Джон Кризи - Бурная неделя Гидеона
Юный Сид в сущности жил в мечтах, точнее каждый раз заново переживал тот трепетный для него момент, когда он увидел в течение нескольких минут на телеэкране изображение своего отца. Для него мало что значали эта щетинистая борода, опавшие черты лица, некрасивые складки в уголках рта! Сид весь потянулся только к одному, что так влекло его: эти бледно-голубые глаза, которые как-то странно неподвижно следили за ним. Блестящие, чудесные, впрочем, глаза, выделявшиеся на лице с массивной челюстью и носом с горбинкой, которое имело свою притягательность, свойственную особой красоте некоторых морских пиратов!
Молодой Сид, сначала парализованный этой неожиданной встречей, вдруг ощутил, как в нем поднялось волнительное чувство.
У Бенсона все происходило иначе. И в то же время он впервые почувствовал забавное ощущение гордости и удовлетворения при виде сына, который обещал в будущем быть достойным своего отца. Породистого пса видно сразу. Сомнений не было: перед ним была его плоть от плоти, в его жилах текла его собственная кровь!
— Ну что, сынок, — произнес Бенсон, приподняв сжатым кулаком подбородок своего чада. — Ты доволен, что встретился с отцом, а, сын мой?
Его голос звучал холодно, грубо, почти агрессивно, а его леденящий взгляд глубоко проникал в глаза ребенку.
— Я жил этим… так долго, — ответил задрожавшим от волнения голосом молодой Сид.
Отец клещами ухватил его за плечо и крепко сжал, раза два-три качнув: сын даже не моргнул и продолжал все также, не отрываясь, смотреть на отца с выражением, близким к обожанию.
— Ну что же, и я не прочь тебя увидеть, — бросил Бенсон, отпуская сына. — Чувствуешь, как в теле бурлит сила? К тебе хорошо относились?
— Да.
— На вид так оно и скажешь, пожалуй, — воскликнул отец, улыбаясь. Не ждали, видно, что я дам деру из этой каталажки, а?
— Лично я в это верил, — убежденно заявил сын. — Я, не переставая, твердил об этом всем ребятам, говорил, что ты ни за что не останешься в кутузке. Я был прав отец, так ведь?
— Выглядишь ты парнем смышленым, — протянул Бенсон, чей взгляд вроде бы потеплел. — И хочу тебе доверить одну вещь: больше твой отец не позволит лишить себя свободы.
— О, как я тебе верю!
— Раз теперь я вырвался оттуда, это — уже по-настоящему… Но, когда хотят преуспеть в жизни, иногда вынуждены идти на кое-что такое, что не всегда тебе нравится. Усек? Ты что-либо слышал об этом типе, найденном в автопарке Милуэйз? — более низким тембром спросил Бенсон, зло прищуриваясь.
Подросток, проглотив слюну, кивнул.
— Ага, значит, слышал! Но ты не знаешь, что этот субчик сделал бы первым делом? Он меня тут же сдал бы фараонам, Сид. И ты полагаешь, что после этого я должен был позволить ему поступить так, как он задумал?
Сид крепко сомкнул губы и снова согласно качнул головой. Ему перехватило горло, на глаза навернулись слезы — нет, не от того ужаса, который вызывает само по себе преступление, а от нахлынувших чувств. Он сжал зубы и челюсти в попытке сдержаться, но крупные слезы все равно предательски заблестели на глазах. Бенсон не очень хорошо понимал состояние своего сына и почувствовал, как его начали захлестывать недоверие и раздражение, когда подросток внезапно кинулся ему на шею с криком:
— Отец, о, мой отец!
Бенсон держался неподвижно, несмотря на давление юного ребячьего тела, взведенного от напряжения, как пружина, и крепко обхватившие его руки сына. Он чувствовал, как где-то у него, в самой глубинке естества, рождается некое странное ощущение, непонятное ему, но начинавшее пощипывать глаза.
Подростка стала бить нервная дрожь, но он достаточно быстро успокоился. Бенсон тихонько отодвинул его от себя, сказав с какой-то хмурой приветливостью, поразившей его самого:
— Да ладно, чего уж там, успокойся. Вот увидешь — все пойдет путем.
Сид принялся шмыгать носом, вытирая рукавом своего старенького шерстяного свитера нос и глаза, а отец наблюдал за ним с чувством гордости и удовлетворения, которое испытывают перед преданными вам душой и телом существами.
— Послушай, кончай с этим базаром, слышишь! Я сейчас ещё кое о чем с тобой поделюсь. У меня созрел план покинуть эту страну и отправиться в места, где этим треклятым фараонам не видать меня как своих ушей.
— Правда? Ты…
— Еще бы! В Южную Америку. Один из моих старых корешей обещал все устроить и принять меня на судно членом экипажа. Он же подготовит новые документы и вообще всю прочую муру! Так что и паспорта никакого не потрубется. А окажись я в трех милях от английского берега — буду свободным, как ветер, человеком. Капитан — в курсе, но с этой стороны опасаться нечего. Он иностранец, и ему положили на лапу приличную сумму. Так что все пройдет, как по маслу.
