Войтек Стеклач - Как убить золотого соловья
– Ну, о вас, врбовских сиротках.
– Так нас всегда называл Бонди, – нахмурился я.
– Я в курсе, – сказал капитан, – разговаривал с Гуго. Причем недавно.
– Значит, вас абсолютно не интересует, что я хотел вам о нем рассказать?
– Абсолютно, – ответил капитан.
– Ладно, не стану навязываться. Но что бы вам ни наговорили, учтите – если бы даже Зузана вознамерилась помочь ему, то она не была настолько сумасшедшей, чтобы не понять, что претворить это свое намерение в жизнь она не сможет.
– Да что вы? – сказал капитан Грешный. – А может, ей это было очень важно? Чтобы «Подружка» писала о ней лучше.
– Не волнуйтесь, – усмехнулся я, – у Томаша тоже есть голова на плечах. Если бы «Подружка» всю свою критику сосредоточила только на Зузане, то он бы в момент вылетел. Я немного знаю эту редакцию.
– Вы все время пытаетесь играть в детектива. Я вас просто спрашиваю, а вы тут же начинаете додумывать или заниматься дедукцией, – улыбаясь, сказал капитан, – решите еще, что я подозреваю Гертнера.
– А разве нет?
– Вы будете удивлены, – продолжал капитан, – но, представьте себе, он уточнил нам время убийства. Правда, только сегодня, и по нему было заметно, что особой охоты говорить у него нет либо же он очень напуган.
– Как это?
– Он оказался последним, кто разговаривал с Черной. В половине девятого. Он ждал в «Ротонде» такси, когда та позвонила. Она разыскивала Колду и попросила Гертнера, чтобы к ней приехал хотя бы он. Она, мол, боится.
– А Томаш все это не выдумал?
– Нет, – сказал капитан, – этот разговор слышал и Бубеничек. И все подтвердил.
– Так почему же Гертнер не поехал к Зузане?
– Потому что спешил на репетицию мюзикла. Не успел он положить трубку, как подъехало такси. И чтобы вы не сомневались в нашей тщательности, могу добавить; что мы нашли и таксиста. Гертнер не солгал. Так что мы теперь точно знаем, что убийство произошло между половиной девятого и девятью. Застал я вас врасплох с этой новостью, правда?
Нет, врасплох он меня не застал, и уж если бы мы устроили с ним аукцион сюрпризов, то кое-что было бы для него припасено и у меня: «А вы знаете, где ночевала вчера ваша дочь?»
36
– Ты больше не сердишься?
– Нет, – сказал я, – не сержусь.
Яна заказала вино, а я сок.
– Папа и вправду добрый.
– Конечно, – сказал я, – но пойми, для меня это был шок. Что ты… что он…
– Плевать, – перебила меня Яна, – я все равно ему этого пока рассказывать не буду.
– Пока? – усмехнулся я. – Уж пожалуйста, будь добра, никогда ему об этом не рассказывай.
– Посмотрим, – улыбнулась она, – мы еще посмотрим, как у нас с тобой все сложится.
– Как будто у нас с тобой уже что-то сложилось, – с иронией заметил я, – прошлой ночью…
– Погоди, Честмир, а взаимная симпатия? – не сдавалась веснушчатая девица.
– Ну, это да, это конечно.
– Вот видишь, – торжествующе заявила Яна, – так оно и должно быть. Постепенное развитие отношений, нарастание интимности и так далее. Ты не читаешь тетушку Бету в «Подружке»?
– Это для меня слишком сложно.
– Отговорки. Ты отлично знаешь, что, если что-нибудь будет тебе непонятно, всегда сможешь спросить меня.
– Правда? – обрадовался я.
– Ну конечно, – сказала Яна. – Кстати, погляди незаметно вот на тот столик в углу. Это создание все время подает мне какие-то странные знаки. А я его не знаю, хотя лицо вроде бы немного знакомое…
Я обернулся. Подмигивающим созданием оказался не кто иной, как чертов мыслитель и диск-жокей Анди Арношт. Он в одиночестве сидел возле столика и что-то писал, а перед ним были разложены какие-то папки и бумаги. Поймав мой взгляд, он многозначительно подмигнул.
– Здорово, Честмир! – На это деликатное восклицание обернулся весь зал.
– Это Арношт, – объяснил я Яне, – в понедельник ты должна была видеть его в «Ротонде». Он диск-жокей. Подмигивал, наверное, мне, а не тебе, потому что…
Я не договорил. Анди стоял над нами во весь свой неприметный рост и глубоко кланялся.
– Я сначала не хотел вам мешать, но… если не помешаю, можно мне присесть? – Выпалив это, Анди тут же уселся, так что подыскать подходящий ответ я не успел.
– Это Яна, – представил я свою спутницу, – а это Анди Арношт, в настоящее время еще и талантливый сочинитель мюзиклов.
Опухшие глазки Анди заблестели.
– Ну да, – скромно согласился он.
