Алексей Макеев - Она слишком любила красное
Ее взгляд заметно потускнел.
– Разве у меня есть выбор? Вы ведь не можете предложить взамен достойную артельнативу, Роман Александрович?!
– Нет, не могу, – согласился я.
– Волею судьбы я должна до конца жизни прозябать в этом захолустье.
По ее голосу было нетрудно догадаться, что ее слова были не искренними. Либо жизнь на ферме ей все ж таки нравилась, либо у нее были грандиозные планы на несколько лет вперед. Я не исключал и такого варианта, что у этой смазливой, довольно-таки неглупой красотки имеется на примете какой-нибудь молодой щеголь, который в ближайшее время с удовольствием обвенчается с прекрасной и цветущей вдовой. Если, конечно, Светлане удастся окончательно охмурить Ивана Васильевича, а затем поспешно отправить его в царство теней, из которого никто и никогда не возвращался.
Еще несколько минут мы побеседовали на отвлеченные темы, и я, извинившись за то, что так бесцеремонно нарушил ее покой, решил продолжить прогулку вдоль аллеи. Не пройдя и сотни шагов, я машинально оглянулся. Беседка была пуста. Я начал внимательно осматривать местность. Виктория и Иван Васильевич по-прежнему были одни и о чем-то мирно беседовали. Во всяком случае, никто из них не размахивал руками и никаким иным способом не выказывал возмущения. Впрочем, отлично зная собственную жену, я бы не стал зарекаться в том, что между ними в любую секунду не могла вспыхнуть ссора. Это были две пороховые бочки, обогреваемые прямыми лучами полуденного солнца, которые могли взорваться в любой момент. Посмотрев в противоположную сторону, по направлению к лесному массиву, я наконец-то обнаружил Светлану. Она спешила к подножию мелководного ручья, огибающего этот массив по самой его кромке. Потом я обратил внимание на гнедую лошадь, привязанную к дереву, и лишь затем, чуть поодаль, увидел ее всадника в джинсовом потертом костюме. У него на ногах были резиновые сапоги с обрезанными голенищами. Его волосы были прикрыты легкой спортивной шапочкой. Из-за того, что он смотрел в противоположную сторону, я не мог разглядеть его лица, но по некоторым приметам пришел к выводу, что ему было немногим более двадцати лет. В его манере передвигаться что-то показалось мне знакомым, но я не обратил на это особого внимания. Возможно, я уже встречал этого парня раньше. Я мог встретиться с ним еще в прошлый раз, когда мы с Викторией отправлялись в свадебное путешествие. Убедившись, что Светлана целенаправленно спешит к нему навстречу, я вновь посмотрел на Викторию и на ее отца. За поворотом дороги они не могли видеть ни Светлану, ни молодого человека вместе с его лошадью. Теперь я понял, почему в беседке Светлана была так напряжена. Своим присутствием и неуместными расспросами я невольно помешал ее свиданию. В эту минуту мне почему-то стало искренне жаль своего тестя. Если мои догадки были верны и я не ошибался насчет его служанки, то уже с уверенностью мог сказать, что воочию видел вологодского ковбоя, который имел особые привилегии для того, чтобы в скором будущем стать новым хозяином фермы.
22
Виктория подошла ко мне почти бесшумно, ступая по густой траве как по мягкому ковру. Она была не на шутку взволнована и чем-то озабочена. Я сделал вид, что не заметил существенных перемен в ее настроении. В конце концов, она сама хотела навестить отца. Если он повлиял на нее так удручающе, то почему это должно стать моей проблемой?
– Ты оставила Ивана Васильевича одного? – как бы между прочим, спросил я. – С ним может что-нибудь случиться. Вдруг внезапно понадобится чья-то помощь?
– Он не один. Пришла его служанка. Она присмотрит за ним, – возбужденно ответила Вика.
– Благодаря ее заботам твоему отцу не грозит одиночество, – подметил я. – В какой-то степени ты должна благосклонно относиться к этой девушке.
Виктория тут же просверлила меня целеустремленным взглядом.
– Эта вертихвостка проявляет слишком много усердия, – сказала она. – Я не удивлюсь, если мой папаша составит завещание, в котором будут предусмотрены ее интересы.
– Дорогая, пока у тебя нет причин для беспокойства, – сказал я. – Она сутками ухаживает за твоим стариком. Я не вижу ничего предосудительного в том, если он решит ее хоть как-то отблагодарить.
– Все гораздо сложнее, – вздохнула Вика. – Я опасаюсь, как бы он не оставил ей слишком много…
– Что значит много? – спросил я. – Для одного человека и пять долларов крупная сумма, а для другого…
– Слишком много, это и означает, что слишком много! – вспылила Вика.
