Анна Владимирская - Шоу на крови
Ровно через минуту после его ухода позвонила Наташа Королек из Павловской больницы. Скорбным голосом она рассказала, что вчера, вскоре Вериной беседы в палате со Стивом, в больницу ворвалась группа вооруженных бандитов. Они перепугали до смерти весь персонал, избили милиционера и санитаров. Они похитили пациента Маркоффа. Руководил ими какой-то плотный человек, круглоголовый, со щетиной на полных щеках. «Из милиции уже приходили расспрашивать, я тебе звоню, чтобы знала, ты же им не случайно интересовалась, может, и к тебе придут…»
Вера не могла найти слов от возмущения, что с ней случалось редко. Она пробормотала: «Надо же, спасибо, что позвонила» — и повесила трубку. И тут же набрала номер Чепурного. Не здороваясь, проговорила озабоченно:
— Олег Аскольдович, вам срочно надо показаться врачу.
— А, Верочка Алекс…
— К отоларингологу. У вас серьезное заболевание.
— Какое заболевание?! О чем вы…
— Перемежающаяся глухота. Очень, очень опасный симптом.
— Господи! Что вы такое го…
Вера набрала воздуха в грудь и рявкнула в трубку:
— Господин игрок, вы что себе позволяете?! Я же вам русским языком говорила: согласовывать наши действия! Але, меня слышно?! А вот тогда вы меня не услышали. Стало быть, у вас глухота! Устроили бандитский налет на Павловскую больницу!!! — И Вера пересказала услышанное от Наташи.
Чепурной возражал. Не были мы вооружены. Не избивали милиционера, что за средневековье!.. Нажали ему на специальную точку, и наступил здоровый освежающий сон. И санитаров не избивали, а аккуратно… э-э… удалили из кадра. Это я не случайно оговорился, у меня все заснято, можете просмотреть и убедиться. Одного санитара вынуждены были остановить. Правда, каюсь. Так он сам кого хошь мог голыми руками на тот свет… И компенсацию я им оставил…
Пришлось Вере смилостивиться, Олег не врал — по голосу поняла. Строго сказала: «Если еще хоть раз…» На том и распрощались. Да и вспомнила она запоздало о Наташином паникерском характере. Но каков коала! Забыла спросить про ангела-хранителя, музейного призрака. Наверняка это он устраивает. Что-то из ночного репертуара оживающих картин. И еще он, видите ли, снимает все на видео. Тоже ведь не случайно. А ночью в музее тоже снимал? Что ж тогда не предоставил ментам доказательства на пленке — дескать, вот, мой клиент никого не убивал?
Нет, хватит думать. Пусть я буду сегодня не эксперт, а буду я сегодня просто женщина, чей любимый уезжает в командировку. Надо выбросить эти глупости из головы и заняться делами.
Она гладила вещи Андрея. Ей хотелось, чтобы в стране моды, вина и Эйфелевой башни он выглядел таким же ухоженным, как и дома. «Пусть знают наших!» — думала она о француженках и жутко ревновала. Настроение у нее было препаршивое. Рейс на Париж ночной. Предстояло как-то проволокитить весь день до вечера. Двинятин перед отъездом заканчивает какие-то неотложные дела в клинике и приедет только после шести. А чем занять себя весь этот нескончаемый выходной день накануне расставания с любимым, она просто не знала. Поэтому и разговаривала вслух с самым благодарным собеседником на свете.
— Одни мы с тобой остаемся, Паюшка! Как две сиротинушки! — приговаривала женщина на манер народной былины. — Улетает до городу Парижу наш ясный сокол! — в такт движениям утюга продолжала «плач» новоявленная «Ярославна». — Некому нас, бедных, приголубить, никто нам косточку не даст! — объединилась плакальщица вместе с «меньшим братом».
Белоснежный песик слушал свою хозяйку, склоняя лобастую мордашку с длинными волнистыми ушами то к правому плечу, то к левому. Дескать, говори, говори, я все понимаю.
Но тут телефонный звонок прервал Верины «плачи».
— Вера Алексеевна? Вас беспокоит Римма Карповна!
— Слушаю вас.
— Лобоцкая, директор музея, — уточнила та.
— Я узнала. Вы же недавно были замдиректора? — Тон психотерапевта был нейтральным, но про себя Вера заметила: «Стремительная карьера на костях предыдущего поколения».
— Меня сегодня назначили, приказом по министерству… Господин Горячий отстранен, потому что у нас в музее случилось… Э-э… В общем, ночью погиб человек, — скорбно пробормотала трубка.
— Как?! Кто погиб? — Вера села на диван и сосредоточилась.
— Режиссер один… Я, собственно, вот по какому поводу звоню… Мое руководство… Высшее руководство, разумеется, хотело бы как-то оптимизировать ситуацию! Ну, вы понимаете?
