Джеймс Кейн - Почтальон всегда звонит дважды. Двойная страховка. Серенада. Растратчик. Бабочка. Рассказы
Я приподнялся, зажал ему ладонью рот и с силой запрокинул назад его голову. Пытаясь освободиться, он вцепился в мою руку, не выпуская при этом из пальцев сигару. Я взял ее свободной рукой и передал Филлис. Она взяла. Затем схватил костыль и сунул ему под подбородок. Не стану описывать вам, что последовало дальше. Но через несколько секунд он уже сидел неподвижно, скорчившись на сиденье, со сломанной шеей, причем на теле не осталось ни единого следа, за исключением красной отметины от перекладины костыля чуть выше носа.
Глава 6
Да, мы верно использовали третий принцип — момент внезапности, обязательное условие каждого идеального убийства. Теперь следующие двадцать минут нам предстояло находиться на волоске от смерти. Но, впрочем, все будет зависеть от того, как будут дальше развиваться события. Она собралась было выбросить сигару, но я остановил ее. Ведь он закурил ее еще в доме. Она протянула мне сигару, тщательно обтерев кончик, а я достал бечевку. Обмотал ею мертвое тело, пропустив под шеей, под мышками, по спине, затем завязал и крепко стянул путы железной ручкой. Покойник — предмет тяжелый и неудобный, но я рассчитывал, что с помощью этой сбруи управиться с ним будет легче и быстрей.
— Ну все, Уолтер. Остановимся здесь или дальше, в конце улицы?
— Здесь. Все готово.
Она остановилась. Мы находились в узком переулке, примерно в квартале от станции. Тоже была проблема — выбор стоянки. Если ехать на привокзальную — десять шансов против одного, что носильщик заметит нас, откроет заднюю дверцу, чтобы взять багаж, и тогда мы пропали. Здесь безопаснее. И если выпадет подходящий случай, мы еще побазарим перед кем-нибудь. Я буду жаловаться, как далеко заставили меня идти, чтобы позднее при необходимости оправдать эту маленькую странность.
Она вышла и взяла шляпу и портфель. Ее муж принадлежал к тому типу людей, которые укладывают свои туалетные принадлежности в портфель, а ведь ими придется пользоваться в поезде — это тоже должно потом сыграть свою роль. Я поднял все стекла, взял костыли и вылез. Она заперла машину. В ней мы оставили его, скорчившегося на переднем сиденье, в сбруе.
Она шла впереди с сумкой и портфелем, я тащился следом, чуть поодаль, на костылях, с приподнятой и замотанной марлей ногой. Со стороны могло показаться — жена помогает мужу, но на деле нужно было, чтобы носильщик не мог меня как следует разглядеть, когда будет брать вещи. И не успели мы завернуть за угол, к вокзалу, как навстречу нам бегом устремился один. Все произошло, как мы рассчитывали. Он забрал у нее сумки, а на меня даже не взглянул.
— Девять сорок пять, на Сан-Франциско. Секция восемь, вагон «С».
— Понял, мэм. Восемь, вагон «С». Жду вас в поезде.
Мы вышли на перрон. Тут я велел ей держаться поближе, чтобы можно было в случае чего шепнуть пару слов на ушко. На мне были очки, шляпа, надвинутая на лоб, впрочем не очень низко. Я шел, опустив глаза, словно выбирая место, куда ставить костыли. Сигару изо рта не выпускал — и лицо немного прикрывала, и скривить его можно было, словно от дыма.
Поезд стоял на боковом пути, довольно далеко от здания вокзала. Я быстро пересчитал вагоны.
— Бог мой, да это третий…
Как раз тот вагон, возле которого стояли два кондуктора. И не только они, но и проводник, и носильщик, ожидающий вознаграждения. Надо срочно что-то придумать, иначе вся четверка прекрасно разглядит меня, прежде чем я успею войти в вагон, и этого будет достаточно, чтобы отправить нас потом на виселицу. Она бросилась вперед. Я видел, как она протянула носильщику деньги и он, почтительно кланяясь, отошел. Мимо меня он не прошел, он зашагал в другой конец перрона, туда, где находилась стоянка. Но тут вдруг меня заметил проводник и стал приближаться. Она придержала его за рукав.
— Он не любит, когда ему помогают.
Проводник не понял. Понял кондуктор:
— Эй!..
Проводник остановился. Наконец до него дошло. Все они деликатно повернулись ко мне спиной и продолжали болтать.
Я взобрался по ступенькам в вагон. Остановился на площадке в тамбуре. Для нее это был сигнал. Она стояла внизу, на перроне, рядом с кондуктором.
— Милый…
Я обернулся и посмотрел в сторону хвостового вагона.
— Может, пройдем туда, на открытую платформу? Лучше там попрощаемся. А то я вечно боюсь остаться в поезде, а вдруг тронется… У нас есть еще несколько минут. Поболтаем.
— Ладно.
И я двинулся по вагону в хвост поезда, а она — в том же направлении по перрону.