Бенсон неожиданно жестким указательным пальцем приподнял подбородок парня, чьи красные и вспухшие глаза все ещё застилали слезы.
— Что это все значит? Ты что, не хочешь, чтобы я уехал?
— Дело в том, что я опять надолго с тобой расстанусь, — воскликнул подросток, не пытаясь более отвести глаз от сурового отеческого ока.
Бенсон вновь улыбнулся и закурил.
— Так вот что тебя беспокоит? Тебе не хочется опять меня потерять, так ведь, сынок? Не порть себе кровь. Конечно, нас попытаются разлучить, но я постараюсь все уладить. Не знаешь как? Так вот, я попрошу тебя кое-что сделать для меня, а затем мы уедем вместе… на корабле! Тебя возьмут туда как посыльного. Ну как, нравится такой вариант?
— Неужели… я и впрямь… могу на это рассчитывать? — прерывающимся от волнения голосом пролепетал Сид.
— Да как ты смеешь допускать, что я мог бы солгать собственному сыну? — возмутился Бенсон. — Ты уедешь со мной, да с каким ещё блеском! Я займусь этим, но не забывай: сначала ты должен исполнить мое поручение.
— В чем оно заключается! Скажи — и я сделаю.
— Вот это то, что надо. Ты становишься настоящим мужчиной! воскликнул Бенсон, черты лица которого обрели выражение жестокой хитрости, пока он изучал сына. — Превосходно! — ещё раз неожиданно добавил он. — А как поживает твоя мать?
— Она… очень хорошо.
— Она не заговаривает обо мне?
— Нет… не часто.
— Пытается ли она восстановить тебя против меня?
— Нет, — ответил Сид, не понимая, что его отец был бы счастлив услышать как раз обратное. — Она вспоминает о тебе только при случае. А это бывает не часто. Вот, например, тогда, когда ты сбежал из тюрьмы. Скажи-ка, отец, это ведь ты подстроил весь побег, верно?
— Да, это была моя, и только моя идея, — заважничал Бенсон.
— Я так и думал. Так и говорил всем приятелям в школе. Там был один парень по имени Льюис, который утверждал, что все дело провернул Джинго Смит. Я ему за это отвесил такую заплеуху!
— И правильно сделал! — одобрил Бенсон с чувством большого удовлетворения. — Когда тебе вешают лапшу на уши, нечего церемониться! Врежь прямо по уху, да хорошенько! Вот так, сынишка, запомни: побег из Милуэйз организовал именно я, и именно я заберу тебя с собой на судно. Помчимся в Южную Америку! А что твоя мать, у неё по-прежнему случаются головные боли?
— Да, иногда бывают.
— И она в этих случаях все так же принимает аспирин?
— Да, — ответил удивленный Сид.
— Значит, ничего не изменилось, надо ведь! А тот тип, что клеится сейчас к ней, он тебе по нраву?
— Ах этот! — бросил Сид с презрительным оттенком в голосе. — Он постоянно в доме не проживает. Но так часто заявляется на ночь, что это одно и то же! А когда его нет, значит, они куда-то отправились вместе. В кино или уж не знаю куда еще.
— И он тебе нравится?
— Не совсем, — медленно, словно выбирая слова, ответил Сид.
— Ладно, черт с ним! А как сестренка? Она жива-здорова?
— О да, чувствует себя очень хорошо.
— Ты с ней ладишь?
— Она — девчонка, что надо. Настоящая сестра! Ты знаешь они, сестры, все одинаковы.
Бенсон улыбнулся.
— Ну, сынок, в этом деле ты не прав. У меня вот сеструхи не было. Никогда. Как не было ни отца и ни матери. Я сирота. Еще совсем пацаном было мне тогда лет девять — я уже был вынужден изворачиваться в жизни, чтобы добыть себе кусок хлеба. И я научился отстаивать себя. А теперь, сынок, выслушай меня. Ты сейчас вернешься тихо-мирно домой и никому не скажешь, что встречался со мной. Сообщишь только, что провел все это время у Чарли Малливера. Тем самым полиция больших хлопот мне не доставит. Итак, возвращаешься домой и малость приходишь в себя. Ни с кем ни о чем не болтай. Следи за собой и веди себя так, как если бы ты на всю оставшуюся жизнь останешься с матерью. Скажи ей: вернулся потому, что не видел ясно, куда тебя заведет этот путь — долго отсиживаться у Чарли. Хорошенько все понял, Сид?
— Да, — с жаром подтвердил подросток.
— Ну и ладушки! А теперь слушай меня внимательно. Ты мне сказал, что у матери все ещё случаются приступы головной боли и что она, как и раньше, прибегает при этом к аспирину?
