Командировка - Яроцкий Борис Михайлович

Далеко от Родины ее сын всегда думал о Родине, а люди — это были его земляки, приднепровцы. Он их всех любил, ради них ежедневно рисковал жизнью, знал: одна оплошность — и ему уготован электрический стул.

Спустя сорок лет он увидел своих земляков поближе — удивился и отчасти разочаровался: какие все они разные!

Он сидел в полутемном зале, предаваясь воспоминаниям. Тем временем хозяйка приготовила ужин. Давно он не ужинал с таким аппетитом! Жареная колбаса — огнедышащая, прямо на сковородке, и холодная, только что из погреба квашеная капуста. Капуста янтарная, хрустящая, сдобренная душистым подсолнечным маслом и притрушенная зеленым лучком. За морями-океанами ничего подобного он не пробовал. Дома даже черствый ржаной сухарь вкуснее.

В доме, куда его вчера чуть ли не силком ввели, было тепло, уютно. Невольно он поймал себя на мысли: а что если бы?.. Если бы женой была Настя, то, наверно, и судьба была другая. Быть может, он работал бы в одной из больниц Прикордонного. Как отец. И в голове бы держал не все человечество, а его крохотную частицу. И на голове седины было бы гораздо меньше.

Но не будь той, полной опасностей жизни, он не знал бы, что ждет его земляков. Живут они каждый сам по себе, надеются, что выживут и с голоду никто не умрет. Ведь стоит человеку хотя бы раз до коликов в желудке проголодаться, как в нем срабатывает инстинкт поиска съестного: сначала он съедает, что попривычней, потом — все, что может переварить желудок: будь то желудь или крыса. Пока человек остается человеком, он выживет и даст расплодиться потомкам.

Выживала Русь после чумы и холеры, после засухи и града, после нашествий и опустошительных войн. И все потому, что человек боролся и побеждал. Побеждал, потому что перед ним был враг видимый. Но то, что уготовила Америка для славян и, прежде всего, для русских, никто не увидит, а знают об этом лишь немногие. Одним из немногих и был советский разведчик доктор биологии профессор Иван Григорьевич Коваль.

Но как об этом сказать? Тут не выйдешь на площадь, не крикнешь: «Люди! Вам готовят незаметную, но скорую смерть!» После разрухи, в которой очутился и город Прикордонный, где никого ни медленной, ни скорой смертью не удивишь. Большинство отмолчится, но найдутся и такие, кто на крик вопиющего отзовется, как на войне отзывались их деды, попавшие в окружение:

«Ни хрена, прорвемся!»

Фронтовики прорывались. Но тогда было кому вести. Сейчас в городе сколачивалось две силы, умевшие вести: это — Союз офицеров и Союз предпринимателей. Первый разъяснял, но ему еще мало кто верил, второй — своими телохранителями вселял страх, и расчет здесь был точный: напуганный обыватель послушно ходит в стаде. Город расслоился на две, как здесь говорили, громады: одна — и такое может случиться — будет потоплена в крови, если к тому моменту не погибнут обе.

Глаз Ивана Григорьевича начинал уже привыкать к новому для него освещению, и он видел контуры этих непримиримо враждебных двух громад. Если они друг друга не уничтожат, то их уничтожат из-за океана.

«Как люди воспримут это сообщение? — в который раз себя спрашивал он, сомневаясь: — Поверят ли?» Что это будет стоить самому разведчику, ответ — и не однажды — давала история. Существует легенда: Жил в Помпее человек, которого жители города считали блаженным: он предсказывал судьбу. В один из ненастных осенних вечеров он огласил городскую площадь воплем:

«Граждане Помпеи! Завтра наш город погибнет!»

Ему, естественно, никто не поверил. По случаю праздника урожая горожане веселились, наливая себя вином. К ночи город погрузился в сон. А человек, прокричавший о близкой смерти, удалился к морю. По дороге его обогнала сорвавшаяся с привязи лошадь: она тоже почуяла опасность.

С берега бурного моря человек увидел, как с громовым грохотом раскололась вершина Везувия и потоки магмы, сжигая на своем пути все живое, устремились на беспечно спящий город.

