Алексей Хапров - Черная повесть
Миром правит добро! Миром правит красота! Сколько раз я слышал эти красивые слова! Где? Где они правят миром? Покажите мне этот мир! Не вижу! Мой, еще не столь богатый, но все же уже имеющийся, жизненный опыт подсказывает, что подобное мировоззрение — удел наивных простаков. А в реальности первенство в жизни остается за теми, кто не гнушается давить, отнимать. Одним словом, брать силой. Может, это негласный закон? Может, это действительно залог успеха?…
Мои размышления прервал какой-то подозрительный шорох. Я повернул голову. Увиденное заставило меня вздрогнуть. В темноте горели два глаза. Я замер. Глаза пристально наблюдали за мной. Они были злыми, хищными, и, казалось, оценивали меня, как возможную добычу. Я стал медленно отступать назад, шаря при этом ногами по земле, чтобы нащупать топор, но он никак не попадался. Я понимал, что нужно срочно разбудить ребят, но мой язык точно прирос к нёбу. Наконец, моя нога во что-то уперлась. Это был выглядывавший из-под навеса ботинок Вани. Я изо всех сил пнул его ногой. В ту же секунду снова раздался шум, и какое-то внутреннее чутье заставило меня совершить молниеносный прыжок в сторону. Мимо меня что-то просвистело, и я услышал хриплое угрожающее рычание. В лунном свете высветился знакомый по книжным картинкам силуэт.
"Волк", — догадался я.
Зверь совершил новый прыжок. Его острые когти вонзились мне в плечо. Пытаясь сохранить равновесие, я выбросил вперед левую руку. Это оказалось очень своевременным. Не сделай я этого, жаркая зубастая волчья пасть непременно вонзилась бы в мое горло. Удерживая зверя на расстоянии всего каких-то нескольких сантиметров, и морщась от исходившей от него вони, я под его тяжестью все больше и больше сгибался назад. Чувствуя, что мои силы стремительно иссякают, я отчаянно прокричал:
— Помогите! Да помогите же!
Я не видел, что делалось за моей спиной. Но я не сомневался, что мои спутники уже проснулись, и недоумевал, почему они не приходят мне на помощь. Мною овладел ужас вперемешку с яростью. Я сопротивлялся из последних сил. Мои жилы натянулись, как канаты, а глаза едва не вылезли из орбит. И вот, когда мне уже стало казаться, что я обречен, и с минуты на минуту буду повержен, тело волка вдруг резко дернулось. Его хватка ослабла. Я с диким криком сбросил его с себя. Зверь повалился на землю и забился в судорогах. Немного похрипев, он постепенно затих.
Меня трясло, как в лихорадке. Соленый пот заливал мое лицо и больно щипал глаза. Я заворожено смотрел на неподвижное тело волка, будучи не в силах поверить, что весь пережитый мною ужас уже позади.
— Все в порядке? — раздался сзади тихий голос Вани.
Я обернулся. Попов испуганно смотрел на меня. В его руке был окровавленный топор. Значит, это он прикончил зверя! Значит, это он спас мне жизнь!
Я, тяжело дыша, кивнул и вытер обильно выступивший на лбу пот.
— Чего ты медлил? Раньше, что ли, не мог его тюкнуть?
— Сначала искал топор. Потом примеривался, как бы не задеть тебя, — оправдываясь, проговорил Ваня.
Я благодарно потрепал его по плечу и прохрипел:
— Спасибо.
Сбоку раздались шаги. К нам подбежала Юля.
— Дима, ты не ранен? — беспокойно спросила она.
— Вроде, нет, — ответил я. — А где Алан?
Мы поглядели по сторонам, но Тагерова не увидели.
— Алан! — громко крикнул Попов.
Его клич отозвался в лесу раскатистым эхом.
— Я тут! — донеслось издалека.
Я почувствовал, что во мне стремительно закипает гнев. Похоже, этот ублюдок даже и не думал приходить мне на помощь. Почуяв опасность, он бросился спасать свою шкуру. Вот урод! Заметив его приближающийся силуэт, я не смог сдержаться, и молнией бросился на него. Мой кулак врезался ему в челюсть. Тагеров охнул от неожиданности и отпрянул назад. Я ударил его еще раз. Тут он опомнился, и я ощутил мощный удар под дых. Меня скрутило. После этого последовал разящий удар в подбородок. В моих глазах заплясали звездочки, а вокруг все стремительно закружилось. Последнее, что я услышал перед тем, как потерять сознание, был какой-то отдаленный голос Патрушевой:
— Алан, прекрати! Прекрати сейчас же!…
— 13 —
В окно палаты что-то стукнуло. Я вздрогнул и открыл глаза. Стук повторился. Кто-то снизу бросал в стекло мелкие камешки.
"Наверное, дети балуются", — решил я, и поднялся с кровати, намереваясь задать им хорошую трепку. Но, выглянув наружу, я испуганно отпрянул назад. Под окном стояли три женщины. Это были матери Ширшовой, Патрушевой, и Вишнякова. Увидев меня, они замахали руками, приглашая к себе. Их глаза были красными от слез. Понимая, что прятаться глупо, я собрал волю в кулак, и снова высунулся из-за занавески.
