Оксана Обухова - Мисс Марпл из коммуналки
– Вот напасть-то! – огорчилась бабушка. – Проспала, проворонила!
Онемевшие от длительного сидения ноги плохо слушались: придерживаясь за шкафы, Надежда Прохоровна «добежала» до окна своей комнаты, выглянула на улицу, отдернув занавеску!
И вовремя. Почти скрываемый листвой вяза, пересекал улицу наискосок гражданин – таджикской национальности? – в черной куртке с капюшоном. Лица под накидкой не видно – тень от фонаря ложится темным пятном, – руки в карманах, шагает быстро, будто убегает.
Баба Надя перекрестилась и перевела дух.
Начало положено – живой. Не призрак.
А кто?
А это уже не суть важно. Главное – был вчера мужик в соседской квартире. Не пригрезилось ей ничего.
Надежда Прохоровна посмотрела на часы – половина шестого, походила кругами по комнате и поняла: спать не хочется совершенно. Взбудораженные открытием нервы подбрасывали бодрости, недолгая дрема на табуретке под дверью помогла отдохнуть, баба Надя оценила свое состояние и пошла на кухню ставить чайник. Теперь, когда главная загадка решена, самое время чайку крепкого выпить да подумать: как поступить в дальнейшем? Сходить к Алеше и велеть, чтоб к соседке наведался? Его, поди, работа с живыми-то разбираться! Или пожалеть бедняжечку вдову и самой обо всем выспросить? Кого Гульнарка в квартире прячет, почему мужик в форточку дымит да на площадку не выходит?
А куртка-то… совсем как у Нурали была… И штаны с оранжевыми кантами…
Походка схожая – ходкая, торопливая, ножки кривенькие, устойчивые… Плечи присобраны, как у покойника…
Тьфу, тьфу, тьфу – помер Нурали! Зарезали его!
Гульнарка опознала, и паспорт в кармане был!
Тогда что ж прячется? Живой этот…
А вдруг – убивец?!
«Ведь что я про соседей знаю? Какие они люди?»
Ведь, видимо, убивец этот дороже Гульке родного мужа! В форточку курит, а Нурали вечно в подъезде мерз!
Да кто их разберет… таджиков этих с традициями их да родственными связями… Вдруг Гулька даже врага русским милиционерам не сдаст… Придет Алеша, а она ему – от ворот поворот. Нет никого и не было. Враг не враг, а родственник…
Ой, да что это я! Они ж тоже божьи дети! Не враг это – родственник без регистрации, имей, баб Надя, совесть!
Так почему же прячется? Приехал вроде бы по делу, вдову поддержать… Кто будет про регистрацию спрашивать, когда такое дело…
Но вот… Куртка у него, как у Нурали… И походка, и штаны… Со спины – ну чистый Нурали! Даже смотреть жутко.
А у того… покойника одежда совсем другая была…
Это тогда внимания некогда было обратить – одежда как одежда, кровью заляпана, взглянуть тошно…
А лицо?
А что – лицо?! Таджик, он и есть таджик. Чернявый, зубы оскалены – похож. Смерть всех роднит… Да и Гулька опознала…
Но вот закрой глаза, представь увиденное только что – по улице Нурали бежит. Торопится, как всегда, с работы – Гульнаре помогать. Он завсегда с рынка успевал домой прибечь. У Гульки роды тяжелые были, ребенок хворый, так Нурали всегда прибегал ей днем помогать: улучит минутку – и домой. Рынок близехо-о-о-онько…
Хороший мужик был, царствие небесное…
Надо Алешке звонить, пусть к Гульнарке сходит, о госте порасспрашивает… Пусть разберется по-доброму, по-хорошему…
А если не получится? По-доброму да по-хорошему… Если отопрется Гульнарка? Мужик из дома ушел, проверять некого. Да и знаем мы таджиков этих – когда надо, вмиг по-русски понимать разучатся… Это в эмигрантской милиции толмачей полно. А Алешка тут один не справится…
Но «эмигрантов» вызывать – стыдно. Сороковая квартира и так перед Гульнарой в виноватых, в их квартире мужа убиенного нашли. За запертой дверью…
И вот ведь же оказия какая получается! Голову над ключами ломала, а тут – глядь! – новая напасть. Не все в порядке у соседей.
Или – у них в порядке? А это у бабушки Губкиной в мозгах завихрения?
Ну не жизнь, а передача «Нарочно не придумаешь»!
Долго пила чай Надежда Прохоровна на кухне. Два раза возвращалась – сходила в комнату, с надеждой подремать, но все вставала. Не давали мысли покоя, подогревала баба Надя воду в чайнике и снова садилась думать.
Есть ли что-то странное в соседях, или зря она булукатится? Зря старой голове покоя не дает?
В половине девятого отрезала Надежда Прохоровна добрый ломоть от Софьюшкиного тортика, положила его на чистую тарелочку и отправилась к соседям.
