Алексей Хапров - Сын Духа Святого
Выбери меня, выбери меня,
Птица счастья завтрашнего дня.
В моей голове каким-то непостижимым образом перемешивались воспоминания об ушедшем и действительность. Я как бы одновременно присутствовал сразу на двух выпускных вечерах. На том, который был сейчас, и на том, который был в моей прошлой жизни. Много лет назад, в этот же самый день, правда, в другом месте, недалеко отсюда, — в парке, который располагался рядом с моей старой школой, — я вот так же находился в кучке одноклассников, и распевал песни под гитару. На ум невольно приходили сравнения. Песни, вроде, и там, и здесь пели одни и те же. Тогда я был так же весел, так же счастлив. Таким же было пьянящее чувство приближающейся свободы. Но не было одного — ощущения единства с теми, с кем я тогда сидел. Тогда я не переживал, что мы собираемся всем классом вместе в последний раз. А сейчас переживаю.
Последний раз мы, наверное, сидим вместе и со Славиком. За эти годы мы с ним очень крепко сдружились. Настолько крепко, что нас в шутку даже иногда называли братьями.
— Ну ты, что, твердо решил ехать в Москву? — спросил его я. Спросил просто так, ради разговора. Хотя мог бы, конечно, и не спрашивать. Ведь я прекрасно знал, что Славик после школы поступит в Московское художественное училище. Так же, как знал и то, что после окончания этого училища популярность его работ начнет стремительно расти. Славик об этом пока даже и не задумывался.
— Да, — пробасил он, утвердительно кивнув головой. За последний год он сильно изменился: заметно вырос, возмужал, и уже ничем не напоминал того маленького, щупленького мальчика, каким был раньше.
— Ну а ты? — спросил он. — Не изменил своего решения?
— Не изменил, — ответил я.
Славик вздохнул. В его глазах промелькнула печаль. Ему тоже было грустно от предстоящего расставания. Но оно было неизбежным. У каждого своя дорога. У каждого своя судьба. Увидимся ли мы с ним когда-нибудь еще — этого я не знал.
Что касается моей дороги, то я определил ее не без колебаний. Сперва я хотел выбрать какой-нибудь другой ВУЗ. Не сельскохозяйственный институт, как в прошлой жизни, а что-нибудь попрестижнее, посолиднее. Основания для этого были. У меня теперь и аттестат был получше, и знаний в голове побольше. Но затем я рассудил иначе. Изучать то, что уже раньше изучал, мне будет гораздо легче. Именно исходя из этого я решил не рисковать, и идти по уже знакомому мне пути.
Поступать в институт в этот раз я решил сразу после школы, а не после армии, как в прошлой жизни, пока школьная программа еще прочно сидела в моей голове, и не выветрилась из памяти.
Поступил. Причем поступил довольно легко. Экзаменационные билеты не вызвали у меня никаких затруднений, и после завершения вступительных экзаменов моя фамилия значилась в списке принятых.
Говоря о том времени, а это был 1980 год, невозможно обойти стороной событие, которое осталось в памяти каждого жившего в нашей стране человека — Олимпийские Игры в Москве.
Найдется, наверное, достаточно много людей, мучимых ностальгией, которые готовы пожертвовать очень многим, лишь бы вернуться в эти незабываемые летние две недели, и заново пережить этот грандиозный общегосударственный праздник, торжественная атмосфера которого ощущалась буквально везде и во всем.
Да, я, наверное, самый счастливый человек на земле, ибо только мне довелось пережить Московскую Олимпиаду второй раз. А всем остальным, как бы сильно они этого ни желали, остается только ностальгически вздыхать, и довольствоваться лишь воспоминаниями.
В дни Олимпиады я не отходил от телеэкрана. Советское телевидение показывало Игры в самом полном объеме. Трансляции соревнований шли с утра до вечера. Мои глаза были красными от напряжения. Я снова восхищался церемонией открытия, красочней и масштабней которой мир еще не знал. Радовался победам наших легкоатлетов, боксеров, гимнастов, пловцов. Переживал обидные поражения наших футболистов и баскетболистов. А во время церемонии закрытия, когда Олимпийский огонь в чаше Лужников погас, а талисман Игр Мишка под грустную песню улетел со стадиона на воздушных шарах, в моих глазах, как и много лет назад, выступили слезы.
В сентябре начались занятия в институте. Но, не проучившись даже месяца, я вынужден был их прервать. Причина была простая — меня забрали в армию. В те годы студентам дневных отделений ВУЗов еще не предоставлялись отсрочки от призыва, что появилось позже, поэтому институтскую аудиторию пришлось заменить на армейскую казарму.