Глядя на нее, нельзя было не догадаться, что ей удалось выведать у моего тестя кое-какие признания. Она просто еще не успела определиться: нужно ставить меня в известность или нет.
– Не торопись делать поспешные выводы, – посоветовал я. – Твое мнение может быть ошибочным. К тому же Иван Васильевич не такой сумасшедший старик, чтобы позволить себе совершить какую-то необдуманную глупость. Если он составил завещание, то наверняка заложил в него глубокий здравый смысл. Да, у него слабость в ногах, но он еще не потерял рассудок. Даже его грубость не является признаком старческого маразма. Он живет в таких условиях и в таком обществе, где стать интеллигентным человеком зачастую практически невозможно, да и неприемлемо к местным устоям. Кто знает, дорогая, может, твой отец протянет еще не один десяток лет. Возможно, он переживет всех нас…
– Если он женится на этой озабоченной сучке… – почти выкрикнула Виктория.
Она сникла и посмотрела на меня смущенным взглядом. Я не торопился ее о чем-то расспрашивать и терпеливо ожидал продолжения ее внезапно оборвавшейся речи. Я не выказывал при этом ни удивления, ни тем более возмущения по данному вопросу.
– Ты даже не можешь представить, что он задумал! – с пафосом произнесла Виктория. – Это же уму непостижимо!
Она напирала на меня с таким натиском, словно идея бракосочетания ее отца со Светланой целиком и полностью принадлежала мне. Если учесть, что вся жизнь – спектакль, а мы в ней актеры, то следует признать незаурядность Ивана Васильевича как гениального режиссера. Я заранее предвидел финал этой сцены и поэтому ничуть не был удивлен, когда Виктория все-таки сообщила мне потрясающую новость:
– Этот старый маразматик, по-моему, действительно намерен на ней жениться! – с трудом выдавила она из себя. – Представляешь, эта чертовка смогла обвести его вокруг пальца. Она вертит им как мальчишкой.
– Светлана?
– Кто же еще?! Она читает ему лирические стишки. Поет дифирамбы. Вскружила голову…
– Разве я тебя не предупреждал? – холодно спросил я. – Даже самая высокая зарплата и заманчивые чаевые не заставят юную девушку с утра до ночи прислуживать старому ловеласу.
Я взял Викторию под руку, и мы пошли с ней по лужайке. Она упорно молчала, а я старался ее не тревожить. Я предчувствовал, что она не сможет долго таить в себе обиду и обязательно захочет поделиться со мной скрытыми мыслями и душевной болью. Мне только осталось дождаться того момента, когда она окончательно созреет и пожалуется на взбалмошного отца. Мое терпение и выдержка вскоре были вознаграждены. Виктория заглянула мне в глаза и возмущенно сказала:
– Этот старый осел составил завещание, согласно которому его служанке причитается тридцать процентов от всего наследства. Теперь ты представляешь, как это много?!
– Могу представить, – уклончиво ответил я. – Но это не такая неприятность, которую нельзя пережить. Тебе причитается семьдесят! Говоря юридическим языком, ты получишь основной пакет акций!
– Если бы! – озлобившись, выкрикнула она. – Еще десять процентов он переводит в церковную епархию. На старости лет решил замолить грехи.
– Даже если так, моя дорогая, – рассудительно сказал я, – тебе остается шестьдесят процентов.
– Роман! – возмутилась Виктория. – У меня складывается такое впечатление, что ты меня не слышишь. Можно подумать, что я разговариваю с непрошибаемой стеной. Мне тоже достанется тридцать процентов. Ровно столько же получит эта пигалица!
В эту минуту я действительно был удивлен, но не стал ее убеждать, что у меня не так уж и плохо с математикой. Не настолько мудреные цифры, чтобы можно было в них запутаться. Мне приходилось решать математические задачки с более сложными уравнениями.
– Ты представляешь, Ромчик! – продолжала возмущаться Виктория. – Мой дорогой папаша сравнил меня с этой дешевой потаскушкой! Он забыл, что я его родная дочь. Он втоптал меня в грязь. Смешал с кучей навоза.
– Я не касался этой темы, дорогая, только ради того, чтобы не вмешиваться в твои отношения с Иваном Васильевичем, – спокойным голосом ответил я. – Но коли ты сама завела этот разговор, то хотя бы объясни, куда… Вернее, кому будут принадлежать еще тридцать процентов?
– Отец не дал определенного ответа. Я тоже пыталась это выяснить, но все мои старания были напрасны.