– Очень приятно, – нейтрально произнесла Яна.
– Представь себе, – обратился ко мне Анди, – для меня было страшно полезно тогда с тобой поговорить.
– Мы говорили о мюзикле, который пишет Анди, – объяснил я Яне.
– Слушай, – продолжал Арношт, одарив нас лучезарной улыбкой, – ты помнишь, как там было?
– Еще бы, – сосредоточенно кивнул я, ошеломленный перспективой, что Анди еще раз повторит свой творческий замысел. – Это про то, как один идиот… то есть козел…
– Вот-вот, – перебил Арношт, – но постой! Кончалось все тем, что он возвращается к этой своей Итке, так?
– Так, – сказал я.
– Понимаешь, – Анди принял задумчивый вид, – мне пришло в голову… А тебе это не показалось чуток схематичным?
– Ты думаешь? – осторожно поинтересовался я.
– Ну да, – горестно заявил Анди, – такой конец кажется мне избитым, таким, знаешь ли, стереотипным.
– А Томаш придумал другой?
– Да, – ответил Анди, – вот интересно, что ты скажешь… Вам это еще не надоело? – накинулся он внезапно на Яну.
Она покачала головой:
– Продолжайте, я люблю слушать умные разговоры.
– Это большая редкость у женщин… – бесхитростно похвалил Анди веснушчатую девицу. – Мы подумали, а что, если Итка отправится за козлом в Прагу, ну, когда она получит письмо от той знаменитой певицы, что, мол. забудь о козле, что мы с ним поженимся.
Я с удовлетворением наблюдал, как у Яны перехватывает дыхание даже после столь краткого погружения в сюжет. Она совсем было собралась задать вопрос, но я ее опередил:
– Ага, она, значит, объявляется в Праге, и на тебе! – становится знаменитой?
– Да, – просиял Анди, – точно! Видно, что это все было как-то заложено в структуре сюжета, ну, этот мотив, – раз ты все понял так, как надо!
– Наверное, – согласился я, – наверное, оно там и впрямь было заложено.
– Отлично, – с облегчением произнес Анди, – и конец, значит, меняется. Мужик опять в деревне и работает механизатором, но при этом знает, что Итка его простила и что, скорее всего, вернется к нему.
– Как это – скорее всего?
– Ну, кончается все тем, что Итка уезжает на смотр молодых талантов, а что потом будет – неизвестно. Такой, понимаешь ли, открытый финал, чтобы это не была схема.
– Нет, теперь уж точно не будет, – горячо согласился я; – какая там схема! Это будет сама жизнь. Такая хорошая, реалистичная, ну, серьезно, – быстро добавил я, потому что по лицу Анди пробежала тень подозрения.
– Мы все еще над этим работаем, – озабоченно сказал Анди, – а завтра уже премьера. Да, чтобы не забыть. – Анди порылся в бумажнике и положил перед нами два красиво отпечатанных приглашения. – Обязательно приходите.
– Придем, – пообещала за нас обоих Яна, – начало в семь?
– В семь, – сказал Анди, – но это еще тот, старый вариант. Постепенно станем переделывать. Будем прислушиваться к мнению публики, как говорит Томаш… Да! – ударил себя по лбу Анди, – черт побери, чуть не забыл еще одну вещь. Он сказал, если я вдруг тебя увижу, чтобы ты к нему обязательно зашел. Что-то страшно важное.
– Спасибо, Анди, – кивнул я, – обязательно заскочу к Томашу.
Чего он от меня хочет? Наверняка это как-то связано с сегодняшним допросом. И касается Бонди.
– Ну ладно, – поднялся Анди, – я полетел. Завтра увидимся, – многообещающе подмигнул он. – Рад был познакомиться, Яночка. Будь здоров, Честмир!
– Я тоже, – сказала Яна, и мы с Анди обменялись рукопожатием.
– Расплатимся, ладно? – предложила юная Грешная. Уже на улице ее передернуло:
– Тяжелый случай, правда?
– С ним бывает так весело, – возразил я. – Во всяком случае, я всегда веселюсь.
Яна пожала плечами.
– Ты меня проводишь?
– Если хочешь.
Она, оказалось, жила совсем недалеко от меня. Мы в нерешительности остановились перед подъездом.
– В это время обычно возвращается папа.
– А-а, – сказал я, – тогда пока!
Я протянул Яне руку и внимательно огляделся по сторонам. Она засмеялась:
– Поцелуй меня, Честмир.
Я сдержанно поцеловал ее в лоб и медленно направился обратно на остановку. Поеду к Гертнеру.
37
– Выпьешь?
Томаш протянул мне рюмку. Под глазами у него были круги, и рука дрожала.
– Честмир, я должен с тобой посоветоваться.
– Ну так говори.
– Сегодня с утра меня допрашивал Грешный.
– Знаю. – Я сел в кресло.
– Значит, ты знаешь, что я ему сказал. И не сердишься на меня?