Пора уже. Дети в школу убежали, Гульнара с младенцем возится. Пора взглянуть соседке в глаза и спросить: есть ли у Нурали брат-близнец?
Поскольку только положительный ответ на этот вопрос хоть как-то может объяснить появление покойника в окне и на улице. Может, не совсем сошла с ума бабушка Губкина, может, есть братишка? И ходят и курят они с Нурали одинаково… И одежду одинаковую покупают… Бывает же.
За дверью сорок первой квартиры громко плакал грудной ребенок. Надежда Прохоровна нажала на кнопочку звонка и долго дожидалась, пока заворочается с обратной стороны ключ в замочной скважине, заскрежещет тугой дверной засов.
Дверь приоткрылась, и в щелочке показалось встревоженное лицо луноликой Гульнары: с большими, чуть выпуклыми глазами-сливами, носом пупочкой и фиолетовыми изогнутыми губами. Широкие смоляные брови таджички удивленно выгнулись.
– Салам аллейкум, – сказала женщина.
– И тебе доброго дня, – улыбнулась баба Надя и протянула к узкой щелке большую белую тарелку с коричневым сладким куском. – Вот, деткам принесла… Да, поди, в школу убежали уже? Замешкалась я нынче что-то…
Гульнара спустила глаза ниже, на тарелку с тортом, и после секундного замешательства раскрыла шире дверь:
– Входите, баба Надя.
Обычаи восточного народа не позволяли молодой женщине держать старшего по возрасту гостя за порогом. Тем более когда пришел этот гость с подношением, по-доброму.
Надежда Прохоровна вплыла в крошечную прихожую и сразу, вроде бы по делу, отправилась на кухню – ставить торт на стол.
Поставила тарелочку, огляделась.
В крохотной, похожей на вытянутую запятую кухоньке совсем не пахло сигаретным дымом. На огне стояла сковородка, где в кипящем жире булькали какие-то коричневые лепешки. Гульнара топталась за спиной бабы Нади и никак не могла обойти ширококостную соседку, чтобы приблизиться к плите.
– Ох и вкусно у тебя пахнет, Гуленька! – под лизалась к соседке Губкина, намекая на угощение.
Гульнара кивнула, машинально потеребила горло и, подойдя к плите, перевернула лепешки на другую сторону.
– Сейчас чай будем пить, баба Надя, – сказала хрипловато, не оборачиваясь.
В последний раз была Надежда Прохоровна в этой кухне вечером в день убийства Нурали. Пришла выразить соболезнование и спросить, чем помочь бедной вдове с четверыми маленькими детьми. Тогда две женщины поговорили (Гульнара больше плакала), попили так же чаю и сошлись во мнении, что обе ничего не понимают. Как попал Нурали в соседнюю квартиру? Кто мог на него с ножом наброситься?
Тогда в углу под подоконником крошечной кухни стоял свернутый рулоном матрас, прикрытый сверху подушкой.
Сегодня этого матраса не было.
«Гульнара уложила гостя с собой в постель? – раздумчиво мыслила бабушка Губкина. – В их комнатушке другого места нет. Младенческая люлька к стене привешена, дети на двухэтажных кроватях, родители диван на ночь расстилают, даже тюфяк на пол негде кинуть… Квартира-то малюсенькая, до революции здесь барская прислуга обреталась…»
Гульнара хлопотала над чайником, на гостью совсем не смотрела, стараясь повернуться к соседке спиной или полубоком. Отводила в сторону пугливые, настороженные глаза, мелькала руками над кухонной тумбой да плитой…
– Как, Гуленька, родственники-то приезжают? – ласково спросила баба Надя соседкину спину. – Проведывают?
В руке Гульнары дрогнула пачка с заваркой, чаинки просыпались мимо заварочного чайника.
– Нет! – чересчур резко, торопливо выпалила женщина. – Не приезжает никто.
– А как же ты тут со всем одна справляешься?
– Фатима большая, помогает уже.
– Ай-ай-ай. Как же вы теперь одни-то будете? Хоть бы приехал кто, помог. У Нурали семья большая?
– Большая, – не оборачиваясь, кивнула Гульнара. – Братьев много?
Руки Гульнары заходили ходуном, ослабели, и она вернула на плиту только что подхваченный полотенцем горячий чайник.
– Нет. Братьев нет. Только три сестры. Старшие.
На кухню, путаясь в сползающих штанинах колготок, забежал трехлетний сынишка Гульнары. В руках малыш держал поломанную машинку: отдельно кузов, отдельно колеса.
Таджичка, вроде бы с облегчением, отвлеклась на сына, тот, протягивая маме кузов, плаксиво залепетал что-то на родном языке. И Гульнара прямо позеленела вся! Стремглав кинулась к сыну, схватила его за ворот рубашки и, громко отчитывая за что-то по-таджикски, поволокла в комнату.