Все три вагона были битком набиты людьми, уже готовящимися лечь спать, полки застелены, сумки выставлены в проход. Проводников тут видно не было, они сидели в своих купе. Я не отрывал глаз от пола, не выпускал сигары изо рта и не переставал кривить лицо. Но никто меня толком не разглядывал, хотя, с другой стороны, видели все. Заметив костыли, они тут же начинали убирать с моей дороги вещи. Я только кивал, бормоча:
— Спасибо, спасибо, извините…
Стоило взглянуть на ее лицо, я тут же понял — что-то неладно. И только на открытой платформе выяснилось, в чем дело. Там, забившись в темный угол, сидел мужчина и курил. Я сел напротив. Она протянула руку. Я сжал ее пальцами. Она не сводила с меня глаз — ждала подсказки, что делать дальше. Я еле слышно прошептал: «Стоянка… стоянка-стоянка». Через секунду до нее наконец дошло.
— Милый…
— Что?
— Ты на меня больше не сердишься? Ну за то, что я там припарковалась?
— Да ладно, ерунда.
— Нет, честно, я просто уверена была, что там можно выехать на привокзальную стоянку. Но я совершенно не знаю этого района… Я и понятия не имела, что тебе придется идти так далеко.
— Я же сказал, ерунда, забудь.
— Прости меня, ради бога, не сердись.
— Лучше поцелуй меня.
Я взглянул на наручные часы, поднял руку и показал ей. До отправления поезда оставалось еще семь минут. Ей нужно было иметь в запасе хотя бы минут шесть, чтобы успеть сделать то, что она должна была сделать.
— Слушай, Филлис, ну есть ли смысл ждать? Поезжай домой.
— Э-э… а ты не обидишься?
— Ничуть. Какой толк торчать тут, под вагоном?
— Ну хорошо. Тогда до свидания?
— До свидания.
— Смотри, веселись там, развлекайся как следует. И огромный привет Лилэнду Стэнфорду.
— Ладно, передам.
— Ну-ка, поцелуй еще раз!
— До встречи!
Теперь надо было избавиться от этого типа, и чем скорей, тем лучше. Я не ожидал, что здесь будет кто-то торчать. Пассажиры редко выходят на открытую платформу, особенно после того, как поезд тронулся. Я сидел, судорожно пытаясь что-нибудь придумать. Я рассчитывал, он уйдет, докурив сигарету. Но не тут-то было. Он выбросил окурок и завел беседу.
— Смешные создания эти женщины…
— Да уж, что есть, то есть.
— Вы простите, я невольно подслушал ваш разговор с женой. Ну, о том, где она припарковалась и так далее. Это напомнило мне один случай, когда моя жена однажды возвращалась из Сан-Диего и…
Он рассказал мне о жене. Я не сводил с него глаз. Лица его в темноте видно не было, и я надеялся, что меня он тоже не может разглядеть. Наконец он заткнулся. Пришлось как-то реагировать.
— Да, чудные они иногда бывают, эти женщины…
— Все они одинаковые…
Поезд тронулся. Он медленно полз по окраинам Лос-Анджелеса, а мой спутник не унимался. И тут в голову пришла спасительная мысль: ведь я — калека, и начал судорожно шарить по карманам.
— Что-нибудь потеряли?
— Билет. Никак не могу найти.
— Кстати, о билетах. А где, интересно, мой?.. А-а, слава Богу, здесь.
— Ее рук дело, точно. Знаете, что она выкинула? Положила мой билет в чемодан, хотя я предупреждал, что туда класть не надо. Надо было сунуть мне в карман пиджака. Теперь…
— Да не волнуйтесь вы так, найдется.
— Нет, это уж слишком! Тащиться теперь через все вагоны только потому…
— Да не дурите! Сидите себе спокойно.
— Мне неловко заставлять вас…
— Что за ерунда! Пустяки. Оставайтесь здесь, а я схожу и принесу. Какое у вас место?
— О, вы так любезны! Секция восемь, вагон «С».
— Я мигом.
Поезд прибавил ход. Знаком мне должна была служить вывеска молокозавода, находившегося примерно в четверти мили от путей. Наконец я увидел ее и поднес спичку к сигаре. Сунул костыли под мышку, перекинул ногу через перильца и повис. Один из костылей задел шпалу, отлетел и так стукнул меня, что я едва не свалился. Ровно напротив знака я разжал пальцы и прыгнул.
Глава 7
Нет на свете места темнее, чем железнодорожное полотно в полночь. Поезд умчался вперед, а я, скрючившись, лежал на земле и ждал, когда прекратится звон в ушах. Я соскочил с левой стороны, на дорожку между путями, так что вряд ли меня заметят с шоссе. Оно находилось в двухстах ярдах. Я встал на четвереньки и принялся озираться, стараясь разглядеть, что там, по другую сторону путей. Там проходила грязная дорога, ведущая к двум небольшим фабричонкам. А вокруг раскинулись пустыри, погруженные во тьму. Пора бы ей уже и приехать. Ведь у нее было в запасе целых семь минут до отхода поезда, а весь путь от вокзала и до этой грязной дороги занимал не более одиннадцати. Я сам проверял и рассчитывал раз сто. Я сидел неподвижно и пялился во тьму, пытаясь разглядеть машину.