Армии в этот раз я не боялся. Я помнил все свои связанные с ней трудности, поэтому, не желая их повторения, стал готовить себя к службе загодя. В течение последних двух лет я каждый день упражнялся с гантелями, гирей, эспандером, и к моменту призыва выглядел уже не смазливым хлюпиком, как в прошлый раз, а атлетичным, натренированным человеком, способным постоять за себя в случае необходимости.
Наступил день призыва. Я рано проснулся и выглянул в окно. Погода стояла такая же, как и в прошлый раз. Небо было затянуто облаками, прохладный ветер теребил листву обвитых желтым пламенем деревьев, в воздухе царила сырость, наводившая на мысль о скором дожде. Но никакого дождя сегодня не будет. Это я помнил точно. Напротив, к середине дня облака рассеются, и в момент, когда я буду садиться в поезд, небо станет чистым, и солнце будет светить ярко-ярко.
В прошлый раз, увидев пасмурную погоду за окном, я, помнится, подумал, что она как раз под стать моему настроению. Это действительно было так. Тогда мне было не по себе. На душе было скверно. Меня переполняло волнение, пробирала мелкая дрожь. Мне мучительно не хотелось покидать родной дом и привычную обстановку. Мне было горько, что мне приходится это делать. Впереди была неизвестность, а неизвестность всегда порождает опасения.
Я усмехнулся. Да, сейчас я чувствую себя уже не так. Сейчас я чувствую себя намного уверенней. Нет, легкое волнение у меня, конечно, присутствовало. Но оно не являлось следствием боязни неизвестности. Я прекрасно знал, в какую часть попаду, с какими людьми мне предстоит провести ближайшие два года. Мне предстояла новая встреча с тем, что у меня уже когда-то было. Вот это-то и порождало во мне волнение.
Памятуя, что хорошо пообедать мне сегодня не удастся, я плотно позавтракал, проверил свою дорожную сумку, уложенную еще накануне вечером, и принялся настойчиво уговаривать мать не провожать меня на призывной пункт.
— Мам, ну не ходи со мной, — убеждал ее я. — Что я, маменькин сынок, что ли? Перед ребятами будет стыдно.
— Туда придут все родители, — возражала она.
— Туда придут родители всех хлюпиков, — не сдавался я. — Родители самостоятельных детей попрощаются с ними дома.
Мне не хотелось, чтобы мать шла со мной. В прошлый раз она так плакала, провожая меня, словно я уходил на войну. От ее слез у меня на душе жестоко скребли кошки, и это только добавило угнетенности моему настроению. Я не сомневался, что в этот раз все будет точно так же, и очень хотел этого избежать. Мое настроение было нормальным, и мне не хотелось его портить.
Кроме этого, я хотел идти один и по другой причине. Мне требовалось осмотреться, всех вспомнить, собраться с мыслями, а присутствие матери будет от этого только отвлекать.
С превеликим трудом, но мне все же удалось уговорить ее остаться дома.
Попрощавшись с матерью у порога, я перекинул дорожную сумку через плечо, и вышел на улицу.
Призывной пункт кишмя кишел народом. Кого здесь только не было. И мамы, и папы, и дедушки, и бабушки, и братья, и сестры, и друзья, и подруги, и еще всякая седьмая вода на киселе. Некоторых призывников провожало по десятку, а может быть и более, человек. Было заметно, что новобранцев это смущало, и они явно чувствовали себя растерянными. В их глазах отчетливо просматривались испуг и волнение. Многие из них старались храбриться, изображать веселье. Но за их напускной бодростью тем не менее ясно проступала грусть от предстоящего расставания с домом, с родными и близкими, с друзьями. Как, например, у того плечистого, рыжего, веснушчатого крепыша. Стоит, харахорится, а в глазах тоска. Стоп! Да это же Сморкачев! Как давно я его не видел! Сначала даже не узнал. Мой первый враг в прошлом. Как-то сложатся наши отношения теперь? Рядом со Сморкачевым стояла старая, бедно одетая женщина с печальными глазами. Наверное, это его мать. Она чем-то была похожа на мою мать. Весь ее вид красноречиво свидетельствовал о том, как трудно дается ей жизнь, какой нелегкий крест приходится ей на себе нести, и сколько усилий пришлось ей приложить, чтобы воспитать своего единственного сына. Ее усталое лицо подчеркивало это с беспощадной ясностью.
В моей памяти снова проявились события прошлого. Поздний вечер, казарма, пистолет, испуганные глаза Сморкачева…