Предсказатель заплакал от обиды: ему не поверили. Он отправился в Рим. В Риме держал речь перед сенатом. Сенат, выслушав чудом спасшегося гражданина Помпеи, решил: вестника гибели целого города бросить на растерзание львам: никто не смеет предсказывать катастрофу.

Другая легенда, уже нашего времени. Оказывается, и в Нагасаки тоже нашелся один, исступленно кричавший, что утром над городом взорвется солнце. Этого человека, портового мусорщика, считали, что он не в своем уме: солнце — этот символ могучей империи — не может взорваться. Мусорщик исчез под ядерной вспышкой…

За ужином Иван Григорьевич почувствовал, что школьная подруга принесла не только домашнюю колбасу, но и какую-то печальную новость, которую оглашать не хотела. Он выдержал паузу, спросил:

— У тебя что-то важное? Для меня?

— А ты кто — провидец?

— В некотором роде, — ответил он опечаленно. — Я все-таки биолог. Ну и… некоторое время практиковался как психиатр. Когда в голове у человека затаенная мысль, я ее ощущаю.

— Ты — серьезно?

— Вполне. Ищу пациентов.

— А что их искать? — с вымученной улыбкой отозвалась Анастасия Карповна. — Выходи на улицу, каждый второй встречный — псих. А психи всех нормальных считают ненормальными. Да нередко и сами психиатры жалеют, что они психиатры. Недавно, я слышала, известного киевского психиатра запрятали в психушку. Представь себе, он имел неосторожность поделиться со своим коллегой врачебной тайной. Он сказал, что один из бывших министров находится у него под наблюдением. А бывшего министра только-только избрали народным депутатом.

«Американцы на этот счет умнее», — подумал Иван Григорьевич: там все кандидаты в конгрессмены освидетельствуются психиатрами. Хотя эти же психиатры — и такое слышать доводилось — утверждают: психически здоровые люди избегают быть политиками, а деятели от политики с нарушенной психикой в народе весьма популярны, так как непредсказуемы. Но что нравится американцам, далеко не всегда нравится украинцам. Украинцы, прежде всего, любят хорошо поесть и конечно же выпить. Такие наблюдения вынесли американцы, работающие на Украине советниками президента. Они пришли к выводу: пообещай украинцу много сала и дешевую водку — и он за тобой пойдет, как тёлка за пуком сена. А это уже опасно, — убеждены президентские советники. Рядом — Турция, она располагает большими запасами сала и не меньшими — водки.

Но если Иван Григорьевич только молча размышлял, то Анастасия Карповна много говорила, в частности, о том, будет ли Америка — Соединенные Штаты — дружить с Украиной? И получалось, что будет, но по принципу всадника и лошади, только неизвестно, как долго Украина выдержит под седлом могущественного седока.

— Я слушаю твою новость, — настойчиво повторил Иван Григорьевич

— Новость, Ваня, печальная, — сказала она, и лицо ее, смуглое от природы, стало темней. — Сегодня в полдень нашли в своей квартире мертвыми Рувима Туловича и его жену Олесю Остаповну. — И, видя, как ее друг посуровел, поспешила заверить: — Это не связано с твоим бегством из больницы.

— А может, и связано, — глухо отозвался Иван Григорьевич.

— Тогда, кто ты?

Вопрос был поставлен прямо и уклониться неопределенным ответом было невозможно.

— Я, Настенька, тот человек, которого разыскивают… А вообще-то я военный биолог и знаю больше, чем полагается знать рядовому профессору.

— Я так и подумала, что ты — чекист. Но почему биолог?

Сказал бы кто другой, он едко бы усмехнулся, но говорил друг. Поэтому сдержанно ответил:

— И среди чекистов есть биологи. Не профаны же там работают. Только… откуда ты взяла, ну что я чекист?

— У тебя на лбу написано.

— И все-таки…

— Миша тобой заинтересовался… Да-да, не удивляйся. Союз офицеров — организация серьезная. Кто поумней, уже давно к ней тянутся.

— И ты?

— И я… Как депутат, я обязана знать, чем интересуются мои избиратели.

— И кем?

— И кем интересуются. Вот я вижу, что ты быстро нашел общий язык с мэром.

— Так он же наш общий школьный товарищ!