— Дима, спустись к нам!
В их просьбе было столько мольбы, что у меня защемило сердце. Но какая-то дьявольская сила удерживала меня на месте. Как я смогу им объяснить, почему их дети погибли, а я остался жив? И почему жив остался именно я, а не кто-нибудь другой? Я не мог смотреть им в глаза. Меня сжигало чувство вины. Поэтому я помотал головой и приложил руку к груди, как бы принося свои извинения.
— Но почему? — отчаянно выкрикнули они.
Что я мог им сказать? Я вздохнул и отошел от окна, чувствуя, как по моей спине загулял мороз. Плюхнувшись на кровать, я закрыл глаза…
Когда я снова пришел в сознание, до меня донеслась жаркая перепалка. Юля и Алан спорили обо мне. Тон Патрушевой был обвинительным, тон Тагерова — оправдывающимся.
Я приподнялся и увидел, что лежу в "балагане". Во рту пересохло. Мне мучительно хотелось пить. Все тело пробирала мелкая дрожь, а в голове неприятно гудело. Я попытался вылезти наружу, но тут в моем животе резануло так, что у меня непроизвольно вырвался стон. Перепалка тут же смолкла. Еловая "крыша" приподнялась, и на фоне макушек деревьев появились силуэты Вани и Юли.
— Очнулся? — жалостливо спросила Патрушева. — Димочка, с тобой все в порядке?
Ее тонкая, нежная ладонь коснулась моего лба.
— Все нормально, — просипел я. — Только пить очень хочется.
— Пить? Но у нас ничего нет. Потерпи до рассвета. Что-нибудь придумаем.
Ее голос предательски дрожал. Как это все было трогательно! Юля хотела еще что-то сказать, но тут ее бесцеремонно перебил Тагеров.
— Старик, ты уж меня извини, — проговорил он, склонившись надо мной, и отодвинув в сторону Попова. — Но ты сам виноват. Бросился вдруг ни с того, ни с сего. Что мне еще оставалось делать? Так как, мир?
Я решил не обострять обстановку, и, скрепя сердце, примирительно пожал ему руку.
— Ну, вот и хорошо! — воскликнул Алан. — А теперь ложитесь все спать. Я подежурю.
Патрушева для порядка еще немного его почехвостила, после чего они с Ваней залезли в укрытие и улеглись по обе стороны от меня.
Я закрыл глаза, но сон обратно не возвращался. Мне было страшно. Я напряженно вслушивался во все звуки, долетавшие до меня из ночной тишины. Как бы на нас не напали другие волки! Слишком уж неприветливыми были здешние места.
Неуютно себя чувствовал не только я. Судя по тому, как ворочались с боку на бок мои соседи по "братскому ложе", им тоже было не до сна.
— Дим, а что ты сделаешь в первую очередь, когда мы отсюда выберемся? — донесся до меня шепот Юли.
Перед моими глазами вдруг с удивительной ясностью предстали мой дом, моя комната, моя кровать, мой письменный стол. Из моей груди вырвался тяжелый вздох. Как много бы я отдал, лишь бы сейчас, сию минуту, снова оказаться в этой привычной, уютной обстановке.
— Завалюсь спать, — прошептал я в ответ.
— Да? — огорченно проговорила она. — А я думала, ты скажешь, что пригласишь меня в кино.
— Непременно приглашу, но только после того, как высплюсь, — нашелся я.
Мы тихо рассмеялись.
— А я пойду на рыбалку, — вступил в наш разговор Попов. — Вы любите рыбалку?
— Я ни разу на ней не была, — ответила Патрушева.
— А я не нахожу в ней ничего интересного, — признался я. — Пустое времяпрепровождение, да и только.
— Ты просто никогда не был на хорошей рыбалке, — возразил Ваня. — Проснешься рано утром на рассвете, выйдешь из дома, придешь на речку — вокруг тишина. Песок на берегу прохладный. Усядешься на него, размотаешь леску, забросишь удочку, смотришь на поплавок и гадаешь, принесет он тебе удачу, или нет.
— Слушайте, вы, рыбаки, — раздался ревностный голос Алана. — Хотите потрепаться — идите дежурить, а я вместо вас посплю. Чего я зря стараюсь? Джигиты-вакхабиты!
Мы прыснули, но после затихли, и снова закрыли глаза.
К утру над землей стал подниматься туман. Освещаемый лунным светом, он имел какой-то жемчужно-опаловый оттенок. Наша одежда отсырела. Зубы отстукивали частую дробь. Мы ежились и непроизвольно теснились друг к другу, чтобы хоть как-то согреться. Заснуть нам больше так и не удалось. Когда на землю упали первые лучи солнца, мы вылезли из укрытия и бодро вскочили на ноги. Первое, на что мы обратили внимание, была туша убитого волка. Зверь неподвижно лежал на земле. Он был худым и облезлым. Его наполненные злобой, остекленевшие глаза обреченно смотрели куда-то вверх.