— Нет. Не понимаю.
— Господи, ну это же пьяному ежику понятно! В Министерстве культуры недовольны сложившимся положением! — Раздраженные флюиды, казалось, сейчас раскалят серую трубку телефона докрасна.
— Госпожа Лобоцкая, успокойтесь. Я не пьяный ежик, так что объясните цель вашего звонка. Иначе, боюсь, разговора у нас не получится.
Ледяное спокойствие Лученко подействовало на Римму так, словно она засунула голову в морозильник. Она инстинктивно потерла замерзшее ухо.
— Вас ведь делегировал господин Чепурной разобраться в тех неприятностях, которые буквально подкосили весь наш коллектив.
«Кого-кого, а тебя явно не подкосили. Скорее наоборот. Вон как ретиво прыгнула в начальство! Не выношу, когда говорят на этом чиновничьем канцелярите: „делегировал“, „сложившимся положением“, „оптимизировать ситуацию“. Такие, как эта Римма, в простоте слова не скажут!»
— Олег Аскольдович действительно попросил меня помочь. Я работаю. У вас ко мне все?
— Как все? Как все? У моего руководства к вам масса вопросов! Что вы узнали? Что выяснили? Вы обязаны доложить! И вообще, никого больше и искать не надо! Это Маркофф убил Гаркавенко, а теперь сбежал. Наверняка он и Запорожцева убил! Пробрался ночью в музей на съемки видеоклипа…
— А что, в музее по ночам видеоклипы снимаются? Замечательная просветительская работа! — издевательски сказала Вера. — И надо же, как легко беглый разыскиваемый американский бизнесмен проникает в ваш музей! Охрана, значится, у нас спит? А ваше великое руководство в курсе?
В трубке задохнулись от возмущения.
— Это наше право — делать в музее все, что хотим!
— Отлично. Вот и делайте, что хотите. Я не подконтрольна ни вам, ни вашему руководству. Будьте здоровы, — закончила разговор Лученко, нажимая отбой.
«Какая редкая мерзавка! — прорычала Лобоцкая, отбрасывая от себя дорогую коробочку мобильника. — Витольд приказал мне все выяснить, но это же совершенно невозможно! Она просто мерзавка какая-то! Пусть сам с ней разбирается».
Римма набрала хорошо знакомый номер и пять минут беспрерывно жаловалась на эту «редкостную стерву». Наконец, ее покровителю надоело слушать злобное жужжание. Он решил: «Я сам с ней поговорю».
6
СМЕРТЬ ВО ФРАНЦУЗСКОМ ЗАЛЕ
Не иначе как сглазили городской музей! Прямо напасть какая-то на учреждение культуры. Вот, снова случилось невероятное и непредвиденное: погиб человек. И опять ночью. И опять-таки во время так называемого мероприятия! Да кто их, черт возьми, разрешает?! И человек-то погиб не последний в шоу-бизнесе. Хотя, казалось бы, какая разница — где погиб, кто… Жил человек, работал, чего-то пыхтел и старался, что-то о себе воображал. А теперь его нет. Лежит на полу и не шевелится. Но это для близких, наверное, все равно где. Для них горе — оно и есть горе. Зато для руководителей культуры, для дирекции музея — не все равно. Потому что должен же теперь кто-то отвечать.
А ведь как все пафосно начиналось!..
Артур Запорожцев, известный клипмейкер, этой ночью снимал в музее ролик двадцатилетней певицы Франчески. Вообще-то в жизни ее звали Лена Морозова. Но кто запомнит такие имя и фамилию? Поэтому она придумала себе гордое сценическое имя Франческа. Правда, вся съемочная группа и даже спонсор, на чьи деньги снимался клип, называли ее просто Франя. Имя Франческа с юным современным существом как-то не сочеталось.
Запорожцев не признавал никаких сценариев. Сценарий рождался в его воображении сразу при личном знакомстве с исполнителями попсы. Хорошенькая Франческа была похожа на ожившую куколку Барби: точеная фигурка, длинные платиновые волосы, круглая попка и торчащие грудки. Идеальная стоматологическая улыбка Франи напоминала кукурузный початок молочно-восковой спелости. Артур только глянул на Франю, как сразу понял: песня «Алмазные слезы» хорошо покатит на фоне богатых интерьеров музея. Пусть спонсор проплатит дирекции столько, сколько запросят, но Артур видел этот клип только на фоне истории, написанной Дюма-папой, известной широкой публике как «Три мушкетера». Не иначе. Его идея была такова: Франческа — французская королева. Вокруг нее, как пчелы, роятся мужчины: король, д’Артаньян, кардинал, всякие там придворные. Но любит она одного Бэкингема. Из глаз ее текут алмазные слезы, как те бриллиантовые подвески, подаренные английскому любовнику…
