
Он замолчал, и Азизов понял, что надо ответить.
— Именно так.
— Потом выяснилось, что надо бы еще параллельно, подчеркиваю, параллельно, поискать следы каких-то древностей, которые она в глаза не видела, так?
— Да, — снова кивнул Азизов.
— Ну, а мне тогда о чем говорить? На какой вопрос отвечать? На главный или на один из второстепенных, которых будет еще множество?
— А что, мне нравится, как ты выкрутился, — улыбнулся Азизов.
— А мне не нравится играть в прятки с завязанными глазами, — не принял почти дружеского тона Корсаков и поставил точки над «ё». — Если ты хочешь, чтобы я на тебя работал, то четко объясни, что изменились и цель, и условия.